Кунгош — птица бессмертия. Повесть о Муллануре Вахитове
Шрифт:
— Гумер! — изо всех сил закричал Абдулла. — Ты там один? А где Гюльниса?
— Это я, Гюльниса, — всхлипнул тоненький детский голосок. — Гумер тоже здесь, но он молчит.
— Не бойтесь! — крикнул Абдулла. — Не бойся, Гюльниса! Держись за меня!
Подняв девочку, он прижал ее к груди раненой рукой, которая могла уже довольно свободно двигаться, а здоровой — правой — потянул к себе мальчугана. Тот лежал не шевелясь.
«Неужто задохся?» — мелькнула мысль. Но раздумывать не было времени.
Горячее дыхание пламени на миг опалило его. Но тут же он увидел спасительный проем окна, а там, за окном, благодатную белизну снега. Собрав последние силы, Абдулла с трудом взгромоздился на подоконник и, не выпуская из рук своей ноши, тяжело рухнул прямо в глубокий, рыхлый снег.
К нему подбежал невесть откуда появившийся мужчина. Следом семенила давешняя старуха, радостно причитая:
— Гюльниса! Гумер! Родные мои! Живы!
У Абдуллы кружилась голова. Хотелось пить. Опасаясь, как бы не потерять сознание, он лег прямо в сугроб и стал изо всей силы тереть лицо снегом…
Очнулся Абдулла уже не на снегу, а в доме. Вокруг вого хлопотали какие-то женщины. Они наперебой предлагали ему чай, благодарили, ахали, охали, причитали…
— Мальчонка жив? — спросил Абдулла, как только к нему вернулся дар речи.
— Живо-ой! — радостно откликнулся мужчина, видно тот самый, что кинулся к нему, когда он лежал на снегу. — Спасибо тебе, добрый человек! Кабы не ты, погибли бы мои детишки. Не видать бы мне их больше. Навек погас бы очаг моего дома… Пусть аллах воздаст тебе сторицей за твою доброту!
Погорельца звали Ильяс. Он, как и Абдулла, до революции служил дворником у богатых людей. После революции господа сбежали, а Ильяс остался без работы. Тогда он нанялся к богатому торговцу-татарину.
— Понятно, — сказал Абдулла. — Нынче, стало быть, когда пожар начался, ты на работе был?
— Какое там, — ответил Ильяс. — Мы уж, почитай, целую неделю не работаем.
— Так где же ты тогда прохлаждался-то? — удивился Абдулла. — Вот так штука! У человека дом горит, а он гуляет невесть где!
— Скажешь тоже, «невесть где»! — обиделся Ильяс. — Я не гулял, милый человек! Я в своем отряде находился.
— В каком еще отряде?
— В нашей образцовой железной дружине. Учение у нас было. Нас бомбы кидать учили.
— Так ты, стало быть, дружинник? — изумился Абдулла.
— У нас тут сейчас каждый мусульманин дружинник, — важно ответил Ильяс. — А ты, милый человек, разве не дружинник?
Однако, задав этот вопрос, он тут же стукнул себя кулаком по лбу.
— Прости, дорогой! Это я так, сдуру спросил. Не надо мне ничего про тебя знать. Не хочу слыть дурным человеком…
У татар не принято расспрашивать гостя,
— Почему же? Я скажу. Все тебе про себя расскажу, дорогой Ильяс. У меня никаких секретов нету, — отвечал Абдулла. — Нет, брат, я не дружинник. Я только что в Казань из Москвы приехал.
— Из Москвы? — удивился Ильяс. — Каким же ветром тебя занесло к нам, в нашу Забулачную?
— Забулачную? — Теперь настал черед Абдулле удивляться. — Что это значит — Забулачная?
— Так называется наша Татарская слобода.
— А почему ты удивился, что меня сюда занесло? Разве к вам сюда трудно попасть?
— Так ведь наша Забулачная со всех сторон окружена войсками Советов!
Мало-помалу Абдулла начал понимать.
Вся центральная часть города, деловые районы, кремль — все это контролировалось Казанским Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. А в той части города, что находится за рекой Булак (потому и зовется она «Забулачная»), закрепились шуристы со своими «железными дружинами».
— Неужто у вас там, в Москве, ничего про это не знают? — удивлялся Ильяс.
— Почему же, знают. Мулланур мне об этом говорил, — признался Абдулла.
— Мулланур? Какой Мулланур?
— Мулланур Вахитов. Это он послал меня в Казань.
— Тот самый Вахитов? Мусульманский комиссар?
— Ну да.
— Так ведь он же большевик! Советам продался!
— Кто продался?! — вспыхнул гневом Абдулла. — Комиссар Вахитов продался?
— Погоди, погоди, — вдруг цепким, чужим взглядом посмотрел на него Ильяс. — Да ты сам-то кто? Уж не большевик ли?
— Нет, я не большевик, — сказал Абдулла. Он уже остыл немного, вспомнив наказ Мулланура быть осмотрительным и не горячиться. — Я в партию не записывался, да и никто меня туда пока не звал. Но в Красной гвардпд служил. В мусульманском батальоне.
— В мусульманском? — вытаращил глаза Пльяс. — Да разве в Красной гвардии есть такие?
— А как же! Созданы по указанию самого товарища Ленина.
— Постой, — ошалело сказал Ильяс. — А Вахитов этот — он разве за Ленина?
— А как же! Его Ленин и комиссаром назначил!
— Ничего не понимаю! — в отчаянии вцепился себе в волосы Ильяс. — Про Вахитова мне верные люди сказали, что он предатель, злейший враг всех мусульман. Советам продался. А Ленина я уважаю. Ленин стоит за бедняков, за нашего брата рабочего…
«Ну и каша у него в голове, у бедняги! — подумал Абдулла. — Ленина уважает, а Советскую власть клянет!»
И опять ему вспомнились слова Мулланура о темных людях, которых буржуи обманом завлекли в свои «железные дружины». Видно, этот Ильяс как раз из таких.