Кумир (фрагмент)
Шрифт:
Я не знаю, сколько в нашей армии было генералов евреев, (впрочем, если много, опять есть повод сказать: вон их сколько взобралось посылать людей на смерть, а на передовой не видать их), сколько было генералов татар, армян, никогда этим не интересовался, не делил людей по составу крови. Этим занимались фашисты, с ними шла война. Я даже и во взводе у себя меньше всего интересовался кто - кто, главным было, как он воюет. Вот сейчас постарался вспомнить по фамилиям, да ведь по фамилии, как мы видели, не всегда угадаешь национальность, и вот что получилось: большинство - русские, украинцев двое, армянин - один, азербайджанец - один, татарин - один, еврей - один, грузин двое, оба из Мингрелии. Одного из них, командира отделения связи Джгунджгия, мы называли "патара камечио": по-грузински, если точно запомнилось, это - маленький буйвол: был он крепкий на редкость, хотя и молодой по годам. Через много лет после войны он разыскал меня и пишет: "Здравствуй мой дорогой фронтовой однуполчану Фридману (Бакланов) Григори Яковлевычу. Из солнечной грузия города Зугдиде от Габриелу (Гаджи) малхазовичу Джгунджгия. Дорогой мой Любимий командир григори Яковлевичу, прошло - 41 лет, что я тебя не мог найти ни где, сколько встреча было по дивизий и бригаду 115-ой Запорожие было встреча 1981- году кому спросил никто мне не мог ответит, 1984 года было встреча г. Кривой Рог, тоже никто не мог сказать от тебе, а 1986 опят пригласила совета ветеранов Нашей бригады 9-го мая тоже спросил всем знакомие ребятам, и вачадзе
1-го декабря 1941 года, ночью, в "Волчьем логове", в одной из застольных бесед Гитлер говорил: "Мы не знаем, почему так заведено, что еврей губит народы. Может быть, природа создала его для того, чтобы он, оказывая губительное воздействие на другие народы, стимулировал их активность... Удивительно, что евреи- метисы во втором и третьем поколении зачастую снова вступают в брак с евреями, но природа все равно в итоге отделяет вредоносное семя: в седьмом, восьмом, девятом поколениях еврейское начало уже никак не проявляется и чистота крови, по-видимому, восстанавливается."
Сыновья Солженицына на половину или на четверть, не это суть важно евреи, жену свою, как писали, он сам крестил, вот такая незадача. Долго, долго ждать придется, пока природа отделит в их потомках "вредоносное семя". Но для современных наших фашистов, внуков убитых на фронте солдат (дедов убили фашисты, а внуки празднуют день рождения Гитлера!), четвертинки, половинки ничего не значат. Один из их вождей заявил недавно, это было процитировано в газете: жаль, жаль, что мы не пропустили немецкие армии до Камчатки, они бы всех евреев у нас уничтожили. Несомненно, победи Гитлер, он бы евреев уничтожил, как выискивали их и уничтожали фашисты по всей Европе и в наших оккупированных областях. Но смешно думать, что ради этого пошел Гитлер на Светский Союз, на Россию, это бы решалось по ходу дела. Главным было: "Моя миссия уничтожить славян!" Он возглашал это и писал не единожды, и был разработан детальный план уничтожения славян, превращения славян в рабов немецких поселенцев, продуманы меры, в том числе - медицинские, которые должны были неминуемо привести к вырождению славянской нации. Документы эти и на Нюренбергском процессе были представлены, об этом написано в сотнях книг на многих языках. Точно так же не для того он вел войну с Великобританией, строил подводный флот, построил сверхмощный линкор "Бисмарк", который англичане тут же и потопили, не для того готовил высадку в Англию, чтобы уничтожить английских евреев. Не понимать этого, предпринимая "историческое исследование", может лишь тот, у кого неприязнь превыше разума. И Солженицын нет - нет, да и подкидывает мыслишку: вас шли уничтожать, а вы не столько на фронте, сколько в тылу сгрудились, там вас было сгущено. Но, следуя