утки гуляют по щербатым мосткамкоряга молча лежит в водекак земляной древесный озёрныйподгнивший трухлявый дедчто-то внутри коряги булькает и кряхтитчто-то в озере пускает маленькие пузыривыгуливает старушка двух колли без поводкашерсть колли как войлок, морды грустныкое-где из труб тянется дымогородные пугала машут рукамии осенние осы пируют в тарелке с тыквойи растут вдоль тропинкиядовитые красные ягоды ландыша
«в конце лета лягушка прыгает по шоссе….»
в конце лета лягушка прыгает по шоссе.на дороге лежит сдувшийся дохлый ёжик.яблок очень много. белый налив уже сладок.подбираем паданцы в миску.пили мерло, отдающее спиртом, тёмное, из магазинчикау станции,и пальцы теперь по клавишам не попадают.вчера
голова была стиснута обручем, летали мушкиперед глазами,тошнило, болел висок. ночьюледяные пальцы сжимали моё сердце. я просыпаласьи на сына смотрела, и словно семь мечей быливоткнуты в сердце,как у Богородицы. я засыпала и вновь просыпалась,и от одной только мысли мне становилось чуть легче,и я про себя проговаривала эту мысль:«я чувствую нестерпимый животный ужас.мне кажется, жизнь моя кончилась».самые лучшие дни лета выпали на эту неделюв конце августа. лестёплый и сухой, сухое тёплое солнце, днём жарко,а вечером холодно.уже не будет до следующего лета этих райских днейс кофе на лужайке, с прогулками к озёрам, с птицами,соснами…дней, которые щёлкали, как мгновения,дней, которые я зачем-то портила.Егор бежал по тропинке голый,в одном только памперсе, и мы шли и зачем-то ругались,и он бежал ко мне через пляжв облаке пыли песочной, такой счастливый, ушастый…и мы к озеру шли и шли, мимо дома из шпали красивых домов,участков на горе и участков прямо в лесу.и, когда Егор прыгал на батуте,у него вдруг поднялись волосыот статического электричества,это было так странно, как будто начался конец света –вот так незаметно, тихо,пока по озеру плавали лодки,и мальчик с бабушкой вышел из леса с мешочком грибов,пока мы покупали в магазинчике у станции что-то на обед:курицу хе с морковью, чтобы не готовить.пока я варила сосиски, срок годности которыхвышел неделю назад.сегодня на детской площадке девочка вдругподошла к Егоруи ударила его камнем в голову.ни с того, ни с сего. почему?время истончается, на голову мне течёт,как холодная вода в душевой —я намылила волосы,но горячая вода вдруг закончилась в бойлере. за летоя не прочитала ни одной книги:открыла одну, посвящённую нам с тобой,и долго читала эпиграф из Лао-цзы, так всё леточитала этот эпиграф и дальше прочесть не смогла:«Не выходя из двора можно познать мир».И пока я читала снова и снова эпиграф к книге,написанной для меня и тебя,лето и кончилось, и времени больше не будет,чтобы прочесть эту книгу, и жизни не хватит,чтобы добраться до первого слова.Но последнее слово я знаю и так.Это слово «помнить».А два последних: «не помнить».«Всё впереди, но нам лучше об этом не помнить».
II. Тень хорька
«Цель бомжевания…»
Цель бомжевания. Чистым
вернуться в источник…
Л. Оборин
Цель бомжевания.Пережить время бурь и волков.Сесть на корабль из костей мертвецов, встретитьлюдей конца света.Жечь костры на кладбищах паровозов, пока ногтивспарывают землю и вырастают деревьями.Бомжи строят драконов, чтобы летать над пустошами.Бомжи воют на Луну, облизываются на Солнце. Бомжижгут костры из автомобильных покрышек и смотрятна звёзды.Они бродят по пустоши, по полям и входят в сныдавно умерших людей, поселяются в них, какв выморочных домах.А ты?Какова твоя цель?
