Кульбиты на шпильках

Мир рухнул. Я разжала пальцы и, будто погрузившись в состояние невесомости, медленно-медленно соскользнула вниз. Казалось, что все вокруг растворилось, я потеряла ощущение времени. Уже не было ни азарта борьбы, ни океана эмоций, лишь размытые лица зрителей и звенящая тишина в ушах. Закончив упражнение, я спокойно ушла с помоста. Без истерики, без слез, с достоинством олимпийской чемпионки.

Пройдя сквозь строй удивленных тренеров, спортсменов, журналистов, не обращая на них внимания и не отвечая на вопросы, как будто вокруг никого не было, я села на первый попавшийся автобус и уехала. Меня все потеряли.

Мировая общественность

была в шоке: все видели своими глазами, как я соскочила со своих любимых брусьев, своей «коронки», которая неминуемо должна была принести мне еще одну олимпийскую медаль. Прекратила выступление и куда-то исчезла, никому ничего не объяснив.

А я уже была сыта по горло коллизиями Сиднея. Всеми этими закулисными играми и подводными течениями, политическим хамством, подставами и несправедливостями, которыми меня в последние годы усиленно потчевали. Я устала быть гладиатором, которому неумолимый Цезарь устраивает раз за разом все более страшные и непреодолимые испытания.

В тот момент, на брусьях, каким-то десятым чувством я вдруг ощутила: еще мгновение – и случится что-то непоправимое. А в мыслях тут же пронеслось: мне не дали достаточно времени, чтобы тщательно подготовиться и «прощупать» перед выступлением снаряд, раньше положенного включили зеленый огонек, сигнализирующий начало состязания. По правилам, если ты в течение тридцати секунд не подходишь к брусьям, то получаешь ноль. И я вынужденно свернула подготовку и бросилась на старт. А этот вид состязаний спешки не прощает: одно неточное движение – и ты калека. Спасли меня лишь внутреннее спокойствие и привычная настороженность. Половину упражнения я сделала предельно собранно.

И уже зашла на свой фирменный замах, как вдруг почувствовала, что в брусьях что-то не то и меня срывает. Еще мгновение – и упаду, став инвалидом на всю жизнь, никому не нужным, всеми забытым, хотя и познавшим в прошлом минуты всемирной славы. Нет, такой «роскоши» я позволить себе не могла и в следующий миг, разжав пальцы, медленно соскочила вниз.

Кто бы мог подумать, что именно таким будет финал этой афинской схватки. Но я не рыдала, не билась в истерике, а просто перевернула страницу, понимая, что, закончив сегодня сражение на Олимпиаде, я завершила и свою спортивную карьеру. Вернувшись в гостиницу, я устроила себе вечер наслаждений: выпила стопочку коньяка за то, что все уже позади и я, слава богу, жива и здорова, сняла грим, расчесала волосы, попарилась в бане, приготовила ароматную ванну, зажгла свечи, включила музыку и погрузилась в нирвану. На самом деле все не так уж и плохо: я завоевала «серебро» в личном и «бронзу» в командном первенстве, у меня есть «серебро» и «золото» с других Олимпиад – дай бог каждому иметь такие трофеи…

А потом и девчата вернулись с соревнований. Прибежали испуганные ко мне в номер: «Света, что случилось? Нам звонят твои родители…» Как назло, на моем телефоне закончились деньги, поэтому они не могли дозвониться. А ведь весь ход состязаний транслировало телевидение, и родители видели этот кошмар, видели, как я ушла из зала, и терялись в догадках: куда же я пропала? Конечно, было горько и обидно, но я держалась, никому не желая показывать, как мне было тогда тяжело. И чтобы успокоить маму, сказала ей: «Да ты не пугайся – все нормально, я расслабляюсь, попарилась в баньке. А вскоре за мной заедут, заберут отсюда, и все будет о’кей». Мама сообщила, что Юлька уже выехала ко мне.

