Купчиха. Трилогия
Шрифт:
— Не пойдёт, — меланхолично заметил Мельхиор, — всё равно вид у нашего Тео подозрительный. Яркий брюнет в стране блондинов заметен, как помидор среди огурцов. Откуда в Эгоне элидианец? Его схватят хотя бы для того, чтобы прояснить этот вопрос.
Все обернулись к нему. Виола сообразила первой:
— Ты можешь его перекрасить?
Теодор заворчал, что мало ему издевательств, ещё и краситься курам на смех, но никто его не слушал.
— Сутки, — ответил Мельхиор на вопрос Виолы, — Мне нужны сутки для того, чтобы изготовить все нужные зелья. Тео у нас станет рыжеватым блондином, это раз. Затем борода. Уже к вечеру у него щёки
— Восстанавливающее можно потом, — буркнул Теодор, — когда я вернусь. И ещё. Кто-то должен меня проводить до главной дороги, чтобы я не заблудился. Тут у вас в горах так всё запутано, что демоны ногу сломят, не то что старый наёмник.
Стефан пообещал проводить Тео и дождаться его возвращения, чтобы показать дорогу обратно. Тот поблагодарил и не стал отказываться, хотя был уверен: тропу, по которой он прошёл дважды, найти не составит труда.
После вкусного и сытного обеда, который выставила гостям Эльза, все разбрелись кто куда, а Мельхиор с любезного разрешения хозяйки занял кухню и принялся творить. Ули поначалу пожелал присутствовать на этом практикуме по бытовому зельеварению, но потом сообразил, что Виола сейчас без присмотра, и сбежал. Не сразу нашёл: её не было в доме, но потом сообразил и побежал на выгон.
Там он стал свидетелем умилительной картины: Эди играл с двумя огромными пастушескими собаками. Бросал им палку и здоровенные чёрно-рыжие с белой грудью псины мчались за ней наперегонки, а затем приносили мальчику, каждый раз чуть не роняя его наземь. Но он бесстрашно вытаскивал свой снаряд из клыков и снова бросал его вдаль, чтобы полюбоваться, как страшные зверюги побегут, чтобы вернуть вещь хозяину. Виола сидела на лавочке под дубом и наблюдала за игрой сына. Заметно было, что она нисколько не боится, что собаки уронят или поранят Эди. Доверяет их уму и выучке.
Ульрих сел рядом и спросил:
— Мне есть на что надеяться?
Женщина пожала плечами.
— Надейся, надежда, говорят, умирает последней. Но как по мне, она — глупое чувство. Неконструктивное. Лучше подумай, чего ты действительно хочешь. Меня? Участи свободного мага? Графства? Ты же понимаешь, что нельзя получить всё и сразу. От чего-то тебе в любом случае придётся отказаться.
— А ты? Чего хочешь ты? — парировал Ули.
Виола ответила не задумываясь:
— Мои желания за эти годы не изменились. Дополнились, да, но не стали другими. Я хочу быть сама себе хозяйкой, жить в собственном доме и вести дело, приносящее доход. Растить сына счастливым и не зависеть от чужой воли. Как-то так. Подумай, сообразуется ли это с твоими целями.
Ульрих схватил её за руки.
— Виола, Вилечка моя! Любимая! Почему ты стала такая холодная и бездушная?! Вспомни: мы же любили друг друга!
И услышал в ответ усталое:
— Мы были влюблены, Ули. Страстно, горячо влюблены. Но это не любовь, это проходит, — заметив, что он хочет возразить, она приложила палец к его рту, — Как иначе объяснить, что ты меня бросил? Поверил какой-то ведьме, что я тебя обманула? Она тебя приворожила, так? Но ты сам знаешь: на искренне любящего привороты не действуют. Так что смирись: наша любовь в прошлом, надо жить дальше.
— Ты смирилась? — в гневе спросил Ульрих, — Не верю, ты не из тех, кто смиряется. Ты борец. Почему ты не стала бороться за нашу любовь?
— Бороться? — пожала плечами Виола, — С кем? С тобой? Ты раньше думай, а потом говори, милый. А с ведьмой твоей я не стала бороться потому, что была занята другим. Ты дал мне лучшее из того, что мог — сына. Теперь он — главное в моей жизни.
Ули было очень больно слышать слова бывшей возлюбленной, ему захотелось сделать так, чтобы и ей жизнь мёдом не казалась.
— И поэтому ты решила связаться с этим ничтожеством Мельхиором? — спросил он злобно.
Виола сузила глаза и посмотрела на него так, что он сразу же захотел взять свои слова обратно.
— Не смей так говорить о самом благородном человеке, которого я когда-либо встречала. Тебе до него как до неба, расти и расти. Во всех отношениях, — подчеркнула она голосом последнюю фразу, чтобы парень прочувствовал, как сильно он отстаёт от идеала не только как человек, но в магии тоже.
Ули хотел было что-то ответить, но тут ним подбежал Эдмон. Он уловил, что мать недовольна своим собеседником и поспешил ей на помощь. Хитрости этому мелкому хватало, поэтому он не стал встревать в разговор, а поступил иначе.
— Мама, мама! — заверещал он радостно, — Как весело! Эти собачки такие умные! Идём, они с тобой тоже поиграют!
Виола поднялась, пожав плечами, и взяла из рук сына палку, уже основательно погрызенную и обслюнявленную псами. Замахнулась и очень умело запустила собачью игрушку в воздух, так, что она полетела почти на середину выгона. Подбежавшие было к ней собаки развернулись и бросились догонять улетавший предмет, а за ними помчался и Эди.
— Знаешь, Ули, — снова вздохнув, сказала Виола, — мне кажется, что всё у нас с тобой неправильно. Не так, как надо. Поэтому выбрось-ка ты из головы то, что было, и начни с чистого листа. Так, как будто ты меня не знал и здесь впервые встретил. Тогда, возможно, у тебя появятся какие-то шансы.
Зря она это предложила. Ульриху шансы были не нужны, ему требовалась срочная и безоговорочная победа здесь и сейчас.
— Ты не понимаешь, Виола, — произнёс он, напустив на себя холодность, — и делаешь роковую ошибку. Решила, что я — отыгранная карта и собралась за своего магистра? Но что тебя ждёт? Мельхиор — маг, а ты — обычная женщина. Как ты представляешь себе ваш брак? Думаешь, сходите в храм доброй матери и всё? Как бы не так!
— А вот с этого места поподробнее, пожалуйста, — произнесла Виола пчти так же холодно, как до этого говорил Ульрих, — Что там за подводные камни?
Граф приосанился и задал встречный вопрос:
— Что ты знаешь о браке мага и не мага? Ничего? Так я и думал. Обычные люди идут в храм, приносят клятвы и живут дальше вместе. Всё. Но представь себе: ты проживёшь в среднем лет семьдесят, а маг? Двести пятьдесят — триста. Он будет всё таким же, как в тот день, в который вы познакомились, а ты скоро начнёшь стареть. Даже если он ничего не скажет и будет относиться с к тебе так же, неужели ты не станешь страдать от такого несоответствия?
Виола молчала, но не отрывала взгляд от его лица и Ульрих почувствовал, что нашёл точку, на которую стоило надавить.