Кулуары кафе
Шрифт:
Карл еще раз позвонил в дверь. Ответа не было.
– Хм…
Карл в нерешительности топтался на месте. Может, она в ванной? Или слушает музыку в наушниках? Или Мэрл просто спит и не слышит его звонка?
Он помялся на одном месте. Воровато оглянулся. Опустил руку на дверную ручку. И аккуратно нажал.
К величайшему удивлению Карла, дверь открылась. Собственное безрассудство и смелость лишили мужчину дара речи – ему невообразимо сильно хотелось увидеть ту самую Мэрл, мысли о которой терзали его уже несколько недель. Он вошел в квартиру. Красивый серый ламинат, несколько курток разных
Сердце в груди запрыгало из стороны в сторону. Оглядев прихожую, Карл сделал несколько шагов по небольшому коридорчику квартиры. На побеленных стенах коридора висело несколько фотографий животных, а также видов гор и лесов севера США. Судя по качеству снимков, девушка была отменным фотографом. Нос ему приятно щекотал сладковатый запах каких-то отдаленно знакомых конфет. Разглядывая снимки, Карл не заметил, как наступил на лежащий на полу теннисный мячик. От этого нога его подвернулась, и, охнув, мужчина завалился на стену. Мяч отскочил от него, с силой ударив в одну из нескольких дверей коридора.
– Ах… черт… эй! Извините! Меня зовут Карл!
Восстановив равновесие, мужчина собрал всю свою волю в кулак и направился к распахнувшейся двери, из-за которой и лился ярко-желтый, тёплый, почти домашний свет.
– Я зашел к вам потому, что у вас дверь была откр…
Комната представляла собой некое подобие лаборатории по проявлению снимков. На подвешенных к потолку ниточках красовались фотоснимки – парень лет 25 в военной форме, обнимающий девушку. Таких фотографий было сразу несколько, причём все они так или иначе отличались. Одежда, выражения лиц, декорации. На некоторых фото оба были в камуфляже и позировали на фоне какого-то гигантского дерева.
Весь потолок был украшен этими самыми ниточками. На всех висело по дюжине фотографий. На всех были парень и девушка. Оба улыбались.
На стенах комнаты красовались не менее живописные фотоснимки, схожие по композиции с теми, что Карл видел в коридоре. Поля, леса, горы, острова – в общем, пейзажи завораживающей красоты. В углу комнаты стоял письменный стол – на нем лежал открытый ноутбук с запущенной программой по редактированию фото. Карл едва смог разглядеть надпись: “Не дождалась”.
По центру же комнаты стояло мягкое кресло. Оно было повернуто спиной к Карлу. И в этом самом кресле сидела девушка.
– Кхм… мэм, здравствуйте. Меня зовут…
Карл сделал два шага в сторону кресла. И неожиданно замер.
Сладковатый запах в комнате был до рвоты мерзко-гнилым. В кресле перед Карлом сидел полуразложившийся труп девушки. Вены её были вскрыты, нож лежал на коленях. В остатках лица покоилось выражение бесконечной тоски. Глаза запали, в остатках носа копошились невесть откуда взявшиеся личинки. Живот её под одеждой вздулся. От мертвенно-синей кожи рук и ног бросало в дрожь, висящие лоскуты кожи на лице и открытой части груди отвратно смердели. Карл отшатнулся от Мэрла. Споткнулся. Повалился на спину. Задел торшер, стоящий неподалёку. Рухнул. Не отводя взгляда от Мэрла, отполз. И, наконец, заорал.
На берегу безымянной реки
Джон недовольно поморщился. У него уже вторую неделю к ряду болела голова. И он не понимал – почему.
Вернее сказать, он догадывался о причинах. Джон слишком много сидел в офисе и, как следствие, мало двигался. Да еще и на свежем воздухе не бывал. Однако сейчас, сидя на обрывистом берегу вяло бегущей реки, Джон с новым рвением принялся разглагольствовать на тему болящей головы.
– … и что самой главное – таблетки не помогают! Хоть ты вешайся. Болит и болит, блин. Сколько мы тут уже?
– Вторые сутки.
– Почти три дня, ты только вдумайся! А голова всё не проходит!
Лили лишь отмахнулась. Она уже привыкла к жалобам мужа на головную боль. А еще на болящую спину, сбивающееся с ритма сердце и плохо слышащее левое ухо. Список жалоб Джона пополнился головной болью. Что с того? Разве что раздражать еще больше начал.
– И ты только вдумайся – я был у четырех врачей. Четырёх. Специалистов. И хоть бы один помог, блин!
– Ага…
Лили тяжело вздохнула. С берега, на котором они удобно расположились, открывался шикарнейший вид на бескрайний зеленый простор. Вокруг бушевала листва, деревья мягко шумели в плену ветра. Бегущая река плавно огибала подтопленный участок березовой рощи, над водой возвышалось несколько почерневших стволов. Однако даже они умудрились распустить почки, ознаменовав приход долгожданного лета. Лили сладко потянулась, полностью отключившись от жалоб мужа на головную боль. Или на коллег. Или на проигранный его любимой бейсбольной командой матч.
– Нет, ты слышала? Он сказал…
Он сказал. В очередной блядский раз он что-то сказал. Она что-то сказала. Оно что-то сказало. Ей-богу, если бы деревья и собаки умели разговаривать – они непременно полили бы говном ее мужа. Новоявленного мужа. Да, они были женаты всего год, и это была их первая крупная совместная поездка со времен медового месяца. Сейчас, сидя на обрывистом берегу прямо на траве, Лили всё больше погружалась в воспоминания о том прекрасном времени. О том, как они поженились. О том, как вместе не вылезали из постели почти 4 дня. О том, как он трахал её в душе. О том, как у них лопнуло колесо, пока она делала ему минет за рулем.
Вишенкой на торте стал момент, к которому она шла несколько недель. К которому готовилась. И который ознаменовался ответом “да”.
– А я ему в ответ: “Да пошел ты в жопу, Алэн! В жопу!”
Ага. В жопу Алэна. В жопу Донни. В жопу Мироса. Всех их, уродов, в жопу. Мы ведь не умеем по-другому. Совсем не умеем.
Лили вновь вздохнула. На этот раз уже более легко и непринужденно. Она аккуратно поправила свою коричневую бейсболку. Смахнула с красивого ровного лба локон светлых, словно колос, волос. И улыбнулась.
– Слушай, Майкл, а ты помнишь, как мы с тобой гуляли под луной в Венеции?
Майкл замолчал. Ненадолго задумался.
– Хм… да… припоминаю. Это в тот раз, когда меня гондольер водой облил за то, что я ему мятую купюру вручил. Вот уж точно – гондон… льер.
– Да, именно тогда. Ты еще так смешно его ругал. А он ругал тебя в ответ. Забавно вышло в тот раз.
– Кому как. Меня-то он водой облил. Да и… Лили, а что ты в этом забавного-то нашла?
– Да ничего, Роджер. Ничего. Ровным счетом ни-че-го.