его логике, действуя его методами, высчитывая постоянно в процентах, можно и так сказать и отдельной строкой выделить: евреи - единственная нация, в которой в ходе Отечественной войны не было предателей. Не было евреев - власовцев, не было евреев - полицаев, карателей. Так что же они святей и превыше всех? Нет, конечно, все слишком понятно. Посмотрел немного главу о лагерях. Есть письмо Копелева Солженицыну от 1985 года, оно напечатано недавно в тринадцатом выпуске альманаха "Апрель". Печатать свою переписку с Солженицыным Копелев при жизни запретил. Вот абзац оттуда: "Особую, личную боль причинило мне признание о "Ветрове". ("Ветров" - так Солженицын подписывал или должен был подписывать свои донесения, когда в лагере согласился стать стукачем. Прим. мое.) В лагерях и на шарашке я привык, что друзья, которых вербовал кум, немедленно рассказывали мне об этом. Мой такой рассказ ты даже использовал в "Круге". А ты скрывал от Мити (Дмитрий Панин, прообраз Сологдина "В круге первом". Прим. мое.) и от меня, скрывал еще годы спустя. Разумеется, я возражал тем, кто, вслед за Якубовичем утверждал, что, значит, ты и впрямь выполнял "ветровские" функции, иначе не попал бы из лагеря на шарашку. Но я с болью осознал, что наша дружба всегда была односторонней, что ты вообще никому не был другом, ни Мите, ни мне."
Наивный человек! В друзья записался... Да вы, как все прочие, средство, взобравшись на пьедестал, подпираемый и подсаживаемый всеми добрыми людьми, не грех об них и ноги вытереть. "Моя душа чиста, - пишет о себе Солженицын все в той же статье "Потемщики света не ищут", - Ни от моих односидчиков на шарашке (ни, кстати, и от Виткевича, там же сидевшего) ни в Особлаге - я никогда не встречал обиды, упрека или подозрения, но только полное доверие..." Упрекать человека в том, что, попав в сталинские лагеря, в этот ад кромешный, человек хотел выжить, врал, что в мирной жизни был врачом, парикмахером, кем угодно, лишь бы спастись, упрекать в этом бесчеловечно. Вот свидетельствует солагерник Бадаш: " В бригаде Панина ходил зэк-нормировщик, постоянно с папочкой нормативных справочников, - это был Саша Солженицын...В Степлаге, в Экибастузе, придурком был Дмитрий Панин, который пристроил прибывшего А.С. на должность нормировщика. К моменту нашей забастовки и голодовки зимой 1951/1952 года А.С. был уже на придурочной должности бригадира."
А вот и Солженицын сам пишет о себе (Цитата по YMRA-PRESS, 1974.): "Приезжая на новый лагпункт, ты изобретаешь: за кого бы себя на этот раз выдать... Я при перегоне в следующий лагерь, на Калужскую заставу, в саму Москву.
– с порога же, прямо на вахте соврал, что я нормировщик... Младший лейтенант Невежин, высокого роста хмурый горбун... исподлобным взглядом оценил... мое галифе, заправленное в сапоги, длиннополую шинель, лицо мое с прямодышащей готовностью тянуть службу, задал пару вопросов о нормировании (мне казалось - я ловко ответил, потом-то понял, что разоблачил меня Невежин с двух слов) - и уже с утра я на зону не вышел - значит, одержал победу. Прошло два дня и назначил он меня... не нормировщиком, нет, хватай выше! "заведующим производством", то есть старше нарядчика и начальником всех бригадиров."
Повторяю, нельзя осуждать человека за то, что он спасал свою жизнь, если только не ценой жизни других. И спас, выжил, а не был уничтожен, как миллионы и миллионы, пригнанные на убой. И миру, в итоге, был явлен писатель большого таланта. Но вот - из "Двести лет вместе", из главы "В лагерях Гулага": "Вскоре затем прислали и провинившегося в МАДИ Бершадера...Лет пятидесяти, низенький, жирный, с хищным взглядом, он обошел и осмотрел нашу жилую зону снисходительно, как генерал из главного Управления. Старший надзиратель спросил его: - "По специальности - кто?" - "Кладовщик".
– "Такой специальности не бывает." - "А я - кладовщик".
