Кулак войны
Шрифт:
Ящер храпел, а Ронни на нижнем ярусе кровати покачивался, поджав ноги и обхватив их. Его лицо по-прежнему было закрыто капюшоном, волосы торчали в стороны. Облизнув губы, Ронни проговорил:
– Сэр, почему вы не выгнал меня на ваш территория?
В мирной обстановке его высокий, ломающийся голос, не дополненный грохотом дождя, звучал странно. Вроде взрослый парень, а голос, как у подростка. Курт ответил вопросом на вопрос:
– Сколько тебе лет?
Дайгер присел на кровать, перевел взгляд за окно, где в разрывах туч виднелось темнеющее
– Восемнадцать, – ответил Ронни. – Я способный и мог бы пригодился в отряд.
– Завтра у меня в части проверим твою подготовку. Что ты умеешь?
– Снайпер. Точность – девяносто девять и восемь десятых…
Горец, увлеченный пистолетом, оставил свое занятие и присвистнул:
– Ничего себе. Арес, похоже, у тебя конкурент.
Снайпер свесился с верхней койки и сказал ласково:
– Мальчик, а ведь у нас принято отвечать за слова, не надо называть фантастические цифры.
– Жаль, я не могу стрелять сейчас. Покажу завтра. Я способный, меня это учили. Еще могу запоминать деталь, – он приложил ладонь к глазам. – Хорошо могу все, связать со зрением. Выносливость – хорошо. Сила – не очень.
Заинтересовавшийся происходящим Горец зажмурился и спросил:
– Какого цвета у меня глаза, а?
– Зеленый. Вокруг зрачок – светло-карий, и лучики желтый. Левый глаз у край радужки внизу – три рыжий пятнышка.
Все это Ронни говорил с закрытыми глазами. Горец попросил зеркало, чтобы проверить, есть ли пятна, его не нашлось, тогда он встал на колени перед кроватью Дайгера:
– Подполковник, правда, что ли?
Курт нехотя поднялся на локтях, склонился над Горцем, и в этот самый момент дверь распахнулась, Айзек замер с поднятой ногой, не решившись переступить порог. Пожав плечами, Курт оттянул веко русского.
– Ронни прав. Три рыжих точки.
– Удивительно! – Горец встал, встретился взглядом с удивленным Айзеком и отошел назад.
– Ну, правда ведь!
Младший Дайгер, переступив порог, сказал:
– В общем, Курт, ничего выяснить не удалось, – он внимательно присмотрелся к рядовым, задержал взгляд на Ронни. – Мне пора в штаб. Что будет дальше, сказать трудно. И еще, будь острожным, кто-то копает или под тебя, или под меня.
Курт снова лег и сжал кулак:
– Держи оборону!
Когда закрылась дверь, Арес заинтересованный способностям Ронни, спросил:
– А про меня что скажешь?
Ронни, глядящий перед собой, снова закрыл глаза рукой.
– Ты побрился. Но там был со щетиной. Справа на лице у тебя волос больше, чем слева. На левый бровь – тонкий шрам. Нос кривой, левый ноздря… – Ронни щелкнул пальцами, подбирая нужное слово, – меньший правый. Глаза карий, волосы светлый. В нижний ряд зубы спереди на один меньше. Не выбитый, так выросли. На правой щеке – родинки, как ромб.
– Ты запоминал, – удивленно сказал Арес. – А что ты скажешь про мои руки?
– Левый средний палец – тату змея. Ногти круглые, пальцы средние. Ладонь – вся мелкий бороздки, нет характерный рисунок. Крупный холм под средний
Дайгеру аж спать расхотелось. Он читал, что подобным способом работает мозг аутиста. Большинство людей не зацикливается на деталях.
– Ты ведь не простой хорватский парень, – заключил Дайгер. – Если темнишь, то тебя попросту пристрелят. Если у тебя найдут какой-то порок, то служба тебе не светит.
– Я здоров. И, да, я не обычный парень. Много уметь, не-на-ви-жу Синдикат! Это хватит, по-моему.
В голосе Ронни клокотала ненависть. Дайгеру показалось, что он искренен в своих чувствах. А если нет? Если он – лишь талантливый актер, и отряд отпустили только для того, чтобы внедрить агента Синдиката, Ронни?
Глупость. Синдикатовцы не могли не знать, как будут проверять подозрительного парня. Возможно, даже применят разжижающую мозги сыворотку. И детектор. Такому никогда не доверят ничего важного, будь он хоть трижды кристально честным.
– Откуда ты такой способный? – спросил Дайгер, личность Ронни так его заинтересовала, что даже сон прошел.
Ронни так сцепил пальцы, что побелели костяшки, и принялся раскачиваться сильнее. Губы его шевелились, будто он читал молитву. Успокоился он мгновенно, сел.
– Можно, я рассказать завтра? Неприятная история. Не хочу говорить ее два раза.
– Ладно. Разберемся в части.
– А я бы послушал, – протянул Горец, сунул в кобуру пистолет и вытянулся на кровати.
– Это жизнь человека, а не сказки на ночь, – вступился за земляка Арес. – И вообще, я бы предложил…
Дайгер хлопнул в ладоши:
– Отбой! Подъем завтра в шесть.
Все и про всех в первые же минуты рассказал именно он, Арджун – албанец, парень молодой и горячий. В разговоре он оказался совершенно бесцеремонным. Марк быстро узнал о том, что немец – молчун, а поляк – скряга.
Что отец Арджуна полтора года назад принял сан священника, сестра удачно вышла замуж и уехала в Канаду, а его полковника два раза пытались отдать под трибунал за растрату, но каждый раз подворачивалась какая-то операция, в которой полк Арджуна оказывался в нужном месте и в нужное время, выручая всех.
Вот и оправдание его странных симпатий: он христианин. Если албанцы-мусульмане за Легион, христиане, жившие под их давлением много лет, – за Синдикат.
– В последний раз нами дыру закрыли, почти все полегли, – парень говорил спокойно, словно сказку рассказывал. – Меня взрывом оглушило, а мужика рядом снарядом посекло в фарш. Я там в ямочке часа четыре в грязи и чужой крови без сознания пролежал, пока меня легионовцы нашли. Они говорили, что жизнь мне спасли.