Куликовская битва. Поле Куликово
Шрифт:
И он рубанул еще раз - так, чтобы тот никогда не встал. Оттуда, из полутемного сарая, начинался путь Хасана в эту великую рать Москвы, и не раз подкатывала к сердцу волна счастливого тепла, обещая слить его с нею, как каплю дождя с потоком реки, в которой ее уже нельзя различить. Но сегодня что-то мешало Хасану. Может быть, он слишком привык к одиночеству, к холодной настороженности в окружении зорких, беспощадных врагов, поэтому и теперь нес чувство своей чужеродности шумному потоку русского войска - белая ворона, испачканная сажей, затерялась в стае подруг и одной лишь тревогой занята: как бы внезапный дождь не обнаружил ее истинного
– все они мой народ, без которого князь Хасан и дело его ничего не стоят, и князь Хасан за любого из них умрет, как и они за него". Так говоря себе, он заглушал привычную настороженность, что мешала ему быть своим среди своих.
Великокняжеские значки увидели издалека на прибрежном холме. Дружинники встретили радостными криками:
– Тупик!.. Живой, черт!.. Выкупили?..
– Што я, товар?
– Васька, смеясь, озорно поталкивал товарищей.
– Сам убег, да вон еще князя с собой прихватил.
– Ай, сокол!
– Никита Чекан, облапив, целовал в заросшие щеки.
– То-то радости девкам московским - этикой красавец жив-здоров воротился.
– Плюнь через плечо, Никита, до невест еще звон сколько верст.
– Доскачешь на таком-то коне…
Никита осекся, встретясь взглядом с поседелым худым человеком из отряда Тупика.
– Осподи… Не сон ли?..
– Не сон, Никита, - тот с усилием улыбнулся.
– Признал…
– Ваня! Копье!..
Старые товарищи обнялись, не пряча слез.
– С того света, што ль?
– Почитай, с того. Спасибо Тетюшкову, пособил. Четверо мы ушли, а было нас полтораста невольников, отданных Мамаем на избиение для потехи… Да што! После расскажу, мне бы теперь сотню - да с Мамаем переведаться.
– Даст тебе князь сотню, ныне большая нужда в начальниках.
– Где князь-то?
– спросил Тупик.
– Эвон, ладьи провожает. Мужики не все плавать научены, так он следит, чтоб ладьи не перегружали.
– Едем к нему, князь Хасан, - позвал Тупик.
Воины с любопытством оборотились на стройного всадника в черной татарской байдане.
– Кто таков?
– спросил Никита.
– Наш, татарин, - пояснил Копыто.
– От Мамая ушел, лютый враг ему. И эти трое тож наши, нукеры князю.
Никита с сомнением покачал головой, тихо присвистнул.
– Приглядеть бы за таким-то "нашим".
– Не сомневайсь, - веско подтвердил Копье.
– Видел его в бою - великий воин. С таким за радость почту стать рядом в битве…
Димитрий только что отругал начальника переправы за какой-то недосмотр, обернул к подъехавшим сердитое лицо, не меняя выражения, усталым, с хрипотцой голосом сказал:
– Явился, разбойник! Мало - на рожон лезешь, еще и от Мамая сбежал, шатаешься невесть где, а мне заместо тебя гонца выкупать пришлось. Довел Мамая - он, гляди, послов начнет сажать в яму. Вот Боброк те еще задаст покрепче мово, - и, широко улыбнувшись, по-товарищески обнял разведчика.
Васька, смущенный грубоватой лаской государя, удивленный тем, что Димитрий уже все знает, только и пробормотал:
– Вестника я привез, государь.
Димитрий Иванович внимательно посмотрел на Хасана темными строгими глазами, и тот, сняв шлем, поклонился, тотчас выпрямившись, назвал себя. Димитрий подошел вплотную к татарину, всмотрелся в загорелое лицо, в спокойные серые глаза.
– Вот ты каков, князь Хасан. Дай тя поцелую по нашему обычаю… Выходит, ты его из Мамаевой ямы вытащил? Я уж думал, Васька наш оборотень, коли ему удалось из самого Мамаева куреня удрать.
– Сам я, повелитель, свою голову чудом спас. Как меня Мамай помиловал за драку с темником Темиром, не пойму. Но оставаться нельзя было, и вестников всех отослал к тебе.
– А я тебя не виню - ты волен был уйти, когда захочешь, я свое слово помню. Горячности не одобряю, да сам давно ль был таким, как вы с Васькой! Весть твою последнюю с Тетюшковым получил, за то от русской земли спасибо. Теперь отдыхайте, вот закончим переправу - поговорим.
– Повелитель, отдыхать будем после битвы. Я должен сказать тебе важную весть.
– Ну-ка, - Димитрий дал знак отрокам отойти, Тупика удержал: - Говори при нем… А повелителем ты, князь, не величай меня, ладно? Я ж не бог.
– Да, государь.
– Хасан покраснел.
– Ин и добро, - улыбнулся Димитрий.
– Теперь сказывай.
– К Мамаю пришло десять тысяч наемников-фрягов, это сильная пехота.
– Пришли, стало быть.
– Они привезли метательные машины на колесах. Еще два десятка машин построено в войске Орды. От больших луков, которые натягивают пятьдесят человек, Мамай отказался - они громоздкие, а бьют слабее машин и на выстрел требуют много времени. Машины ведь тоже стреляют и копьями.
– Так.
– Начальник машин предложил Мамаю поставить их в один ряд против пешей рати и разбить ее строй тяжелыми свинцовыми пулями. Мамай, похоже, согласился. Когда машины появятся, надо послать конный отряд - разрушить их. В открытом поле от таких пуль нет защиты.
– Знаю. И за это спасибо, князь. Я велю предупредить всех воевод, чтоб следили. Какой награды ты хочешь?
– Ты достаточно наградил меня, государь. Но есть у меня три просьбы.
– Ну-ка?
– Первая: оставить меня в твоем войске. Вторая: дай мне сотню всадников. У меня пока трое татар, мало.
Димитрий улыбнулся:
– А третья?
– Плащ пурпурного цвета. Самому мне его здесь не найти.
– Почему пурпурного?
– Глаза Димитрия совсем повеселели.
– Это любимый цвет моей матери. И в этом плаще меня видела Орда на празднике сильных. Пусть увидит теперь в битве.
Димитрий нахмурился.
– Тебе поберечься надобно, князь. И без того много рисковал головой для нашего дела.
– Это моя третья просьба, - твердо повторил Хасан.
– Добро, - Димитрий произнес свое "добро" с откровенным неодобрением: молодо, горячо, упрямо. Ему, тридцатилетнему государю, Васька Тупик и Хасан, которые были моложе всего на пять лет, казались юнцами.