– "Все равно за зону пойдешь, в разнорабочую бригаду". Но... "так уверенно держался новичок, что чувствовалось: за ним сила. Угнетенный ходил и кладовщик зоны Севастьянов. Он два года заведовал тут слитным складом продовольствия и вещснабжения,
Да уж не с себя ли это списано, так все совпадает? "Низенький, жирный, с хищным взглядом" Бершадер, отвратительный во всех своих проявлениях, так и рвется с языка - жид, и "прямодышащий", "с готовностью тянуть службу" (и согласился служить, дал подписку) Солженицын - "нормировщик по специальности". "...и уже с утра я за зону не вышел". Почему вдруг перед ним оробели? Почувствовали: "за ним сила"? И назначили "не нормировщиком, нет хватай выше!
– "заведующим производством" то есть старше нарядчика и начальником всех бригадиров." И тоже кого-то для него согнали с этой должности, кто до этих пор "прочно сидел, неплохо жил с начальством..." С чего бы вдруг? Звезды ли на небе так расположились или звезды на погонах чекистов? Но сказано в "Архипелаге": "Брат мой! Не осуди тех, кто так попал, кто оказался слаб и подписал лишнее. Не кинь в него камень!" Это пишет грозный судия всех живущих Солженицын. Вот так на десятый день войны перетрусивший Сталин обратился к своему народу: "Братья и сестры..." А потом этих братьев и сестер - в лагеря за свой позор. Однако, повторяю, не мне, не прошедшему лагерь, допросы, тюрьму, судить. Судить может Шаламов, он прошел самые страшные лагеря, но там от должности бригадира отказался: быть бригадиром, писал он, означало посылать людей на смерть.
Дмитрий Сергеевич Лихачев рассказывал неоднократно и писал о том, как в лагере, на Соловках, он случайно узнал, что ночью отберут на расстрел такое-то количество заключенных, и среди них, в списке этом - его фамилия. И он спрятался в дровах, его не нашли, но цифра - закон, количество смертников было определено, и кого-то в эту ночь расстреляли вместо него. Это сопровождало его всю его жизнь.
С таким же чувством возвращались с войны и доживают свою жизнь многие фронтовики, за всех за нас проникновенно и точно сказано у Твардовского: Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они - кто старше, кто моложе
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь,
Речь не о том, но все же, все же, все же... Наблюдавшему войну издалека Солженицыну чувство это неведомо, если судить по его речам и книгам. Вот тут самое время привести то, что "притекло", как любит выражаться Солженицын, из Брянска. А "притекло" оттуда вот что: статья Ольги Корнеевой, напечатанная в газете "Десница" 16 апреля 2003 года: "Десять лет Николая Дмитриевича". Там она цитирует Дмитрия Виткевича, сына школьного друга Солженицына. Газета малотиражная, но статья есть в Интернет-сети, любой человек в любой стране, владеющий русским языком, может прочесть ее, а у нас Интернетом пользуются уже 10 миллионов человек. Вот, что в этой статье говорит Виткевич: "Я не хочу, чтобы имя моего отца упоминалось рядом с именем Солженицына. В одной и той же ситуации они повели себя абсолютно по-разному, и вовсе не к чести последнего." И пересказано об их школьных годах: "Николай особенно подружился с одноклассниками Кириллом Симоняном и Сашей Солженицыным. В автобиографических записях Виткевича, которые цитировал его сын, сохранилась зарисовка, описывающая, как трое друзей подражали любимым героям Дюма. Есть в ней интересный момент. Роли распределял Симонян, но друзья сразу решили, что д^Артаньяном никто не будет. Так вот Симонян провозгласил: "Ты,Морж (такой была кличка Солженицына в школе), поскольку лицемер, будешь Арамисом. Кока (школьное прозвище Виткевича) станет Партосом, а я Атосом. В нескольких публикациях, где упоминается эта история, слово "лицемер" либо заменено на "хитрый", либо просто отсутствует. И далее в статье газеты: "Фронтовая контрразведка арестовала Солженицына в феврале 1945-го. Виткевич дошел до Берлина...22 апреля Виткевича тоже арестовали. Перелистывая изъятые письма, (имеется в виду переписка Солженицына - Виткевича) следователь откровенно сказал: "здесь на 10 лет вполне". Позже он предъявил своему подследственному показания Солженицына, тот сообщал, что Виткевич не только входил в созданную им антисоветскую группу, но и с 1940 года систематически вел антисоветскую агитацию, разрабатывал планы насильственного изменения политики партии и государства. Знакомый почерк не оставлял сомнений, это писал его лучший друг." Впрочем, Солженицын и сам признался, что вел себя на следствии недостаточно стойко, есть ему, о чем сожалеть, хотя нет нигде ни слова о том, что к нему применяли какие-либо насильственные меры.
