Культура речи современного города. Лингвистический ландшафт Нижнего Новгорода
Шрифт:
– Салам, – здороваюсь первой просто чтобы не вызывать лишних вопросов у Айдара. Не хочу с ним объясняться, что там с родней. Я искренне очень благодарна мужу за невмешательство в эту сферу моей не самой яркой жизни.
– Салам, карындаш…
Поджимаю губы. О том, чтобы подойти и обнять Бекира, даже мыслей нет. Это ужасно, но я хочу одного: остаться с Айдаром в его кабинете наедине. Только Бекир уходить не спешит.
Смотрит на меня и смотрит. Говорит что-то взглядом. А у меня нет желания разбираться.
Отворачиваюсь
– Я вам помешала?
– Нет. Мы о жизни говорили.
Киваю и сглатываю. И что же вы обсуждали? Прелесть договорных браков, в которых волю женщины ни во что не ставят?
Забытая злость накатывает заново. Я вспоминаю о своем унизительном статусе проданной и преданной. Кстати, я же так и не знаю, выторговал ли что-то для себя отец в этой супер-выгодной сделке. Может спросить?
Еле гашу желание поступить по-идиотски. Снова вздергиваю подбородок, встречаюсь глазами с Айдаром. Он как будто ждал. А меня уже не сбить с толку его внимательностью. Даже то, что я не считываю его мысли, по боку.
– Бекир, спустишься на третий к БОПам? – может как раз читая мои мысли, Айдар поворачивает голову к брату. – Скажи, что я в четыре жду Мартынова, якшим?
Я чувствую раздражение брата. Оно идет вибрациями по стенам и ударяет в меня. Учусь игнорировать. Это не мои проблемы. Я просто приехала к своему мужу. И я ему благодарна.
– Конечно.
– Тогда спустись, передай и на сегодня свободен.
Айдар обходит стол, Бекир поднимается ему навстречу.
Я оказываюсь в выгодной позиции: у мужа за спиной. Ужасно в этом признаваться, но сразу же чувствую себя лучше. Защищенней. От кого? От брата? Дожилась…
Мужчины пожимают друг другу руки.
Я слышу произнесенное мужем:
– Давай, родным салам от нас передавай.
– Передам, – от брата. После чего его взгляд снова впечатывается в меня.
Еле сдерживаюсь, чтобы не сбежать еще дальше, но это будет подозрительно. Поэтому улыбаюсь.
Все в комнате понимают, что наиграно.
– Пока, Бекир…
Машу рукой. Не хочу, чтобы подходил. А он реагирует на это раздражением.
Сжимает челюсти, желваки играют…
А не полез бы ко мне тогда, этого всего бы не было!!!
Кричу внутрь. Наружу улыбаюсь.
Он тоже сомневается, но в итоге все же делает шаг ко мне. В очередной чертов раз игнорирует мои желания.
– До двери проведи хоть, карындаш. Я понимаю, что по мужу-то больше соскучилась, но и брата можно уважить…
Я молча терплю, что на моем локте сжимаются пальцы. Сильно. Даже больно.
Бекир нас разворачивает, я подчиняюсь. Не хочу, но почему-то по-прежнему позволяю себя подавлять. Наверное, именно поэтому холодею от мысли, что придется с кем-то из родных встречаться. Они сломают меня еще раз. Убедят в том, что просто раньше меня разглядели мою же удачу. Ни черта при этом не зная о реалиях…
Айдар остается за спиной, теперь я чувствую себя уже беззащитной, а Бекир клонится к виску и в него выстреливает тихим:
– Ты бы родителей пожалела, Айка… Мама места себе не находит. Плачет. Говорит, ты ее никогда не простишь…
Меня сразу же начинает трясти. Вплоть до зубов. Я не хочу этого знать. Я не хочу чувствовать вину. Не хочу плакать из-за своей невозможности простить. Это даже не гордыня. Я просто не способна.
– Так а ты приветы передавай. Скажи, Айка-балам благодарит за то, что сломали ей жизнь…
Бекир говорит со мной на крымскотатарском. Так, будто это помешает Айдару нас понять. Будто он не в курсе, что меня ему продали без моего спроса. Будто брат мне по-прежнему ближе. А я отвечаю в пику ему громко и не так, как говорили с раннего детства, когда между собой и о сокровенном. Строю стену языкового барьера. Сейчас хочу сделать много-много таких стен.
В ответ на мою фразу Бекир ругается. Сжимает локоть сильнее. Не выдержав, я дергаю руку. Смотрю на него предостерегающе. Не получаю удовольствия, но и прогибаться не стану.
– Это ты кашу заварила…
– Нет. Это ты ее заварил. А хлебать мне.
– А разве не по вкусу тебе каша? Так и не скажешь...
Выдергиваю руку и отступаю. В ушах звенит обвинение.
Поворачиваюсь к Айдару. На душе гадко, но ему я улыбаюсь широко и до тошноты не по-настоящему.
Вздрагиваю, когда за спиной хлопает дверь.
Бекир ушел злой до трясучки. Я тоже теперь разбита. Зато разговор с Айдаром уже так сильно не пугает.
Под его взглядом понемногу успокаиваюсь.
Чувствую слабость, хочу присесть. Обвожу взглядом комнату, натыкаюсь на тот же диванчик, с которого встал брат.
Не сяду. Там сильно пахнет туалетной водой, которую я так любила. А теперь это мой страх.
Айдар по старинной привычке проходит мимо к кулеру. Набирает стаканчик воды, но не ставит на стол, а протягивает. Я беру.
– Рехмет… – Поблагодарив, выпиваю залпом. Он повторяет.
Прокурору явно очень любопытны мои реакции. Не знаю, зачем, но он не отвлекается, не отводит взгляд.
Когда произносит:
– А ты не щадишь… – Я даже в ступор впадаю ненадолго. Хочется в ответ спросить, пощадили ли они меня? Но бессмысленно.
Пожимаю плечами, улыбаюсь, пусть и очевидно, что он моей легкости и не верит. У самого уголки губ точно так же наигранно дергаются вверх и снова становятся ровными.
– Вы только заметили? – Защищаясь, иду в нападение. Но мой апломб не берет прокурора. Он всё для себя понимает за пару молчаливых секунд. Как именно интерпретирует – я никогда не узнаю.