Вскоре приехали мои близкие и друзья, которые болели за меня на трибунах, – они уже и обмороки пережили, и сердечные приступы, но успокоились, увидев, что я жива и невредима. Мы расселись по машинам и понеслись в райские кущи. Именно так мне описали ту закрытую виллу, куда меня спрятали от чрезмерно любопытных посторонних глаз. Там было фантастически красиво: вилла стояла прямо на берегу, за огромными окнами в закате солнца серебрилась гладь Эгейского моря, столики ломились от моих любимых средиземноморских блюд, в тонких хрустальных кувшинах рубинами переливалось вино. Мы сели к столу, вкусно поели, выпили за мои успехи и выдержку. И только там, в кругу самых близких мне людей, я уже не могла больше сдерживаться и дала волю своим чувствам. Одному Богу известно, откуда взялось столько слез! Я рыдала до утра и выплакала всю боль, все переживания и все стрессы минувших лет. Никто не успокаивал: все понимали, что мне нужно было именно это. На следующий день, конечно, проснулась с опухшими глазами и была похожа на девушку из китайской делегации. Но зато на душе у меня было легко-легко, как в детстве, когда я, веселая и заводная, с утра до ночи прыгала на батуте.

И там, на этой романтической вилле, в объятиях любимого, я поняла, что самое главное и интересное в моей жизни еще только начинается!

У меня было совершенно беззаботное и счастливое детство. Мои родители переехали в город Белгород из Мордовии. Сначала они жили во флигеле. Папа тогда работал на стройке, а мама – в детском садике. Когда мама была беременна мною, родители думали, что родится мальчик. В те времена ведь УЗИ еще не было, и прогнозы о половой принадлежности будущего ребенка делались по каким-то народным приметам. Так что родители даже имя предполагаемому мальчику заготовили – Алешка. И общались со мной до моего появления на свет как с мальчиком. Может, именно поэтому я и была в детстве такой сорвиголовой с абсолютно мальчишеским характером.

Когда я родилась, папе от работы дали комнату в общежитии. Слава богу, это была не коридорная система с одним туалетом на целый этаж, а блочная. На две комнаты (одну занимали мы, другую – соседи) – общий туалет и душевая. Наша 11-метровая комнатка была разделена шифоньером на две части: с одной стороны стояли большая родительская кровать и мой диванчик, а с другой – обеденный стол. Кроме того, папа соорудил домашний спортивный уголок: подвесил к потолку трапецию с канатом, чтобы я развивалась-кувыркалась. Чего я только на них не вытворяла! Залезала по канату на трапецию, оттуда на шкаф, со шкафа прыгала на кровать.

И так кругами носилась сверху вниз, пока не падала на родительскую кровать, «смертельно» уставшая. А бывало, повисала, как обезьянка, на трапеции над столом, стаскивала с него что-то вкусненькое и снова забиралась на трапецию.

Кстати, из-за моего живого темперамента накормить меня всегда было для мамы огромной проблемой (подобные хлопоты сейчас возникают и с моим сынулей). Утром, едва позавтракав, я мчалась во двор к таким же сорванцам, как и я. И пока родители с утра до вечера работали, за нами присматривали соседи. Тогда мало кто прибегал к услугам нянь. В советские времена детей помогала воспитывать вся страна. Однажды произошла такая забавная история. Маме нужно было куда-то отойти по делам, и она оставила меня с бабушкой-соседкой. А я все время придумывала себе какие-то новые развлечения. И когда бабуля, успокоенная моим примерным поведением, немного расслабилась и буквально на пару минут ушла из комнаты, я залезла на подоконник и задернула за собой шторы.

С бедной женщиной чуть инфаркт не случился, когда она вернулась, а меня и след простыл. Началась истерика: доверили чужого ребенка, а она не уследила. Все соседи переполошились: «Бабуля, что случилось?» А она рыдает: «Да вот, Светку не могу найти, пропала девка». Меня искали всем общежитием. Я же сидела в своем укрытии тихо, как мышка, страшно довольная этим приключением. Пока в дверях не появилась мама. Услышав ее голос, я театральным жестом раздвинула шторы и громко объявила: «А вот и я!» Все расхохотались и захлопали в ладоши. Вот такое шоу устроила в два с половиной года от роду!