Но - не будем в это вникать. Что КГБ пыталось опорочить его любыми методами - несомненно. Гораздо интересней, что пишет Солженицын в той же статье "Потемщики света не видят", в ней он решился ответить на все публикации последнего времени за границей и у нас, якобы порочащие его честь и достоинство: "В Архипелаге, и не только в нем, я не щадил себя, и все раскаяния, которые прошли через мою душу - все на бумаге... В этом ряду я не поколебался изложить историю, как вербовали меня в лагерные стукачи и присвоили кличку, хотя я ни разу этой кличкой не воспользовался и ни одного донесения никогда не подал. Я и нечестным считал об этом умолчать, а написать - интересным, имея в виду множественность подобных вербовок, даже и на воле." Но тем не менее умолчал, скрыл от тех, кто считались его друзьями, умалчивал до тех пор, пока КГБ не обнародовало. И вообще, что интересного писать о своем позоре? Не выдержал угроз - да, жизнь спасал - да, но "интересно"?... Позвольте усомниться. А то, что сам послал в американскую газету приписываемый или якобы приписываемый ему донос на солагерников, ну что ж, это вполне рассчитанный упреждающий ход, кстати говоря, выгодный одному из "жерновов" той холодной войны, которая велась.. Однако главное дальше: "Я цель имел во всей книге, во всех моих книгах показать: что можно из человека сделать. Показать, что линия между Добром и Злом постоянно перемещается по человеческому сердцу. В ЦК и КГБ не только этого уровня понимания нет и не было, но даже нет простого образумления." Нет, не из каждого человека можно сделать что угодно, уж это история человечества доказала. И в то же время, если смотреть не из дней нынешних, а оттуда, из времени страшного, борьба, которую вел Солженицын с целым режимом, а режим этот, вооруженный ракетами и атомными бомбами боялась половина мира, эта борьба требовала не только точного расчета, но и сердца твердого и беспощадного. И, возможно, во имя цели он действительно готов был пожертвовать даже своими детьми: его выслали из страны, а трое сынов его маленьких остались здесь вроде бы в заложниках, и он писал "...и тут решение принято сверхчеловеческое: наши дети не дороже памяти замученных миллионов, той Книги мы не оставим ни за что." Книга с заглавной буквы, так пишут о Библии, цель и самооценка - грандиозные. Во время минувшей Отечественной войны немцы взяли в заложники детей одного из партизанских командиров, поставив условие: выйдет он из леса, сдастся, они освободят детей. И девочка, дочь его, с божеской мудростью написала отцу, сумела передать записку: папа, не выходи, они все равно убьют и тебя и нас. И он не вышел. И детей убили. Скажу сразу: так поступить я бы не смог. Мне понятней и ближе Януш Корчак, который вместе с детьми вошел в газовую камеру. Это были не его кровные дети, это были его ученики, он имел возможность спастись, ему предлагали, но он не мог оставить детей в час гибели. Это - по-человечески. А сверхчеловеческое оно же нередко и - нечеловеческое. А теперь - о другом. Год 1991-й. В Москве -Путч. Растропович, все бросив, написав только завещание, прилетел защищать Белый дом. Солженицын выжидал, чья возьмет, не вернется ли прошлое. Ну хоть бы слово сказал. Он тогда был подобен легенде, слово его тогда много значило. Нет, постыдно отмолчался, живя в Америке. А решалась судьба России. Но он был занят куда более важным делом: "Красное колесо" писал.