Культуры городов
Шрифт:
Диснеевские продукты стали логотипами общественной культуры. Естественно, со временем произошли некоторые изменения. Микки-Маус появился как герой комиксов в 1928 году. Великая депрессия стала формирующим опытом его детства. В опубликованной в 1934 году рождественской сказке (Mickey Mouse Movie Stories, reprint 1988) Микки-Маус с собакой Плуто в канун праздника бредут по заснеженным улицам. Голодные и замерзшие, идут они мимо богатого дома, где избалованный ребенок дразнит дворецкого – наряженного в сюртук пса. Дворецкий просит Микки продать ему собаку, но Микки отказывается. Они идут дальше и видят бедную лачугу, где спит семейство котят. Микки бежит к первому дому, продает своего Плуто дворецкому, покупает подарки котятам и оставляет у них дома. Согреваемый своим хорошим поступком Микки сидит в снегу, где его и находит Плуто: он убежал от богатого ребенка и прихватил с собой индейку с семейного стола. Как этот тощий, вечно голодный диснеевский символ связан с лоснящейся самодовольной
На протяжении 1980-х годов уши Микки-Мауса неоднократно беззастенчиво заимствовали из популярной культуры статусные представители высокого искусства. Началось все с архитектуры. Архитектор Арата Исозаки спроектировал часть здания «Команды Диснея» в Лэйк-Буэна-Виста, штат Флорида, в виде пары гигантских мышиных ушей – поп-арт вернулся к своим корпоративным истокам. Этот проект был представлен как чистая геометрическая абстракция, в отличие от антропоморфных дельфинов, лебедей и мышей, использованных архитектором Майклом Грэйвсом при строительстве других зданий Компании Диснея (Asada 1991, 91). В отрыве от массовой культуры диснеевских мультиков мышиные уши стали символом публичной культуры общего пользования. Их можно увидеть даже в политической карикатуре на заглавной странице «Нью-Йорк таймс» (New York Times, June 5, 1992), где они красуются и на республиканском слоне, и на ослике демократов.
По мере вхождения диснеевских символов в контекст высокой культуры художники утрачивают ироническое отстранение, с которым когда-то относились к предмету. Труппа современного танца «Нью-Йоркский балет Фельда» поставила два спектакля на музыку Моцарта, в которых солисты выступают в мышиных ушках и напевают «МИК-КИ-МА-УС» на мотив 31-й симфонии (New York Times, February 29, 1992). Если использование диснеевских символов в высокой культуре уже никого не шокирует, в контексте политики они по-прежнему могут восприниматься весьма остро. Выставленная в Лондоне в 1992 году работа британского художника Джона Кина (John Keane) «Микки-Маус на фронте» наделала много шуму; в картине отобразился критический взгляд на политику США, направленную на эскалацию конфликта в Персидском заливе (Porter 1992). В ассамбляже Билла Шиффера (Bill Shiffer) «Новый мировой порядок» Микки-Маус помещен поверх серпа и молота, американского флага, креста и звезды Давида. Профессиональные культурологи иногда замечают диснеевские формы даже там, где никто о них и не помышлял. Когда не так давно в Нью-Йорке выступала рок-группа Sugar Cubes из далекой Исландии, в «Нью-Йорк Таймс» (April 20, 1992) прическу вокалистки с крендельками по обе стороны макушки нашли похожей на ушки МИККИ-МАУСа, – а ведь это могли быть традиционные косы девушек-викингов.
Микки-Маус давно проник и в нормативный американский английский. Впрочем, значение этого неоднозначно, поскольку ирония в нем сочетается с имитацией. Прилагательное «миккимаусный» означает одновременно «бредовый» и «неестественный», «карикатуру на общепринятую практику… и [подобное армейскому] бездумное повиновение правилам» (Rosenthal 1992). Несмотря на эту неоднозначность трактовки и изменчивость формы, в культурном производстве Микки-Маус стал критерием подлинности. Это одновременно икона и образец для подражания, эдакий Ральф Лорен, позволяющий обсуждать продукцию массового рынка как произведения высокой культуры. Штатный культуролог «Нью-Йорк nаймс» задался вопросом: в чем больше подлинности – в идеализированной версии прошлого или в реальном прошлом со всеми его язвами? «В диснеевской версии, как на торговых площадях мистера Лорена, все ошибки реальности исправляются, и в итоге вы парадоксальным образом получаете куда более полное ощущение, что вы побывали в роскошной викторианской гостинице на берегу моря» (Goldberger 1992a, 34).
Ориентация в пространстве виртуальной реальности
Виртуальная реальность Диснеймира больше всего похожа на метрополию Орландо. Стремительным ростом, который город пережил со времени открытия Диснеймира, Орландо обязан как тематическому парку и подпитываемой им туристической индустрии, так и близости к высокотехнологичным производствам мыса Канаверал, дешевой рабочей силе и обилию незастроенных земель. Тематический парк придал Орландо субъективный статус места, куда стремятся и массы, и бизнес. «Экономьте орландоллары» – написано на рекламном плакате «Юнайтед Эирлайнс» в окне туристического агентства на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке. Орландо привлекает людей, потому что Диснеймир проецирует свой образ общественного пространства на весь город. «Люди едут сюда, зная, что здесь безопасно», – говорит глава Юниверсал Студиос Флорида. Здесь не нужно думать о плохой погоде или уличной преступности. Автор бестселлера о стратегиях инвестирования, сам житель Орландо, говорит: «Лучше всего жить там, где все хотят проводить отпуск» (цит. по «Fantasy’s Reality» in Time, May, 27, 1991, 52–59, 54).
