Культурный слой
Шрифт:
На завтрак я обычно открываю банку рыбных консервов и завариваю чай на таганке. К чаю – сгущенка и галеты. Все припасы, кроме консервов конечно, приходится хранить в металлическом ящике под замком. Железо всеядные крысюки пока еще жрать не научились.
А квартирка хоть и хорошая, но я уже подумываю о том, чтобы продать ее. Надо переезжать в другой район, посолиднее. Мелким предпринимателем я был несколько лет назад. Сейчас я уже крепкий мидл-класс, и бизнес требует расширения. К тому же зоны добычи за последние годы отодвинулись на приличное расстояние. Приходится по нескольку часов топать туда, потом столько же обратно с тележкой, груженой книгами. Да, надо переселяться в новострой.
До открытия книжной лавки оставался еще час. Я растянулся на постели и покрутил настройки моего престарелого приемника.
Нашего президента я уважал. В чем-то мы были похожи. Как и я, он умел обходить выставленные со всех сторон рогатки выбора, на полном ходу лавировать между политическими развилками. Поле выбора оставалось за ним, но сам он не делал с него ни шага ни в какую сторону. Только профессионально, технично создавал иллюзию, что куда-то он все-таки идет. За это Петровича любили. На него одинаково делали ставки те, кто обычно без ненависти не мог смотреть друг на друга. А Харитон прозвал его Топтыгиным, но я с ним не согласен.
После Петровича начались новости. Опять сообщали, что готовится третья совместная экспедиция во внекультурье. Предполагалось, она продвинется еще дальше на юг, чем предыдущие. Первые две, много лет назад, обнаружили за пределами ареала большое разнообразие неразумных и несколько условно-гуманоидных биологических форм. Эти условные были покрыты шерстью и лазали по деревьям. Некоторые, самые крупные, проявляли агрессивность. В общем-то эти открытия не стали сенсацией. В ареале всегда водились животные, в основном собаки и крысы. А собака, между прочим, если хотите знать, тоже условно-гуманоидный вид. С перепугу да с перепою крупного пса очень даже можно принять в темноте за дикого человека. Этого йети какие-то энтузиасты видели несколько раз возле границ ареала. Но я думаю, оная неприятность случилась с ними по причине слишком большого энтузиазма, соответствующим образом подогретого. Как бы то ни было, третья экспедиция собиралась искать как раз дикого человека. Они там твердо намерены воткнуть йети на место отсутствующего звена в эволюционной цепочке. Старик Дарвин твердо вбил им в мозги, что люди произошли от высших форм собак с начатками интеллекта, окультурившихся в ареале. А собаки еще раньше произошли от волков.
В общем, не сочувствую я этим ребятам.
Я вырубил приемник и пошел в лавку. Открываюсь я в девять. Книжный салон «Экслибрис», обслуживание индивидуальное. В том смысле, что ни один клиент от меня без покупки не уходит.
Тихая наша улочка уже шебуршилась утренней жизнью. У соседей напротив опять верещал младенец. Тыкля выполз докрашивать свою хибару в омерзительно морковный цвет. Несколько дней назад хвастался, что по дешевке отхватил почти полную банку краски. Зря он это, конечно. Не подумал мужик. Хата у него из разглаженного листового железа, коричневая ржа смотрелась благороднее этого морковного поноса. Мимо пропылила с работы старушка Шапокляк в юбочке до пупка. По походке понятно, что клиенты отодрали ее сегодня вусмерть. Поперек улицы ковылял Галоша. Он готовился к войне, запасался продуктами и вещами, чтобы в голодное время обменивать на еду. От его хибары всегда несло тухлым.
Через три дома Харитон возле своей двери нагружал тележку произведениями творчества. Расписные шкатулки из картонных пакетов и вазы из пластиковых бутылок составляли предмет брезгливого негодования его супруги. И единственный, между прочим, источник семейного дохода. «Привет, Мох». Харитон помахал мне рукой. Вокруг тележки скакали его отпрыски, Никитос и Костыль. Я махнул в ответ и снял засов с лавки.
Мой книжный салон располагался в пристройке к дому. Правда, стенки были не из утепленных ящиков, а из металлических
Я расшторил окна, зажег ароматические палочки. Почти сразу закурчавился приятный глазу и нюху дымок.
