Куликовская битва. Поле Куликово
Шрифт:
Гридя густо закашлялся, смущенно пробормотал:
– Да ить я што?.. Сына б со мной, молотобойца?.. Можно ль?
– Можно, - Боброк улыбнулся.
– Научи его своему делу.
– Государь! Батяня!
– умоляюще заговорил Николка, испугавшись, что его могут оставить в Коломне.
– Пусть дядя Роман пойдет, он не хуже мово кует. А ходить ему тяжко, хромой же…
– Хромой!
– удивился Боброк, разглядывая насупленного мужика, опирающегося на копье.
– И ты на битву собрался?
– Ничего, государь, руки при мне, устою.
– Э, нет, на одной ноге против татарина
– Конем и спасаюсь.
– Скажи начальнику конной тысячи, чтоб он тебя зачислил. Кого кузнецу брать в помощники, он сам решит…
Димитрий Иванович уже прошел к муромчанам. Осматривая конных ратников, вдруг вспомнил свое, спросил, улыбнувшись:
– А что, мужики, не найдется ли у вас бурого жеребеночка, муромского? Васька мой просил.
– Государь! Вернемся из похода, мы ему из самого села Карачарова пришлем точь-в-точь как у Ильи Муромца был. Пусть твой сынок растет богатырем не хуже отца.
К окольничим князя подошел новый коломенский градоначальник, чем-то взволнованный. Димитрий закончил смотр отряда, спросил, в чем дело. Боярин сообщил: в городе высокий посол от Мамая, ждет государя в детинце.
– Подождет, - отрывисто бросил Димитрий, однако ускорил объезд полков: посол от врага в такой чес - не шутка. Осмотрев свой полк, сведенный с полком Владимира, поворотил коня к середине рати. Впервые за последние недели потаенная тревога не плескалась в глазах московского князя, спокойный блеск их напоминал блеск вороненой стали.
– Счесть надо ратников русских. Родина должна знать, сколько их было.
– Считаем, государь, - ответил Бренк.
– Конной силы столько и не ждал.
– Можно спешить иные тысячи, - сказал Боброк.
– Наши конники и пешими драться горазды - тому учили.
– Мало пешей рати, - повторил Димитрий.
– От Вельяминова гонец прибыл, - сообщил Бренк.
– Десять тысяч ведет он пешцев.
– Точно ли так?
– А зачем нам выдумывать? Натужилась земля Московская - экую силищу родила!
– Ну, дай бог. Коли так, спешивать никого не придется, да и конной силы убавлять бы не хотелось.
…Снова катилось над полем и гладью многоводной Оки грозное "ура!", когда скакал Димитрий перед фронтом войска обратно. И, кажется, только теперь, прикоснувшись душой ко всей рати, к каждому полку ее, Димитрий начинал ощущать всю необъятную силу, что вывела на это поле русская земля. Он привыкал к чувству этой силы со счастливым испугом, - казалось, видит сон и боится пробуждения, которое унесет желанный образ. Сказал Боброку:
– Полки не разводи. Ждите.
Боброк кивнул понимающе.
Ордынский посол ждал в княжеской палате детинца. Навстречу встал неспешно, отвесил легкий поклон. Димитрий помнил этого рослого мурзу, уже немолодого, похожего обличьем на Чингисхана, каким рисовали его в восточных книгах. "Принц крови", сильный и знатный наян, владелец крупнейшего в Орде улуса - вон каких послов стал направлять Мамай к московскому князю!
– С чем пришел, хан?
– спокойно спросил Димитрий.
– Спроси лучше - за чем? За ответом пришел. Что ты надумал, князь? Войско, говорят, привел в Коломну?
– Слово мое вы слышали, иного не будет.
Высокомерный хан, казалось, смутился - не такого ответа ждал. Но вот желтые глаза его зло блеснули.
– У вас, русских, говорят: худой мир лучше доброй ссоры. Разве ты не желаешь мира с повелителем Золотой Орды?
– У нас говорят и по-другому: сердцем копья не сломишь, покорством врага не вразумишь. Пусть Мамай вернется в свою степь, распустит тумены - тогда получит он ту дань, что платил я до сих пор. Говорю последний раз: разорять Русь для Мамая не стану, в вечное рабство не выдам ему по доброй воле ни одного человека.
– Князь! Ты боишься разорить свое государство большой данью? А подумал ли ты, на какое разорение толкаешь его своим упрямством? Честно скажу тебе: я уж немолод и не хочу войны - мне-то она ничего не принесет, кроме лишней тряски в седле. Но Мамай не я. Он зальет твою землю кровью, покроет пеплом. Рад будешь воротить слово, но когда говорят мечи, слова теряют значение. Разве ты не знаешь Мамая? Он может сделать даже то, чего не сделал Батый, - истребит твой народ поголовно. А согласен ли твой народ оплатить подобной ценой упрямство своего правителя? Ты спросил его, прежде чем произнести последнее слово перед властелином Золотой Орды?
– Ты хочешь знать волю моего народа? Иди за мной, посол.
Димитрий повернулся, широко зашагал к двери, хан удивленно посмотрел ему в спину, заспешил следом.
Князь, не оборачиваясь, пересек небольшую площадь перед теремом, по деревянной ступенчатой лестнице стал подниматься на высокую стену детинца. Посол торопливо догонял его, за ним спешили бояре и мурзы.
Открылись посадские улицы, далеко разбежавшиеся от крепости, сверкнула Ока синей водой, и Москва, притененная сосняками, катила в нее зеленую воду. Загадочно и безмолвно синели древние приокские леса, широко, до самого горизонта расступаясь над левым крутобережьем Оки. И там, на этом поле…
Хан вздрогнул, прикрыл глаза, как бы отгоняя наваждение.
– Не может быть…
– Я спросил мой народ, - негромко сказал Димитрий.
– Читай его ответ на том поле.
– Не может быть!
Узкими желтыми глазами - точь-в-точь такими, какие были у его грозного прадеда "Потрясателя вселенной", - хан жадно всматривался в строгие прямоугольники конных и пеших ратей, слитых в один бесконечный гребень, похожий на огромный вал в океане, поднятый внезапным штормом в солнечный день, вал нежданный и оттого особенно страшный. Хану вдруг показалось - сама земля, где полтораста лет назад на снегу, истоптанном копытами, черном от пепла сгоревшего города, красном от застылой крови, бесприютно валялись трупы мужчин, стариков и грудных младенцев, где кричащие женщины и дети волоклись на арканах, где потом еще много раз в долгие зимние ночи после набегов лишь бездомные собаки плакали на пепелищах, - сама земля, накопившая невыносимую боль и обиду, вздыбилась и родила этот вал из людей и железа. Хану стало страшно. Хан уже видел, как двинулся этот вал на кочевые степи, втягивая, усмиряя, поглощая в своем движении человеческие водовороты бесчисленных орд, которые веками питали силу восточных завоевателей. Хан отступил от Димитрия на шаг, поклонился в пояс.