Орландо в некотором смысле воспроизводит в памяти мифологию Лос-Анджелеса. Город, большую часть населения которого составляют молодые мигранты, где много рабочих мест как на производстве, так и в сервисе, город, образ которого ассоциируется прежде всего с отдыхом. Орландо пережил бум в 1970—1980-х годах, став одним из пяти центров регионального экономического развития наравне с Бостоном, Нью-Йорком, Лос-Анджелесом и Сан-Франциско (Thurow 1989, 192–193). Население Орландо с пригородами увеличилось с 1970 по 1990 год более чем вдвое – с полумиллиона до более чем миллиона человек. Количество рабочих мест за тот же период выросло втрое – с 193 тысяч до 662 000. Одна пятая населения перебралась в Орландо в конце 1980-х – начале 1990-х. В этот период средний возраст жителей Орландо был самым юным в штате Флорида. К 1990 году примерно 80 % населения составляли белые, 13 % – небелые и 7 % – «латиноамериканцы», притом что последние – самая быстрорастущая группа. Тем не менее 85 % рабочей силы составляли белые. ГПервые лица компаний назвали Орландо «одним из трех самых привлекательных растущих рынков для переноса туда бизнеса в ближайшие пять лет» (Economic Development Commission of Mid-Florida 1991, 89–90; New York Times, January 31, 1994).
Необычайный экономический рост Орландо имеет и расовую подоплеку. Компании, открывшие офисы в Орландо, нанимают тех принадлежащих к белой расе представителей среднего звена среднего класса, что раньше жили в северо-восточных штатах или на Среднем Западе. Подрядчики министерства обороны, питавшие рост занятости в 1980-х, не размещают производства в районах, населенных представителями расовых меньшинств. В метрополию Орландо переехали корпоративные штаб-квартиры компании Tupperware Home Parties, Американской автомобильной ассоциации и пяти крупнейших страховых компаний. AT&T, Alfa Romeo, ресторанный оператор General Mills и Southern Bell Telephone Company имеют здесь крупные отделения. Созданная в Калифорнии крупнейшая евангелическая миссионерская организация Campus Crusade for Christ также перенесла свою штаб-квартиру в Орландо. В государственном учреждении – Учебном центре Военно-морских сил – работает почти 17 тысяч человек. В общей сложности количество рабочих мест в сфере услуг увеличилось почти в десять раз – с 27 тысяч в 1970-м (23,5 % от общего объема занятости) до 200 тысяч в 1990-м году (35,5 % от общего объема занятости).
Объемы производства в Орландо тоже выросли, хотя и меньше, чем в среднем по Соединенным Штатам. Основной рост пришелся на предприятия оборонной и аэрокосмической промышленности. На предприятиях одной только Martin Marietta работает более 11 тысяч сотрудников, а есть еще Litton Laser Systems, Westinghouse Electric Corporation и прочие производители микроэлектронного оборудования, тренажеров и симуляторов, различных электронных компонентов. Все эти производства так или иначе переживут сокращение военных расходов, поскольку их продукция используется для вооружения мобильных отрядов и стратегических бомбардировщиков – основных сил для ведения региональных войн. И тем не менее, наличие Диснеймира, киностудии Universal Studios и тематического аквапарка «Морской мир» ведет к тому, что каждое четвертое рабочее место связано с индустрией туризма. Более 50 тысяч человек работают в отелях, санаториях, ресторанах и других местах для туристов, при этом в одном только Диснеймире – более 30 тысяч сотрудников.
Несмотря на впечатление комфортной жизни, которое создает Орландо, большинство работающих здесь не могут похвастаться ни высокой зарплатой, ни стабильным положением. В 1990-х годах агентства по найму временного персонала трудоустроили 38 340 человек главным образом в качестве продавцов, специалистов по обработке текстовых данных, секретарей и разнорабочих. Агентства, занимающиеся постоянным трудоустройством, помогли найти работу лишь 3 тысяч специалистам (Orlando Business Journal, 1992). Если оставить за скобками оборонный комплекс, Орландо – это типичный город средних размеров, зависящий от экономики сферы услуг, чье основное преимущество для работодателей состоит в предложении новой рабочей силы. В Орландо живут молодые, неплохо образованные люди, не отягощенные долгой историей профсоюзной борьбы.
Среди прочих достоинств Орландо – большое количество незастроенных земель, очень чистые улицы, бездомные, кпроживающие в передвижных домах, а не на тротуарах, отсутствие этнических конфликтов (Time, May 27, 1991, 54–55). В городе установлен низкий налог на недвижимость. Местные власти не собираются повышать налоги ради очистки загрязненных озер, строительства новых дорог и школ или содержания симфонического оркестра – в конце концов, туристы приезжают сюда не Моцарта слушать. Тем не менее совет четырех прилегающих к Диснеймиру округов, поддерживающий единственное госучреждение экономического развития, смог убедить людей, что частное строительство при поддержке государства способно принести значительные выгоды всему обществу. В 1980-х годах количество конференций увеличилось настолько, что четырехпроцентного сбора с гостиничных номеров хватило, чтобы оплатить строительство Муниципального общественного/конференц-центра округа Орандж, половины крытой спортивной арены Орландо и часть реконструкции стадиона Citrus Bowl (DePalma 1991).