Куда уехал цирк
Шрифт:
Марья полоскала посуду, а Джонатан внимательно рассматривал большую сковородку. Довольно тяжелый металл, стандартное нанопокрытие. Стеклянная небьющаяся крышка и клеймо производителя, которого не существует, по крайней мере, в знакомом им мире. Пальцы аналитика скользили по странно изогнутой ручке, когда неожиданно сегмент оной с легким щелчком ушел внутрь. И почти сразу в центре сковороды стал проявляться алый кружок.
— Так, таки так! — Марья присела рядом с Джонатаном и недолго думая плюнула на сковороду. Раздалось шипение… — Сковорода самогрейка или саможарка?
— Я думаю не только сковорода. А вся посуда, — Натан потер кончик носа. — Это точно не наша
— Наша, не наша — раз прилетело, будем пользоваться, — практичность завхоза встала во весь рост и подбоченилась — Потренируемся, изучим режимы, напишем инструкцию… Короче, в опись я это уже внесла и инвентарные номера присвоила!
За другим столом в фургоне Зары и Якова тоже шел разговор. Люсиль с сестрой быстро поели и вместе с молодежью ушли гулять на ярмарку, а оставшиеся чинно пили чай.
— Знаешь, Федор, ты таки изменился, — прервал молчание Изя. — И я не удивлюсь, если эти пришлые цацы приложили до тебя руки.
— Молоды еще они ко мне руки прикладывать! — взвился старик. Хотя после визита к цирюльнику, с аккуратно постриженной белой бородой и волосами, он стал выглядеть гораздо моложе.
— А ты не кипятись, Федор, — Яков похлопал ладонью по столу. — Они плохого тебе не хотят.
— Молоды они…
— Дурак ты, Федор! — вдруг отрезала Зара. — Заладил, молодые да молодые! Ты приглядись к ним внимательно. Я когда эту Марью дочкой назвала, так она усмехнулась. Думала, не вижу. Сначала-то, я осерчала маленько, мол, улыбается она тут, а потом поняла, не зря усмехается. Ты им в глаза посмотри, как будто сто лет прожили. Не простые они, ой не простые.
— И чем же они не простые? — фыркнул старик, уже, кажется, из чистого упрямства.
— Да всем! — рассердился цыган. — Потапыча запросто вычесали, а он медведь с характером, если забыл. Собаки вон и не тявкнули, когда их купали да чесали, это при их-то подлой привычке кусануть из-под тишка. А где эти аристократы могли научиться такое вытанцовывать?! Благородные как же.
— Благородные, — не согласилась с мужем Зара. — Ты посмотри, как они ходят, как смотрят! И разговаривают образованно. Причем все! Нету там слуг. Доктор ихний, вон Якову порошки дал, всего два дня принимает, а уже и дышит без хрипа, и ест за двоих. А мазь, что для Аи сделал? Да у нее лицо уже почти чистое! Опять же попкорн этот. Они точно знали, как его делать! Я ведь не послушалась, крышку не закрыла, посмотреть любопытно было, старой, что будет. Вот и получила в лоб той кукурузой горячей, как стала она лопаться да прыгать. Да и тебя Федор от водки отвадил…
— Да нам каким профилем, шо то за цацы, и откуда они таки приехали? — старый музыкант промокнул платком лысину. — Как говорила Сара, да будет земля ей периной, меньше знаешь, дальше будешь. А то шо они нас из ямы вытянули, так это уже за шото говорит! И я теперь интересуюсь понять Федор, кто с твоими манцами у фургонов на козлы сядет? Скока нас и скока тех фургонов?!
— Фургоны не продам! Вы, что забыли, кто тут хозяин?!
— Все мы помним! Только если ты думаешь, что они, за свои же деньги, будут вилять перед тобой формами, и делать вид сбоку, то ты ошибаешься! За конюшню придется платить тебе.
— И заплачу! — Федор вскочил со стула и выбежал из фургона, громко хлопнув дверью.
