Кумган
Шрифт:
Амиргулу, поднимая руку вверх, все говорил:
– Я знаю, где он! Знаю!
Голые скалы так раскалились под солнцем, что Кумган не мог устоять на месте и часто поднимал лапы. Несколько дней назад в такую вот жару небо внезапно нахмурилось - мгновенными переменами погоды и знаменит Апшерон! пошел дождь, поэтому во впадинах скал, выбоинах все еще оставалась вода, и Кумган, как только видел эти лужицы, бросался туда, мочил лапы, а когда люди, заглядывая в расщелины, удалялись, снова бежал их догонять.
– Я знаю, где он! Знаю!
Охотник Фазиль поднял ружье и выстрелил
От этого внезапного звука все вздрогнули, вздрогнул и тот одинокий кулик на морском берегу, вздрогнул и взлетел... Кумган, поджав одну лапу, сощурил свои черные глаза, посмотрел в небо и как будто удивился, раз с неба ничего не упало, значит, в небе ничего нет, а раз ничего нет, зачем направили в это чистое, спокойное небо длинную штуку и выстрелили?
Охотник Фазиль сказал:
– Из этого ружья я медведя свалил, э, что мне пес?! Сейчас у него только мозги брызнут!
Садовник Асадулла, шагая за охотником Фазилем, говорил мысленно: "Чтоб ты провалился! И отец твой был такой же шакал. Этому негодяю как будто медаль дадут за убийство!"
Амиргулу, подняв руку, снова сказал:
– Я знаю, где он! Знаю!
– Потом, сильно качнувшись, обеими руками подтянул брюки, потому что они, как всегда, сползали с него.
В это время из-за скалы выскочила собака, и тут же Фазиль вскинул свое ружье, приложился, а садовник Асадулла отвел дуло в сторону, и пуля на этот раз улетела в море.
Садовник Асадулла закричал:
– Не видишь, это другая собака?!
Бежавший к людям Товар испугался выстрела и, будто в него попали, повизгивая, помчался прочь; Товар был в диком страхе.
Кумган посмотрел на Товара, потом, поджимая лапы, снова двинулся за людьми, и тут внезапно послышались такие дикие звуки собачьей грызни, что у людей волосы встали дыбом. Все застыли на месте, словно пораженные неистовым собачьим визгом и лаем: у охотника Фазиля задрожали руки, и садовник Асадулла, посмотрев на дрожащие руки охотника Фазиля, подумал: "Вы только посмотрите на этого храбреца! Медведя убил! На тебе!.. Убил..."
Амиргулу сделал четыре шага вперед, причем он больше не качался, как будто произошло чудо, и в это время дня Амиргулу оказался трезвым.
Охотник Фазиль и садовник Асадулла тоже потихоньку двинулись вперед. Дети, умолкнув, не трогались с места. Кумган, усевшись на задние лапы между детьми и взрослыми, открыл пасть и задышал часто-часто. Охотник Фазиль, обернувшись, посмотрел на Кумгана и удивился, что собака Агабабы даже не лает в сторону грызущихся псов.
Амиргулу еще немного продвинулся вперед, и тут из-за скалы выкатились клубком две собаки, Алабаш, оторвавшись от глотки Сарыбаша, бросился на Амиргулу. Несчастный Амиргулу мигом повернулся и побежал, издавая животные вопли.
Алабаша можно было узнать только по размерам, обрезанным ушам и хвосту, а так Алабаш больше уже не был Алабашем, за эти три дня он облысел, покрытые белым налетом глаза расширились, взгляд стал диким, изо рта шла пена.
Амиргулу мчался с этими животными воплями (дети потом пустили слух, что, когда взбесившийся пес садовника Асадуллы преследовал Амиргулу, Амиргулу со страху звал на помощь Хейрансу),
– Слушай, ну стреляй же!
Охотник Фазиль, отведя взгляд от взвизгивающего и корчащегося на земле Сарыбаша, прижал ружье к груди, и одновременно с выстрелом Алабаш подпрыгнул и упал на землю, садовник Асадулла на этот раз невольно подумал: хорошо стреляет, сукин сын.
Алабаш поскреб когтями землю и, вытянув задние лапы, испустил дух.
Сарыбаш, лизнув свой ободранный бок, покачиваясь, поднялся на ноги, посмотрел на лежавшего недвижно Алабаша, потом на охотника Фазиля с ружьем в руках, и в полных ужаса и боли глазах пса вдруг сверкнула искорка радости, Сарыбаш, покачиваясь, оставляя за собой кровавые следы, поплелся к своему хозяину.
Все, отведя глаза от Алабаша, смотрела на Сарыбаша, тишина была полная.
Охотник Фазиль сказал:
– Из тебя больше собаки не выйдет!
– и, нарушая традицию поселковых мужчин, очень неприлично выругался при детях, затем, прижав ружье к плечу, выстрелил Сарыбашу прямо в лоб.
Вот так четвертый выстрел охотника Фазиля нарушил тишину этого летнего дня, и Кумган, оставшийся сидеть на задних лапах, после этого четвертого выстрела два раза тявкнул на охотника Фазиля.
Охотник Фазиль, проходя мимо Кумгана, хотел от злости пнуть ногой эту собаку, чтобы она завизжала, но вспомнил, что это как будто собака Агабабы, и подумал, что такие шутки с Агабабой кончатся для него плохо, он не ударил Кумгана, только плюнул в его сторону и на этот раз не громко, а тихонько, очень неприлично выругался.
Охотник Фазиль, садовник Асадулла и дети направились в поселок: охотник Фазиль шел, чтобы на кого-нибудь излить свою злость - на жену, тестя или на другого человека, садовник Асадулла пошел за лопатой и киркой, чтобы вернуться и закопать собаку, дети пошли, чтобы рассказать эту историю всем, кто не видел.
Все ушли. Только Кумган остался там же, где стоял все это время.
Море, как и прежде, было синее-синее и спокойное. Небо - безоблачное, солнечное. Берег опять был пуст. Вдоль берега от песка поднималось легкое марево, и сейчас в этой тишине, казалось, что недавно прозвучавшие четыре выстрела были давным-давно, как будто в этой тишине, в этой благодати ни стрельбы не могло быть, ни собачей грызни.
Кумган снова посмотрел на небо, на море, на берег и снова увидел на берегу того же одинокого кулика, но теперь уже Кумган не стал играть с ним в догонялки.
Что же касается Амиргулу, то у Амиргулу брюки спереди промокли, и Амиргулу устроился на скале, чтобы снять брюки и высушить, а потом пораскинуть умом, что ему делать.
Амиргулу давно уже не был таким трезвым, и, понятно, терпеть такую трезвость было очень трудно.
Как говорится, такие вот дела.
Был вечер этого тихого жаркого летнего дня, вся немалая семья Агабабы собралась на веранде. Могло быть три причины для такого всеобщего семейного сбора: или Агабаджи приготовила что-нибудь вкусное, или по телевизору должен начаться концерт Зейнаб Ханларовой, или пришло письмо от Балададаша либо от Агагюля.