Куколки
Шрифт:
Петра выжидающе уставилась на нас, потом перевел взгляд на Софи, снова на нас. Мы не шелохнулись. Петра видно, решила, что надо брать дело в свои руки. Она подобралась к лежаку, положила ручку на темные волосы тихо попросил?:
— Не плачь, ну, пожалуйста, не плачь!
Софи резко затихла. Потом, не поворачиваясь, вытянул руку, обняла Петру за плечи. Она еще плакала, но куда тише. Наши сердца сжимались от бессильной жалости о ней.
Спал я на жёстком холодном полу и проснулся с больше неохотой — меня настойчиво звал Майкл:
— Ты что,
— Который час?
— Около восьми, наверное. Светать начало часа три назад, и у нас уже была схватка.
— Что случилось?
— Мы заметили засаду, выслали вперед небольшой от ряд. Он столкнулся с их отрядом, шедшим вслед за засадой Они решили, что напали на наши основные силы, и кинулись в бой. Ранили двух-трех наших.
— Так вы уже близко?
— Да, похоже.
Ничего хорошего, подумал я. Мы ведь не могли вылезти из пещеры при свете. С другой стороны, если мы останемся здесь, а они захватят все селение, то нас сразу обнаружат.
— А как там друзья Петры? Думаешь, мы можем на них рассчитывать? — спросил Майкл.
— Безусловно, — холодно отозвалась женщина.
— У вас ничего не изменилось?
— Нет, еще часов восемь, восемь с половиной — и мы до вас доберемся. Холодность исчезла из ее мыслей, появилось нечто вроде благоговейного ужаса. Жуткая страна. Мы видели Плохие Края, но никто из нас и представить себе не мог… Сейчас летим над землей, похожей на спекшееся черное стекло. Ничего живого, лишь черное стекло, будто океан застывших черных чернил… Потом пояс плохих земель — и снова чернота. Что они тут делали, что такое сумели натворить, как возникло столь жуткое место?!
Теперь понятно, почему наш народ сюда не стремился. Словно с края света попадаешь прямо в ад… ни надежды, ни жизни… Но почему? Почему? Мы знаем, они были как дети, получившие вдруг мощь и силу богов… И что же, все с ума посходили? Вместо гор — кучи головешек, вместо равнин — черное стекло… А ведь прошло уже столько веков! Жутко… безнадежно. Чудовищное безумие! Страшно представить себе целый народ, сошедший с ума… Не знай мы, что вы нас там ждете, уже развернулись бы и бежали обратно…
Но тут ее прервала Петра — мы все пошатнулись, такое горе она излучала. Мы не подозревали, что она не спит и прислушивается. Конечно, она расстроилась, уловив мысль о возвращении. Я утешил ее, и та женщина вновь смогла заговорить с нами — успокоить девочку. Петра затихла.
Майкл напомнил:
— Дэвид, как насчет Рейчел?
Припомнив его волнение минувшей ночью, я объяснил Петре, что надо сделать.
Петра помолчала, прислушиваясь к Рейчел, потом покачала головой:
— Про Марка она ничего не знает и чувствует себя совсем несчастной. Еще она спрашивает про Майкла.
— Передай ей, что и с ним, и с нами всё в порядке. Еще скажи, что мы ее любим и что она не должна бояться. Пусть постарается никому не выказывать своего беспокойства.
— Она все поняла. — Петра спросила меня вслух: — Дэвид, Рейчел боится, а еще она… она плачет внутри. Ей нужен Майкл.
— Это она тебе сказала? — спросил я.
— Нет, но у нее, там за мыслями, есть еще такие мысли, и я их слышу.
— Пожалуй, лучше будет, если мы никому ничего не скажем, — решил я. — Ведь никто из нас не слышит того, что у других за мыслями. Сделай вид, что ты их не заметила, ладно?
— Ладно, — согласилась Петра.
Я надеялся, что поступаю правильно. Подумав, я попытался представить себе такие «задние мысли», как их назвала Петра, и мне все это не очень понравилось. Что еще слышит Петра?..
Через несколько минут проснулась Софи. Казалось, прошлой ночью она выплакалась и теперь была совсем спокойна. Она велела нам отойти в дальний угол, а сама открыла занавеску. Потом развела огонь в очаге, дым от него большей частью выходил наружу, а остатки — что они затемняли и без того грязную пещеру. Потом Софи поставила на огонь железный котелок, налила в него воды насыпала что-то из разных мешочков.
— Присмотри-ка, — велела она Розалинде. Уходила она минут на двадцать, вернувшись, бросила пещеру пару твердых лепешек и влезла сама. Подошла котелку, помешала содержимое, принюхалась.
— Все в порядке? — спросил я.
— Да. Тело нашли, но решили, что это твоих рук дело Поискали рано утром в окрестностях, но мужчин осталось мало, так что сейчас все думают о другом. Возвращаются те, кто дрался ночью. Ты что-нибудь знаешь?
Я рассказал ей о неудачной засаде.
— Они близко? — спросила она. Я позвал Майкла, потом ответил:
— Только что вышли из леса.
— Значит, часа через три доберутся до берега реки. Софи разлила похлебку по плошкам. Вкус оказался приятнее, чем вид. А вот хлеб был менее съедобным. Сначала она разбила лепешку камнем, потом размочила в воде Петра пожаловалась: дома мы ели совсем другое?.. И внезапно кинула вопрос:
— Майкл, а мой отец там?
От неожиданности он машинально ответил «да». К счастью, Петра не поняла, что это означает, а вот Розалинда опустила плошку, уставившись в нее невидящими глазами.
Да, одно дело — подозревать, и совсем другое — знать. Мне послышался безжалостный проповеднический голос отца, я даже знал, какое у него выражение лица:
— Дитя, которое станет взрослым и сможет размножаться, станет сеять вокруг заразу, и все превратятся в мутантов, в чудовища! Здесь такого не случится?
А еще мне вспомнилась тетя Гарриет: «Я буду молить Господа нашего послать миру немного милосердия…» Бедная тетя Гарриет, ее мольбы оказались столь же бесполезными, сколь беспочвенными были надежды…
Мир, в котором отец мог отправиться на такую охоту. Что за мир!..
Розалинда взяла меня за руку. Софи подняла голову, лицо ее сразу переменилось:
— Что с ним?
Розалинда ответила. Глаза Софи расширились от ужаса. Она глядела на меня, на Петру, отказываясь понять, и собралась было что-то сказать, но тут же закрыла рот. Я тоже посмотрел на Петру, потом на Софи, на ее лохмотья, на пещеру…