— Упертый осел! — вздохнула Зара.
Яков промолчал, но было видно, что он полностью согласен с женой.
— Шлемазл поц… — заключил Изя и обернулся к Заре. — Ты, что заглянула?
— Заглянула. Да только сама не знаю, что увидела, — цыганка вздохнула. — У Марьи за спиной, нет
— Так сколько же лет? Ты же всегда точно знаешь, как бы ни молодились дамы.
— Не скажу, Изя, ой не скажу.
Утро — по-другому, кажется, и быть не могло — началось с Неваськиного нява. Только сегодня голос у котячего биофага был не противный, а басовитый и местами даже кокетливый. Марья вышла, зевая и кутаясь в махровый халат. Поздоровалась со стоящим у палатки сержантом и тремя темнокожими женщинами. Верней, матроной почтенного возраста и столь же впечатляющего объема, которую Робин назвал мамой Идой. И двумя ее дочками, молоденькими, округлыми и крепкими. Именно перед ними, распушив хвост, красовался Невс. А девушки гладили его в четыре руки и старались не хихикать под строгими взглядами мамы. Марья прямо в халате и сапогах на босу ногу отправилась показывать фронт работ. Предложила сначала выгрести мусор, а чуть позже, когда Оле принесет ведра с горячей водой, уже приступить к мойке. Сержант подтвердил подозрения завхоза, что завтраки во вчерашнем пабе подают не хуже, чем обеды, и задумчиво смотрел вслед уходящей женщине. И стать ему белым, но эта уверенная и независимая до полной оторопи женщина, вряд ли будет безропотно слушаться своего мужа. Если он ей, конечно, муж. Все было не так, включая широкую, абсолютно мужскую походку, совершенно не идущую к платьям. Нет женщина и девушка, ни в коем случае не выглядят простолюдинками, вырядившимися аристократками, и все же что-то с этой компанией было сильно не так.
— Привет Робин! О чем задумался? — Оле нес два ведра с чем-то голубоватым. — Кому тут ведра сдать?
— Давай я отнесу, — поспешно предложил чернокожий полисмен.
— У меня, что руки отвалятся, еще два шага их пронести? — удивился щвед. Робин показал куда нести, размышляя как объяснить, что белому не пристало подносить ведра темнокожим женщинам. А объяснить придется, иначе быть беде. Оле поболтал пальцем в ведре, взбивая пену, и объяснил, что этим надо мыть, а вот смывать не надо, высохнет и ладно. Улыбнулся женщинам и повернулся к сержанту.
— Робин, ребята уже притащили из того паба оладий и кленового сиропа, и пирогов каких-то. Пошли завтракать, пока горячее.
Подхватил растерявшегося мужчину под руку, и потащил за собой, не заметив изумления, с которым переглянулись уборщицы.
Глава 9
Робин ел, слушая восторженные вздохи сотрапезников, но сам не чувствовал вкуса пирогов, он смотрел. На белоснежную, без единого пятна скатерть. Такую же чистую, даже там, где она касалась пола занавесь, прячущую кровати, блестящую посуду и чувствовал, пробивающийся сквозь запахи еды, еще какой-то легкий и свежий аромат. Сержант принюхался, пахло немного хвоей, скошенной травой, и яблоками! Это было неправильно. В палатке где живут семеро мужчин, должно пахнуть по-другому.
— Робин! — сержант очнулся и понял, что его «задумчивость» не осталась не замеченной. — Что, не так? Ты чего принюхиваешься.
— Все не так, — бывший полицейский вздохнул и попытался объяснить. — У меня есть друзья среди белых, мы можем посидеть за кружкой пива в пабе, поговорить, но за стол в своем доме меня не пригласят.
— Мы тут не все лилейно белые, если ты не заметил, — попыталась возразить Марья.
— Но ведра с водой, чернокожим уборщицам принес именно белый, — отмел возражение Робин, подумал секунду и добавил. — Лилейно.