КУНЦЕЛЬманн & КунцельМАНН
Шрифт:
Чуточку смущаясь, Георг поведал, что в последний год он пытается найти утешение в обществе некоего Джесси Вильсона, американского военнослужащего из Ноксвилля, Теннесси. Если их связь выплывет наружу, тот рискует увольнением из армии. Он рассказал о странном чувстве — жить в разрушенном городе, разделённом на две половины, в городе привидений, где история и современность сплетены в неописуемый хаос. Он говорил о выживании и вере в будущее, о том, какую роль играет сейчас подлинное и фальшивое… И самое важное, поведал о главной своей мечте — снова работать с самым гениальным фальсификатором всех времён и народов — с Виктором Кунцельманном.
Он закончил свой рассказ, когда уже светало.
— И что будем делать? — спросил Виктор.
Георг достал из кармана пиджака две сигары и одну протянул Виктору.
— Всё очень просто, — сказал он. — Начинаем сотрудничать. Есть множество людей, вполне заслуживших быть обманутыми, причём не кем иным, как братьями Броннен. Не забудь — в лагерь нас бросили самые обычные немцы. Мир состоит из гомофобов. Можешь считать себя иезуитом: в нашем случае цель, безусловно, оправдывает средства!
* * *
Нам нужно выйти на легальный рынок, пояснил Георг на следующий день. Они стояли в мастерской и любовались картинами, поступившими на реставрацию. Подлинниками. Конечно, можно продавать работы как ворованные, но тогда они принесут лишь ничтожную часть той суммы, которую за них можно получить, продавая законно, настоящему коллекционеру. Те копиисты, что работают у него сейчас, недостаточно искусны, и он просто не решается на такой рывок. К тому же в последние годы отрасль насторожилась. В Федеративной Республике появились новые экспертные методы, особенно в лаборатории профессора Дернера в Мюнхене. Говорят, там собираются даже открыть целый институт. Институт Дернера, где несколько дюжин экспертов будут работать над выявлением подделок.
— И конкуренция становится всё жёстче, — загадочно произнёс Георг, стоя перед женским портретом Болиндера.
— В каком смысле?
— В том смысле, что не мы одни такие. В Гамбурге появился вновь открытый Кранах… я не дал бы голову на отсечение, что подлинный. А ещё я слышал о команде, пытающейся сбыть Блехена, и не только Блехена, но даже — только не падай! — Рембрандта.
— Ты шутишь! Это тут же раскроется!
— Пока не раскрылось… но это, понятно, вопрос времени. Вообще я узнал про эту историю только потому, что у меня есть свой человек в Любеке.
В этом старом ганзейском городе Георг познакомился с известным торговцем картинами с большой клиентурой, но с весьма сомнительной моралью. Тот даже предлагал выставить его работы на комиссию. Незадолго до этого, весной, Георгу удалось выручить неплохие деньги за копию Менцеля, сделанную одним из его сотрудников. Картина ушла на аукцион в Голландию.
Виктор не удивился.
— Я её видел, — сказал он, — не могу сказать, что она произвела на меня впечатление.
Георг оцепенел. Виктор поведал ему, как отсоветовал Национальному музею приобретать эту фальшивку. Хуже того, в Голландии началось полицейское расследование.
— Ну, за это не волнуйся… — сказал Георг. Рассказ Виктора, похоже, доставил ему удовольствие. — Я замёл все следы. Эта картинка Менцеля — всего лишь пробный шар. Я хочу завоевать мир.
Виктор рассказал, как недавно у коллекционера во Франции он наткнулся на собственную подделку Дикса, подлинность которой удостоверена самим автором. Георг хохотал до слёз.
— Самое удивительное, что Дикс наверняка и в самом деле посчитал эту работу своей, — сказал он. — Меня не удивит, если твоего «Борца» признают высшим достижением немецкого экспрессионизма.
Они начали вспоминать знаменитых фальсификаторов. Эмиля Шуффенеккера, француза, соученика Гогена, который взял на себя труд завершить неоконченные полотна Сезанна. Густава Тигеса, у которого была целая мастерская подделок в Мюнхене в начале века. Ателье Франсуа Милле в Лионе — Виктор был хорошо знаком с его продукцией. Милле, внук знаменитого пейзажиста, в тридцатые годы наладил производство пастишей картин деда. Когда Виктор ещё работал у Тугласа, к ним дважды попадали такие подделки, и Туглас был вынужден открыть глаза доверчивым владельцам.
— Ирония судьбы, — сказал Георг, — но ведь это именно ты обнаружил, что Герингу продали подделку Вермеера.
— Кисти теперь уже знаменитого на весь мир Ван Мегерена.
— Ты сразу это заметил, а эксперты возились с картиной несколько лет, и так ничего бы и не обнаружили, если бы Ван Мегерен сам не раскрыл обман. К сожалению, мне кажется, это время уже прошло. Сегодня шансы на удачу куда меньше. Разработаны новые методы анализа… изучают даже следы пыли в кракелюрах. Пыль бывает старой и новой… попалась современная пыль — и пишите письма.
— Но такие методы применяют, только когда есть веские основания подозревать подделку… — Виктор беспокойно прошёлся по мастерской. — А что касается рентгена, есть много способов…
— Вот ты-то их и разработаешь!
— Туглас меня много чему научил. Это верно, что на рентгене виден подмалёвок, особенно если он содержит свинцовые белила. Но след свинцовых белил удаётся замаскировать солями тяжёлых металлов, так что можно писать по старому полотну… — Он остановился перед конным портретом дворянина. — Вот, например, работа относительно малоизвестного художника. Но каким бы он ни был малоизвестным, всё равно — это холст семнадцатого века. Но весьма скромными средствами его можно превратить в полотно… ну, скажем, Ван Дейка, и на рентгене никто ничего не увидит.
— Доселе неизвестного Ван Дейка будут изучать года два, не меньше.
— Я просто для примера…
Георг огляделся — мастерская была уставлена работами скандинавских художников, ожидающих очереди на реставрацию.
— Я уже сказал — хочу на легальный рынок. Настоящие деньги только там. Мог бы ты скопировать, допустим, вот это?
Он показал на маленькую картину маслом в углу, изображающую собаку с врождёнными уродствами.
— Это Эренштраль. Принадлежит коллекционеру из Гётеборга. Могу сделать копию, которую даже я не в силах буду отличить от оригинала.