Культура древнего Рима. Том 2
Шрифт:
Храмы и святилища Меркурия, часто располагавшиеся на возвышенностях, во множестве найдены в Лионской провинции. Некоторые из них сохранили прекрасные вазы с изображениями бога, мало отступающими от классических образцов. В то же время на скульптурах из этих районов Галлии Меркурия часто сопровождают чисто кельтские символы, как, например, змея с бараньей головой, об изображениях которой сказано выше в другой связи. Однако наиболее интересные варианты «кельтизации» римского бога дают территории северо-востока Галлии, где культ его был также распространен (12 изображений у тревиров, 84 — у медиоматриков и левков, около 50 — у трибоков и т. д.). Здесь храмы Меркурия перемещаются с возвышенностей в леса [402] , а сам он открыто связывается с рядом чисто местных иконографических типов. Главный среди них — известный, правда, и в других районах страны трехликий бог. Наиболее характерные в этом отношении памятники — рельеф из Реймса (Esp., 3668), Мальмезона (Esp., 3756),
402
Grenier . Quelques sanctuaires de Mercure en Alsace. — BACHT, 1924, p. 236.
Прилагалось много усилий, чтобы отождествить галльского Меркурия с тем или иным известным кельтским богом — Эзусом, Тевтатом, Огмием, Лугом или (по теории Ламбрехта) с одной из ипостасей единого и наделенного всеми функциями великого бога. Как помогают в решении этого вопроса надписи, прежде всего местные эпитеты бога? Большинство из них, как и в случаях с другими боя^ествами, встречаются по одному, в крайнем случае по два раза, однако некоторые встречаются чаще: Arvernorix, Arvernus в прирейнских районах (CIL, XIII, 6603, 7845, 8164, 8579, 8580), Cissonius из Верхней Германии (CIL, XIII, 6119, 6345, 7359). Целый ряд эпитетов может быть сближен с названиями местностей — alaunus, Canetonessis, Dumias, Vellaunus и т. д. Эпитеты общего характера дают смысловое поле от вполне естественного Mercalis до Defensor, Victor (CIL, XIII, 4308, 6294, 11697). Другие, как Jovantucarus (CIL, XIII, 4256) говорят о функции покровителя молодежи, семейного очага (Domesticus — CIL, XIII, 7276) или сельскохозяйственной деятельности (Cultor-CIL, XIII, 6476).
Вряд ли какой-либо из этих эпитетов (о значении которых идут споры) [403] можно считать решающим для отождествления Меркурия. Можно сказать, что большинство из них может подходить практически ко всем упомянутым выше богам. Однако ирландские письменные памятники, благодаря которым нам известны некоторые кельтские мифы и подробно охарактеризованные образы богов, делают наиболее вероятной связь галло-римского Меркурия с Лугом [404] . Трудно сказать, был ли Луг ирландских преданий полным соответствием параллельному континентальному богу, но это предположение обоснованно даже при ограниченном количестве данных. Искусный во всех ремеслах Луг (ирл. Samildanach), в то же время провидец, маг и воин — он возглавляет воинство богов Племен Богини Дану, он «солнечноликий» (grianainech) и наделенный поэтическим даром бог. Популярность его на островах и континенте, судя по всему, была чрезвычайно велика. Несколько преображенный Меркурий, как никто другой, мог соответствовать этому образу, но все-таки не перекрывать его целиком. Здесь, что вообще типично для феномена романизации галльских божеств, мы наблюдаем лишь частичное соответствие образов, что объясняет многие «неканонические» черты в образах галло-римских богов. Многоплановость кельтских богов объясняет тот факт, что в конкретных условиях галло-римские Меркурий и Марс могут быть более сходны, чем два Меркурия между собой.
403
Benoit F. Epithetes indigenes des dieux gallo-romains: Noms on Surnoms? — Ogam.1956, 8, p. 351–356.
404
Vries J. de. Op. cit, p. 58.
Действительно, распространение памятников, связанных с культом Марса, показывает, что они находились практически во взаимоисключающих отношениях с памятниками почитания Меркурия, хотя последних в целом и больше, чем первых.
Известно около трех десятков изображений Марса. По свидетельству древних авторов, ему было посвящено и немало храмов (число обнаруженных, правда, невелико). Большинство скульптур практически ни в чем не отступают от классического образа этого бога — исключение из этого правила, пожалуй, лишь Марс с рельефом из Мавилли. Найдены они почти во всех районах провинции, причем в одном случае — в святилище Меркурия (Лангензульцбах, 5586). В силу ограниченного количества и малого своеобразия эти памятники почти не приближают нас к безусловно стоявшим за римским Марсом местным божествам.
Иное дело эпитеты. Их известно более полутора сотен, и зафиксированы они по большей части в наиболее мирных областях провинции [405] . Очень много их в Аквитании (CIL, XIII, 87, 96-114), Нарбонской Галлии (22) и Лионской провинции (15).