Лавка – это мой второй дом. Здесь я провожу примерно треть жизни. Вторую треть, с равным удовлетворением, трачу на прочесывание зон добычи. Обычно на это уходят выходные и иногда праздники. Средний мой улов за день – полтора-два десятка томов в переплете или мягкой обложке, некоторое количество тонких книжечек и ворох иной бумажной продукции, вроде буклетов, открыток, календарей, вывалившихся откуда-то страниц, которые я нарезаю на оракульские билетики.
Между прочим, Мох – это мое имя. Но к корпорации «Моховые ковры» я никакого отношения не имею. И к топливной компании «Моховид», добывающей моховидную плесень, тоже. Просто родители назвали ребенка Тимохой, а он, бездельник лобастый, подросши, сократил себя до трех букв. Не его вина, что эти буквы обозначают известные отечественные бренды. И если брендам это не нравится, тем хуже для них.
Кстати, была у меня когда-то мысль разориться на выращивание зеленого мохового ковра в лавке. Чтоб клиенты разувались у входа, млели от ласковой бархатистости под ногами и не торопились уходить, испытывая желание накормить мою кассу некоторым количеством денег. По здравом размышлении я отказался от идеи. Потому как после оплаты счетов оным клиентам нечем бы стало любоваться в лавке, кроме самого зеленого коврика. Стены и те пришлось бы продать. Ну а моховидку простой народ, вроде меня, вообще в глаза никогда не видит. Ею обогревается исключительно малое число наших олигархов. Из нее же в основном состоит многострадальный отечественный экспорт.
Брякнул колокольчик. В лавку втиснулся мой постоянный клиент. Появляется у меня раз в неделю, всегда по понедельникам. Не знаю, как его по-настоящему зовут, он живет в другом квартале. Я дал ему имя Ухогорлонос из-за свороченной на сторону правой половины лица. Нос, рот и правое ухо у него будто стремились воссоединиться в одной точке. «Добрый день». – «День добрый». – «Что-нибудь подсказать?» – «Есть ли новые поступления?» Показываю ему все, чем затарился в последние выходные, и провожу ненавязчивый промоушн. Но это скорее по привычке – Ухогорлонос и так метет чуть не все подряд. Болезнь у старикана такая – библиомания. Для родственников, наверное, страшная беда. «Вот Донцова, совсем свежая». Демонстрирую Донцову – книжка и правда в хорошем состоянии, только обложка немного примята, угол чем-то облит, но это несущественно. Клиент чуть-чуть морщится. Лицевые выпуклости от этого еще больше начинают стремиться к воссоединению. «Не употребляю», – говорит он и с достоинством отвергает Донцову. Раскладываю на прилавке на выбор – Акунина, Никитина, Сорокина, «Гармонию секса», воспоминания президента Уша, толстенную футурологическую брехню «Будущее: глобальное слияние». Рассматривая книги, мужик запускает пробную реплику для вежливой беседы интеллигентных людей: «Все-таки растет наш культурный слой». И удовлетворенно шлепает губами. Я киваю с самым глубокомысленным видом. Поддержание вежливых бесед с клиентом входит в сервис. За счет заведения – мне не жалко. «Общество становится все более свободомыслящим и гуманным. Слышали о решении присяжных? Они вынесли оправдательный вердикт! Это настоящий прорыв». Старичок в молодости, кажется, был диссидентом и до сих пор, наверное, числил себя в гвардии правозащитников. Я сразу догадался, о чем он.
Недавно у нас поймали каннибала. Правда, он никого не убил, а поедал свежих покойников с кладбища. По ночам их откапывал и временно поселял у себя дома. До полного освобождения скелета от мяса. Дело было шумное, подробности по радио со вкусом расписывали. Оказалось, у этого людоеда метаболизм неправильный, любое другое мясо, кроме человечины, для него отрава сущая. А вегетарианцем стать ему не захотелось. Наоборот, он на почве своего людоедства еще религиозную систему себе придумал. Мол, бог присутствует в каждом, и, поедая умершего, мы через это освящаемся. А для меня все равно – что религия, что метаболизм. Людоед он и есть людоед. Должен сидеть за решеткой, грызть морковку в принудительном порядке. Ухогорлоносу я так и сказал. Отрубил невежливо.