Кумите
Шрифт:
Качалов не хотел афишировать, что занимается жесткой набивкой, поэтому пришел в спортзал раньше всех. Его майка прилипла к спине от пота, а волосы свисали мокрыми прядями. Во всех движениях была отработанная, точная четкость, уверенность и сила настоящего мастера. Такого Сергеев нее видел практически ни у кого.
Так, приглядываясь, он подошел ближе. Юрий сам пришел так рано только потому, что рассчитывал поработать в одиночестве над некоторыми ударами. Скоро предстояли соревнования на кубок, в которых он принимал участие.
Стараясь двигаться как можно тише, Сергеев подошел совсем близко, внимательно присматриваясь
– Ну, засранец, чего тебе? На мое место хочешь?
Качалов вообще был злобным, необщительным человеком, его никто не любил, и он практически ни с кем из спортсменов не общался. Это был волк, который дрался и побеждал сам по себе. Он ненавидел тех, с кем тренировался, и несколько раз по его вине в клубе происходили крупные драки. Он бил смертным боем тех, кто ему не нравился, и просто так тех, кто попадался под руку, – ни за что.
В конце концов потребовалась масса денег и людей для того, чтобы загладить последний конфликт – Качалов избил двух охранников в находящемся во Дворце ночном клубе, и директор комплекса Масловский приказал назначать его тренировки отдельно от всех других спортсменов. И не пускать его ни в гостиницу, ни в бассейн с сауной, ни на дискотеку, ни в ночной клуб… От этого Качалов совсем озверел и стал еще больше выигрывать, словно карательные меры пошли ему на пользу. Были соревнования, когда требовалось вмешательство нескольких человек для того, чтобы увести его с ковра – повалив противника, он продолжал зверски бить сдавшегося после окончания боя…
Увидев, что Качалов прекратил тренировку и услышав его вопрос, Сергеев не почувствовал даже тени волнения. Он пока ни разу не встречался с Качаловым в бою – был не так опытен и не обладал такой категорией, однако не исключал в будущем такой возможности. И знал, что в этом бою не будет победителей – потому что проиграть не сможет ни Качалов, ни он.
– Что, засранец, хочешь на мое место? – снова повторил Качалов.
В его голосе злобы не слышалось, но в черных глазах зажегся какой-то нехороший огонек. Сергеев, сдержав себя, ответил:
– Мое место ничуть не хуже твоего.
– Смеешься, засранец? – откровенно заржал Качалов.
– А будет еще лучше!
Качалов продолжал смеяться. Оторвавшись от своего мешка, он сделал несколько шагов по мягким, пружинистым матам, и в тот момент как никогда был похож на пантеру, готовую к прыжку.
– Лучше? Ты хочешь стать чемпионом?
– А почему нет? Чем я хуже тебя?
– У тебя силенок не хватит, засранец!
– А у тебя их хватает только на то, чтоб колотить пожилых охранников в дешевой дискотеке да лупить, как чокнутый, мешок с песком. Так кто из нас засранец? Мешок с песком не может дать сдачи!
На самом деле Сергеев услышал эту фразу в одном из фильмов с Брюсом Ли – правда, там были кирпичи, а не мешки с песком, – а сказал потому, что все происходящее напоминало тупую киношную сцену, от которой веяло не то что избитостью, а даже настоящей тошнотой. Но Качалов не ударил его и не пригласил к драке, как обязательно случилось бы в тупом фильме.
Он просто еще раз засмеялся и смахнул влажные волосы со лба:
– О! Неплохо сказано! Любишь Брюса?
– А ты? – не отступал Сергеев.
– Знаешь, меня тоже никто не может побить, – хмыкнул Качалов.
– Это ты сам так решил? – Юрий не смог отказать себе в ехидстве.
– Нарываешься, засранец? – Качалов прищурился.
– Мы уже выяснили, кто засранец! – не отступал Сергеев. – Или не понимаешь русского языка? Вместо слов надо просто врезать тебе – ты только этот язык поймешь? Ты понимаешь, что тебе говорят, только когда кто-то бьет тебя по морде?
– Да ладно, меня никогда и никто не бил по морде!
– Врешь! Били! Били долго и жестоко! Ты вырос, и сам стал таким!
– А ты кто? Фрейд?
– Ты даже знаешь, кто это?
Перепалка могла продолжаться сколько угодно, но Качалов не выдержал первый и снова засмеялся:
– Слушай, ты мне нравишься! Уже очень давно никто не разговаривал со мной так. Все меня боятся. Ты решил рискнуть?
– Во-первых, я ничем не рискую, – отозвался Юрий. – А во-вторых, разве может нравиться, когда с тобой так разговаривают?
– Мне вообще нравится, когда кто-то со мной разговаривает…
Сначала Сергеев не понял смысла этой фразы, а когда понял… Качалов все продолжал улыбаться.
– А чего вдруг ты ко мне так подкрадываешься? Думал, я не услышу?
– Хотел посмотреть, какие у тебя удары.
– Ну и как? Посмотрел?
– Удары классные. И еще более крутые, потому что ты специально набил руки. Ты занимаешься набивкой втихаря, когда тебя никто не может поймать. Может, ты еще бросаешь в глаза сопернику порошок или таблетки?
– За такие слова, засранец, я мог бы размазать тебя по стене!
– А ты попробуй!
– Я не пробую. Я побеждаю.
– Все тебя боятся как черт знает чего. Никто не скажет тебе в лицо ни одного резкого слова. Все думают: ты большой, страшный и сильный. А ты… И удары твои: левый – коронный, правый – похоронный.
– Ты специально меня провоцируешь, я понял, – улыбнулся Качалов. – Но я не стану с тобой драться. Ты можешь преследовать две разных цели. Первая: наивно надеешься, что меня побьешь. И вторая: через несколько минут здесь должна быть тренировка. Твоя, если ты пришел. Явится козел тренер, еще кто-то, и все увидят, что я бью тебя смертным боем. Я убиваю, я просто разрываю тебя на куски. Конечно, нас разнимут. А козел тренер побежит, распустив сопли, вонять Масловскому, что я, мол, такой-сякой, напал на ребенка. И просить, чтобы меня дисквалифицировали – он это слово очень любит. Конечно, никто меня не дисквалифицирует. Но начальство рассердится и снимет меня с соревнований. А предстоящие соревнования – это Кубок, в котором ты тоже будешь участвовать. Меня снимут с соревнований, а тебе только того и надо. Вместо меня выставят тебя. И ты завоюешь победу, которой, будь я на ковре, тебе не видать как своих собственных ушей. Видишь, я не такой тупой, как ты думаешь. У меня на этот счет есть свои соображения. Думаешь, я не видел тебя на ковре и не знаю, чего от тебя ждать? По уровню ты можешь быть моим соперником. А может, в чем-то и превосходишь, я не знаю. Но с тобой в бою мы не можем встретиться по одной простой причине: и ты, и я, мы оба не можем проиграть. В нашем поединке не может быть проигравшего. Мы оба хотим победить. А я не хочу умирать в таком молодом возрасте и не хочу тебя убивать. Я не хочу ставить крест на своей собственной жизни. И не поставлю этого креста. Никогда.