Кунгош — птица бессмертия. Повесть о Муллануре Вахитове
Шрифт:
— Аллах! — сказал вполголоса немолодой дружинник сидящий рядом с Абдуллой. — А что будет с моими детьми, если меня убьют? Их ведь у меня пятеро!
— А с моими что будет? — поддержал его Ильяс. — Дом сгорел. Все сгорело. Да еще если кормильца убьют совсем пропадут, горемычные! По миру пойдут…
— Пусть этот крикун вперед идет, ему, вишь, крови своей не жалко! — сказал тот, у кого было пятеро детей.
— Как бы не так, — злобно ответил Ильяс. — До дела дойдет — он сразу сзади окажется, а вперед нас с тобой погонят.
— Аллах! Что же нам делать? Так вот и погибать ни за что ни про что? — снова запричитал
— Слушай, — обернулся Ильяс к Абдулле. — Ты ведь из Москвы, от самого Вахитова, посоветуй, как нам быть? Очень уж не хочется сирот оставлять.
— Кто из Москвы? — удивился отец пятерых детей.
— Я, — сказал Абдулла.
— Да как же ты сюда попал?
Абдулла рассказал, как приехал в Казань, как, едва сойдя с поезда, стал невольным свидетелем пожара, случившегося в доме Ильяса, как вытащил из огня его детишек, как они сидели ночью в доме сестры Ильяс и мирно беседовали, как ворвались дружинники и чуть не силой притащили их сюда.
— Постой, ты нам зубы не заговаривай, — оборвал его коренастый татарин с бородкой, в которой поблескивала седина. — Ты про комиссара Вахитова расскажи. Для какой такой надобности он тебя сюда послал?
— Я слыхал, — сказал отец пятерых детей, — что комиссар Вахитов прислал в Казань отряд матросов с броневиками. На помощь Казанскому Совдепу.
— Так ты, стало быть, из этого отряда? — спросил у Абдуллы бородатый.
— Нет, я сам по себе, — ответил Абдулла. — Про отряд даже и не слыхал. Отряд, видать, уже после меня послали. Но если это тебе правду сказали про матросов, тогда я вам, братцы мои, не завидую.
— Это почему же?
— Матросы — народ отчаянный. С ними воевать не дай бог!
— Аллах! Что же будет! — снова запричитал многодетный отец.
— Могу дать хороший совет, — сказал Абдулла.
— Какой совет? Ну?! Давай, говори! — послышалось со всех сторон. К их разговору, оказывается, уже прислушивались многие.
— Сложите оружие. Сдайтесь Советам.
— Да ты что! Свои же расстреляют… Большевики еще неизвестно, а уж эти точно не помилуют.
— Кто «эти»? Про кого ты говоришь?
— Как — про кого? Про командиров наших, будь они прокляты!
— А вы их арестуйте, — сказал Абдулла.
— Страшные слова говоришь, — сказал бородатый и испуганно отошел в сторону.
— Как же, арестуешь их! — приуныл и отец многодетного семейства. — Вмиг укокошат… Я и то удивляюсь, что мы с тобой такой разговор ведем, а еще до сих пор живы. — Он понизил голос и наклонился к самому уху Абдуллы. — Тут ведь каждый третий — шпион!.. Зря ты с ними так откровенно…
И он тоже отошел в сторону. Абдулла остался один. По правде говоря, ему стало как-то неуютно от этих слов бородатого. Обстановка военная, если узнают, какие советы он тут дает образцовым железным дружинникам, церемониться с ним не будут.
Однако время шло, а его пока никто не тревожил.
Перед рассветом около Абдуллы опять очутился бородатый. На этот раз он был не одни, привел с собой товарища — совсем молоденького светловолосого паренька.
— Это Ахмет, — сказал он. — Я его привел, потому что у него газета.
— Какая газета? — удивился Абдулла.
— Русская газета. А там приказ.
— Чей?
— Приказ Комиссариата по мусульманским делам.
— Московского?
— Да нет, нашего, казанского. У нас
— Ну-ка давай ее скорее сюда, твою газету! — обеннулся Абдулла к юноше.
— Вот, — ткнул тот пальцем, старательно распрямляя на колене клочок измятого, оборванного по краям газетного листа.
— Только потише, — предупредил бородатый. Абдулла взял газету и медленно, чуть не по складам стал читать:
— «Комиссариат по мусульманским делам при Казанском Совете рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, являясь единственным выразителем воли организованного мусульманского пролетариата, считает невозможным далее терпеть существование в городе Казани вооруженных контрреволюционных банд, свивших свое гнездо в татарской часта города и прикрывающих фразами о национальном самоопределении свою буржуазную сущность…»
Абдулла оглядел сгрудившихся вокруг него людей. Все они смотрели ему прянмо в рот. Лица их выражали напряженную работу мысли, боязнь пропустить какое-нибудь важное слово. «Ишь как слушают, — подумал он. — Да и немудрено: тут ведь вся их жизнь решается…»
Бережно расправив измятый газетный листок, с трудом разбирая слова в белесой предрассветной мгле, он стал читать дальше:
— «Комиссариат по мусульманским делам предлагает центральному штабу районов милиции и „железным дружинам“ не позже, чем по истечении 4 часов с момента получения настоящего постановления приступить к сдаче оружия (пулеметов, винтовок, патронов, штыков, гранат и т. п.), как розданного мусульманской буржуазией по рукам, так и находящегося в складах татарской части города, и выдать главарей организаторов „железных дружин“ комиссариату. Оружие должно вдаваться в военный отдел комиссариата (улица Лобачевского, дом Стахеева). В случае неисполнения или какого-либо отступления от настоящего приказа комиссариат по истечении указанного здесь срока приступит к разоружению татарской части города („Забулачной республики“)».
— Это они в насмешку нас так прозвали, — пояснил Ильяс. — После того как наши провозгласили независимую татарскую республику.
— Я так и понял, — кивнул Абдулла.
— Ладно тебе, давай дальше!
— Дальше читай! — послышалось со всех сторон. И Абдулла поспешно стал читать:
— «Ответственность за возможные последствия комиссариат возлагает на „железные дружины“ и на центральный штаб районов милиции Татарской слободы, как главного организатора контрреволюционных сил. Мусульманский комиссариат предупреждает мусульманскую часть города, что в его распоряжении имеется достаточное количество вооруженной силы, артиллерии, пулеметов и пехоты, которые по первому приказу готовы исполнить свой революционный долг и не остановятся ни перед чем в случае, если со стороны штаба районов милиции последует отказ выполнить ультиматум».
Дочитав до конца, Абдулла медленно сложил газету. Все молчали.
— Крепко написано, — выразил общее настроение Ахмет.
— Да, видать, шутить с нами не собираются, — мрачно подтвердил Ильяс.
— Что же нам делать-то, братцы? Вот попали, так попали! Что ж нам теперь делать? — повторял, лихорадочно озираясь по сторонам, бородатый.
— Я ведь вам уже сказал, что делать, — напомнил Абдулла. — Сдаваться надо. Другого выхода у вас нет.