Кукла в волнах
Шрифт:
Иногда мне это сильно напоминало деление доступных женщин в купринской «Яме», где проститутки в зависимости от цены на них переходили из борделя в бордель, причем, по мере износа, из перворазрядного в третьесортный. Может, это слишком жестокое, циничное сравнение, и среди девушек, живущих с нами в лагере, было много порядочных. Однако обще впечатление у меня сложилось именно такое. Сам не знаю почему…
Я неторопливо доел котлету и стал пить компот, гадая, будет ли на дне этого мутного напитка какая-нибудь ягода типа абрикоса или на худой конец сливы. В это время в зал заглянула Лидка. Заметив меня, она подошла ближе.
— Витя, когда поедем за фильмами? — нога Лидии как бы невзначай прикоснулась к моей.
Обычно мы с ней, по выражению Жванецкого, «ночевали днем» в ее комнате за библиотекой. Панцирная кровать сильно скрипела, а фанерные стенки барака не могли обеспечить надежную звукоизоляцию, поэтому приходилось включать приемник погромче. В течение всего лета по радио крутили песню, которую исполнял украинский певец Гнатюк. Он пел что-то начет барабанящей судьбы, а мы удовлетворяли друг друга под эту музыку без любви, просто от скуки, и звезды не пели нам свою нежную песнь, как заметил бы один поэт.
— Заявка на машину подана на завтра, приготовь коробки с фильмами, — ответил я, поднимаясь из-за стола, — вечером, что будешь показывать?
— Новый французский фильм «Троих надо убрать» с Аленом Делоном.
— Хороший фильм. Я его уже посмотрел в Азовске.
Сильный порывистый ветер на улице поднял в воздух пыль вместе с мелким желтым песком из песчаного карьера, который разрабатывался неподалеку от аэродрома. Ветер разносил по степи типичные аэродромные запахи: нагретого солнцем металла автотехники и сгоревшего в самолетных двигателях керосина. Из автопарка тянуло дымком от разогретой на огне смолы, называвшейся «изолом» и использовавшейся для заливки швов между аэродромными бетонными плитами. Запахи донской степи, так любовно описанной в свое время Шолоховым, до нас совсем не доносились.
Я пошел в сторону автопарка, дорога была безлюдной. Тяжелый раскаленный воздух застыл синеватым маревом, поглощая все окружающие звуки. В этот промежуток времени полеты прекратились — у всех начался обед, и установилась удивительная непривычная тишина, такая тишина, словно ты один в этом мире и никому нет до тебя никакого дела, а тебе до всех остальных.
Такое чувство возникло у меня однажды, когда в полдень я шел по старому заброшенному кладбищу, расположенному в центре города, где вырос. Там также было тихо и безлюдно. Ярко светило солнце, кресты и памятники на могилах отбрасывали короткие тени. На деревьях застыли, словно на фотоснимках, беззаботно щебетавшие до этого птицы. Не было слышно ни звука, хотя я знал, что в сотне метров от кладбища в домах жили люди, по дорогам неслись машины, но здесь в центре кладбища стояло жуткое безмолвие. Тогда я невольно ускорил шаг и вышел за черту старых захоронений, вновь окунувшись в живой мир.
Та тишина вызвала ассоциации с этой, и я тоже заспешил, точно торопился скорее прокинуть сонмище мертвых. «Тьфу! Какое сравнение!» — мелькнуло в голове.
Дойдя до ворот автопарка и удивляясь внезапно пришедшим воспоминаниям, я достал из кармана пачку сигарет, на которых был изображен самолет «Ту», и не торопясь закурил. Зеленая краска на металлических воротах облетела в нескольких местах, и только красные звезды, несмотря на покрывшую их густую пыль, смотрелись прилично. «Надо бы ворота подкрасить, — рассеянно отметил я, пытаясь переключиться на другое, — а то приедет какая-нибудь очередная комиссия и сделает нам нагоняй».
Но… Затем я подумал, что мне незачем забивать голову всякой чепухой — хозяйственные дела лежали на старшине и командире роты, вот пусть Косых и занимается. Как говорил старый циник прапорщик Вова Приходько: «не бери в голову — бери в рот!» Правда, он говорил эту фразу не мужчинам, а некоторым солдаткам, которых знал довольно близко.
В автопарке кипела своя жизнь. Несколько прапорщиков в синих, не первой свежести техничках[3] сидели в курилке под растянутым сверху оранжевым куполом парашюта, который давал хоть какую-то тень. Они трепались, как принято выражаться, «за жизнь».
На заборе автопарка, в дальней стороне сушились солдатские куртки и брюки, потерявшие от частных стирок свой естественный зеленый цвет и принявшие какой-то бледно-зеленый оттенок. Чтобы не возиться с мылом и водой солдаты стирали свое обмундирование в ведрах с бензином. Мы, конечно, их ругали и категорически запрещали делать это, поскольку в войсках имелись случаи возгорания одежды, но, как известно, наш человек очень упрям и все хочет познать на свое опыте. Кажется, Чехов писал в своих записных книжках, что Россия это большая равнина, по которой носится лихой человек. Вот такие лихие люди и попадали в армию. Причем попадали в больших количествах.
В небольшом домике автопарка, куда я зашел, в одной комнате находился кабинет командира автороты, а в другой сидела диспетчер и выписывала путевые листы (или, как обычно говорили, путевки) на транспорт. Как и все девушки на аэродроме она была солдаткой, и звали ее Наташей. На ней была обычная темно-синяя техничка, на ногах кроссовки. Она имела вид строгой неприступной девушки, но темно-синие глаза её были веселыми.
Рядом стоял большой цинковый бак с водой и привязанной к ручке алюминиевой кружкой. Мне ужасно захотелось пить, но я себя удержал, по опыту зная, что потом захочется пить еще сильнее.
— Где командир? — спросил я Наталью.
— Поехал на полеты, посмотреть все ли в порядке, — ответила девушка, не глядя на меня и продолжая заполнять свои бумаги.
— Ну, как тебе новый зампотех? — поинтересовался я ее мнением о лейтенанте Терновом.
— Да ничего, только немного нахальный.
Наташа встряхнула каштановой прядкой волос и отчего-то слегка покраснела.
«Ладно, — подумал я, — не хочет говорить — не надо! Только интересно, что могло смутить Наташку? Она ведь привычная ко всему. Надо спросить у Сергея».
Можно было конечно и не интересоваться. Спрашивается, кому какое дело кто с кем спит, и кто кому нравится? С другой стороны, как замполит я отвечал за воспитание подчиненных и, к тому же, у моего любопытства были причины. Однажды подруга Натальи, тоже солдатка, после бурного романа с прапорщиком выпила кучу таблеток и отравилась — еле откачали. Замполиту комендатуры, а им тогда был замполит другой роты, поставили на вид, что он не интересуется и не знает, чем живут военнослужащие подразделения. Поэтому, волей-неволей приходилось быть в курсе романов обитателей военного городка.