Еще очень давно ученые обратили внимание, что эти боги (Меркурий и Марс) редко сосуществуют на одной территории в одинаковой пропорции. Так, к примеру, в Аквитании посвящения Марсу сосредоточены к югу от Гаронны, а Меркурию — к северу от нее. На северо-востоке, где, особенно среди тревиров, культ Марса был очень распространен, посвящения ему достаточно многочисленны, но скульптурных изображений нет вовсе (в отличие от Меркурия). Кроме того, рассматривая посвящения, надо учитывать пропорциональное соотношение в них местных и чисто римских элементов. К примеру, если в Нарбонской Галлии общее количество посвящений Марсу и Меркурию примерно одинаково, то связь Марса с какими-то местными традициями может быть прослежена 13 раз, а Меркурия только один.
405
Vries J. de. Op. cit., p. 62.
Наиболее распространенные эпитеты Марса в целом вполне соответствуют военному характеру этого бога, однако, как это не раз отмечалось, не обязательно обрисовывают классического римского бога. Как и в случае с другими божествами, многие эпитеты Марса могли принадлежать не только ему. Ряд эпитетов заставляет подозревать, что Марс почитался и как податель благ, а может быть, и как целитель. Судя по надписям, одними из местных богов, в той или иной мере отождествлявшихся с Марсом, были Сегомо, Смертриос и Камулос. Сведений об их роли в галльском пантеоне эпохи независимости нет практически никаких. И все же, опираясь на данные островной традиции, не знавшей узкоспециализированных (крупных) божеств войны, мы можем думать, что и галло-римский Марс имел какие-то иные функции, т. е. ситуация была в принципе такая же, как и с Меркурием.
Сказанное, как кажется, должно подтвердить вывод о невозможности построения строгих и раз навсегда определенных цепочек соответствия между кельтскими и римскими религиозными представлениями. Тем самым задача определения сущности романизации этой важнейшей области духовной жизни покоренного народа делается очень сложной — взаимодействие двух культурных импульсов налицо, кельтский «подтекст» чувствуется практически повсюду, но расставить правильные акценты возможно далеко не всегда. Необходимо учитывать немало переменных величин (не говоря уже об отрицательных — незнании галльской мифологии) — социальную среду тех или иных районов, степень разрушенности сложившегося столетиями экономического уклада, особенности городской жизни тех или иных территорий, предшествовавшие завоеванию контакты с античным миром. Обитатель города, виллы или села с традиционной общинной организацией совершенно различным способом «комбинировал» элементы различных верований. Лишь некоторые культы (к примеру, культ богинь-матерей) распространены примерно повсюду в одинаковой пропорции, большинство же других имели гораздо более сложную историю. Конечно, можно представить себе, по каким причинам Марс превращался в сельской местности из бога войны в гения-хранителя и подателя благ, однако гораздо труднее понять, отчего в одном случае это был именно Марс, а в другом Меркурий или иное божество. Можно лишь априорно утверждать, что в каждом конкретном случае это связано с до-римскими традициями местных культов, известных нам далеко недостаточно.
С уверенностью можно говорить лишь о том, что значительная их часть была вообще мало затронута романизацией. До некоторой степени это видно из сохранившихся памятников, однако не будет ошибкой предполагать, что многие связанные с прошлым черты религиозного сознания не отлились в те формы, которые единственно и могут о них поведать, — изображения и надписи.
Е. С. Голубцова
Глава шестая
МИРОВОЗЗРЕНИЕ ГОРОЖАНИНА И КРЕСТЬЯНИНА МАЛОЙ АЗИИ В I–III ВВ
Идеологическая жизнь населения Малой Азии I–III вв. формировалась под воздействием трех основных компонентов — местной — автохтонной, греческой и римской культур. В результате сложного переплетения и взаимовлияния и возник неповторимый и причудливый сплав, свойственный лишь Малой Азии со специфическими условиями жизни ее городов и сельских поселений. Однако как о городах, так о сельских поселениях нельзя говорить, как о чем-то цельном и едином. Города Малой Азии были совершено различны как по размерам, так и по уровню социально-экономического развития. С одной стороны, прибрежные гиганты — Милет, Эфес, Смирна, а также Пергам, Сарды с населением свыше 100 тысяч человек каждый. С другой — городки, расположенные во внутренних областях Каппадокии, Фригии, Исаврии, Писидии, такие, например, как Люстра, Кана, Саватра, Перта, Анзулада и др., едва насчитывавшие 5–6 тысяч жителей. В свою очередь жители этих городов также не составляли какой-то единой категории — здесь были и богачи, которым принадлежали виллы, огромные участки земли, доходные дома, и свободные бедняки, с трудом зарабатывавшие себе на жизнь.
Столь же неоднородны были и сельские поселения, отличавшиеся друг от друга и численностью населения, и степенью экономического и социального развития, хотя дифференциация здесь была меньше, чем в городах. Все это следует учитывать, сопоставляя мировоззрение горожанина и крестьянина, выделяя общее в их идеологии, прослеживая отличия и особенности их идеологической жизни. Материал для анализа в основном дает эпиграфика, поскольку многие подробности повседневной действительности, жизненные коллизии, отношение тех или иных групп населения к окружающей действительности отчетливо проявляются лишь в надписях Малой Азии I–III вв.