«благое неподвластное в корнях…»
благое неподвластное в корняхприбрежных сосен крысой водянойживёт в норе и в тёмной кладовойхранит припасы для худого днявот целый мир и корни той сосныкоторая растёт из наших сновтам в глубине нет никаких основнет власти нет работы нет веснынепостижимо булькает водау входа в норку. не ходи сюдатам нет внутри ни воли ни любвиа просто одеялко из хвои`там мокрый и мозолистый песоквнутри него так тихо и темноты ждал лицо, но видишь не лицоа просто морду крысы водянойпесчинка в неподвластном узелокзавязанный на время до порыты более не будешь одиноквокруг песок, и ты внутри норыты спал в норе весь этот долгий деньа в сумерках увидишь в облакахдурное неподвластное как теньтебя преследующего хорька
«внутри дождя…»
внутри дождявнутри рекиидёт своя войнатам разбиваясь на кускиохотится Лунаи мчат лесные мужикина чёрных кабанахтам слышен свисти топот, тресквалежника и чащи гиканье, и пчёлы стрелвзвиваются, мечасьвонзаясь в мешанину тели всё это сейчасвнутри вещейтебя, меняне тишина-покойидёт кровавая резняпоследний смертный бойв жерло бессмертного огнямы брошены с тобоймонах, феллах и вертопрахковбой и свинобой
«все з'aмки Балашихи подняли флаги…»
все з'aмки Балашихи подняли флагии трубачи в трубы трубиликогда шли мы, катя коляску по разбитой дорогемимо экскаваторов и КАМАЗови запела птица сойка вспархивающаяс ветки на ветку ковыряющаяклювом щель у чердачного окнас синими перьями птица леснаяи забили фонтаны Балашихииз шлангов полные грязиразошлась земля обнаживлужи полные глиныи какие-то бани отверзлисьи бараний шашлык на угляхв матюгах дорожных рабочихв новострое цыганских з'aмкови пруд обрели полный утоки селезней трав побережныхи коляску к нему подвезлии обратно брели по осенней субурбии
«под кожу запустили знание…»
под кожу запустили знаниеа под древесную кору ума в небо как воздушного змеязапустили опыта под землю запустили такое чувство:«неужели и я умру»а в воду запустили такую музыкуот которой одновременно улыбаются и плачутв ход времени запустили большое детское сердцеи там, внутри, это всё стало жить и менятьсястало совсем непонятными так и осталосьв сухом остатке
«как одиноко солнцу…»
как одиноко солнцукто его собеседник: ребёнок, заяц, луна?смотрит на леси снится ему: несёт его на спине сатанастарый беснет дома у солнцаникак не побыть в тенислишком много лазури и золота на небосводеоттого-то оно и гостит у сатаныдружбу с нечистым водитвсе любят солнцепрыгают и играютсолнце думает: я чёрное, чёрноея сгораюсолнце сходит с умаи само говорит с собоюя красное, золотоезелёное, голубое
Ерофеев день
бесится леший. крестьяне не ходят в лес.водка на травах – осень на Ерофея.под ударами взвея под землю уходит бес,напоследок ещё сатанея.будто с досады на семь пядей разроет торф,загоняет зверей по норам, проваливается сквозьземлю, пред этим засунув два пальца в роти засвистев, вырывая ряды берёз.а ты пошёл в лес и с ним пил зелено вино,а когда, матерясь, он под землю ушёл, с твоих глазсошла пелена и остановилось кино,просмотренное не раз:лживая лента, о том, как на свете всёсделано для тебя и желает тебе добра.как будто холодный пролился – не дождь – тосол,и ты понял, к чему эта вся пиздорвань, пидорва,чего этот лес так угрюмо и пристально ждёт,зачем на осине, качаясь, висит петля,и что за хульную песню в ветвях поётрусалка, как пожилая бухая блядь,что ты должен сделать с собой, с этим миром, со всем,о чём дохлые звери, как чучела, как трофеи,молча кричат, населяя падший эдем.бесится леший. осень на Ерофея.
«Ррр!»
Ррр!Кто рычит на беломлотоса цветке?Кто стирает мир,нарисованный меломна чёрной доске?Мягко идут чьи лапкив белом песке,зима?Кошка или собакастирает мир с чёрной доскиума?
«птичьи следы на снегу…»
птичьи следы на снегусреди ещё зелёной травы.замёрзли чёрные торфяные отроги озера.здесь мы видели рыбака,и старик в тельняшке выгуливал пса,да ещё двое велосипедистов проезжали мимобурых листьев и чёрных грибов.теперь – снег. птичьи следы. трава.островки талого льда. сухие прутья кустов.Белое озеро – это воронка, врата.Чёрное озеро – это чаша, опрокинутая в болото,плавучие острова, донные родники.Святое озеро – это серебряная тарелка в камышах.Храм Успения – огромные туи и розы в снегу,тяжёлый запах ладана и чёрный лакированный гробна плечах у мужчин. и женщина, которую поддерживаютза локти,а она плачет и одновременно вымученно улыбается,и местный бесноватый-юродивый с талыми глазами,как уличный голубь-крыса, рыщет в поискахМилости и милостыни.