Кукловод
Шрифт:
– Вот как? – удивился Акимов.
– В грузовики пересядут другие люди. И повезут оружие к месту назначения. Голова останется на вашей шее. Я не буду советовать, что вам делать, а чего не делать. Сами решайте. Ну, как вам предложение?
– В чем, собственно, заключается предложение?
Литвиненко вздохнул. Он не любил, когда, такие бабы, как этот Акимов, разыгрывают из себя крутых мужиков. Затевают странную торговлю, когда базарить уже не о чем.
– Вам оставляют жизнь, – сказал Литвиненко. – Вам и этому сопляку, который сейчас сидит за рулем. Величко мы тоже не
Акимов чмокнул губами, будто послал кому-то воздушный поцелуй.
– Хорошее предложение, без бля. Еще пару дней назад я бы всерьез его обдумал. И, возможно, даже согласился.
– Соглашаться все равно придется. Если вы не отдадите мне Каширина… Я просто вынужден буду пойти на крайние меры. Каширин все равно труп. Вам его не спасти. Погубите себя и всех ваших друзей. Спросите у Рогожкина, ему охота умирать?
– Как вы узнали, что я здесь?
– Гецман вас заложил. Продал со всеми потрохами. Обыскал вашу квартиру, нашел письмо Галима. И вот мы здесь. Гецману нужен груз. Мне нужен Каширин.
Опустив глаза, Акимов минуту обдумывал предложение. Наконец, сказал:
– Расклад изменился. Каширин всем нам спас жизни. И мне в том числе. Он вытащил нас с того света. Я ему благодарен по-человечески. Хотя, вижу, вам этого не понять.
Литвиненко, кажется, исчерпал небольшой запас словесных аргументов. Он был плохим переговорщиком, нетерпеливым человеком, он с трудом подбирал нужные слова. Литвиненко злился, и чем больше злился он, тем труднее давался ему трудный разговор. Встреть он такого ублюдка, как Акимов, в другом месте и в другое время, Литвиненко бы знатно повеселился. Для начала достал опасную бритву и отрезал Акимову пальцы. Начал с мизинцев и дальше по порядку… И так вплоть до главного, до двадцать первого пальца.
– Нет, так у нас ничего не получится, – покачал головой Литвиненко. – Отдели свои эмоции от прочего дерьма. На этот раз Каширин вашу жизнь не спасет. Он подохнет и всех вас потянет за собой. И за свой героизм ты не получишь премиальных. Только пулю. Брось это блядство. Вижу, ты клевый мужик, и мне не хочется тебя убивать.
Акимов упрямо помотал головой и стал пятиться задом.
– Ты не уйдешь, – покачал головой Литвиненко. – Машину заблокировали со всех сторон. Поэтому не валяй дурака.
– А если попытаюсь, ну, свалять дурака?
Продолжая держать руки в карманах, Акимов распахнул не застегнутый бушлат. Под бушлатом Литвиненко увидел пояс из двухсотграммовых тротиловых шашек, скрепленных друг с другом изолентой и привязанных к брючному ремню. Акимов вытащил руку из кармана и вытянул ее вперед. В кулаке была зажата осколочная граната Ф – 1. Чеки на гранате не было.
Теперь Литвиненко захотел попятиться задом или упасть лицом на землю, но, сдержав приступ бешеного страха, остался стоять на месте. Даже усмехнулся. Беги, не беги, если Акимов разожмет пальцы, кранты. Тогда местные собаки будут лакомиться кишками Литвиненко на соседней улице. А то и дальше, за околицей села.
– Мне можно идти? – спросил Акимов.
– Разумеется, – голос Литвиненко предательски дрогнул. – Иди.
Акимов поднял кулак с гранатой до уровня лица Литвиненко.
– Скажи своим людям, чтобы не стреляли.
– Я здесь старший. Они не будут стрелять без моей команды. Такой уговор. Все знают, что в кузове «Урала» взрывчатка, патроны и заряды для гранатометов.
Акимов сладко улыбнулся. Он видел, что Литвиненко прошиб пот. На ветру холодно, а лицо собеседника блестит капельками пота, как рыба серебристой чешуей.
– Значит, я пошел?
– Сказал же, иди. А то этот молодой ублюдок, которой сидит за рулем, от страха обдристал всю кабину. То, что ты сделал, большая ошибка. Я ведь тебе жизнь предлагал. Ты сделал выбор, деваться тебе некуда. И еще, ты меня по-настоящему разозлил, вот чего ты добился. Теперь иди.
– Хорошо, я ухожу. А ты стой, где стоишь. Если попробуешь бежать, сам понимаешь, обижаться не на кого будет. Короче, не пытайся. И помни: мне терять нечего. Кроме собственной жизни, которая, по правде сказать, мне не очень нужна.
Пятясь задом, Акимов дошел до калитки. В эту минуту он боялся неосторожно поставить ногу, оступиться. Но все обошлось. Свободной рукой он отворил калитку. Вышел на дорогу. Взобрался на подножку, дверцу уже открыл Рогожкин. Присев на край сиденья, Акимов вытащил из кармана чеку от гранаты, сунул ее на прежнее место. Осторожно разжал пальцы.
– Трогай, – сказал Акимов.
Рогожкин, не слышавший разговора, но наблюдавший немую сцену из кабины, понял все и без слов.
– Куда едем? – спросил он.
– Куда-нибудь. Похороны Галима переносятся. По объективным причинам.
Рогожкин подал грузовик вперед, развернулся в конце улицы. Акимов снял с пояса тротиловые шашки, задвинул их ногой под сидение. На обратном пути снова проехал дом Галима. Никого не видно, ни единого человека, Литвиненко исчез. Через пару минут грузовик ехал все по той же дороге, только теперь в обратном направлении.
От поселка агрокомбината отъехали километра четыре, когда в зеркале заднего вида Рогожкин увидел, как из дорожной пыли вынырнули и сели на хвост три светлых «Нивы». Легковушки не пытались догнать грузовик, поравняться с ним. Выстроившись одна за другой, «Нивы» просто следовали за «Уралом», сохраняя дистанцию метров в триста.
– Чего они хотят? – спросил Рогожкин.
– Этот бритой наголо хрен, с которым я разговаривал, хочет получить Каширина. Потому что Каширин якобы украл у него большие деньги. Они идут по нашему следу, чтобы его взять. И еще в «Нивах» люди Гецмана. Эти хотят назад грузовики. Мы возвращаем им груз и Каширина. Они нас не трогают. Что думаешь обо всем этом?
– Пошли они на хер.
– А по существу?
Рогожкин пожал плечами.
– А по существу – пошли еще дальше.
Тут Рогожкин задумался всерьез. Что же теперь делать? В поисках решения он до боли кусал нижнюю губу, но ничего не мог придумать. Голова оставалась пустой, стерильно чистой. Словно Рогожкин выстирал собственные мозги стиральным порошком «Старт», а потом засунул их обратно под черепную коробку.