Купец из будущего 2
Шрифт:
— Крепость будем ставить, — решительно сказал князь. — Младан, выводи в эти земли новое городище. Лучше из своего рода, тех, кому доверяешь. Три года — без подати, соль — вполцены. Задача простая — к зиме у нас свое железо должно быть. Лотар, ты возьмешься тут выплавку железных криц наладить?
— Возьмусь, государь, — ответил кузнец, и сидящие в покоях поежились. «Господарь» по-словенски означало «хозяин», точно так же, как «dominus» на латыни. Так подданные к римским императорам обращались, да рабы к своим хозяевам.
— Значит, решено! — сказал князь. — Младан, мастер Лотар сюда с семьей переедет. Он тут ни в чем отказа знать
— Понятно... государь, — тихо ответил Младан, вытирая капли пота на лбу. — Будет тебе железо. Все исполним в срок.
— А как же те ножи, что я должен до лета сделать? — робко спросил кузнец. — Я и так уехал на две недели. Там подмастерья без меня работают.
— А ножи мне вынь да положь, — успокоил его князь. — Восемьсот штук германских лангсаксов, как договаривались. Учи людей, Лотар! Учи людей!
Через две недели. Новгород.
Григорий с гордым видом расстелил на столе лист папируса. Тонзура на его голове уже заросла, и он был подстрижен, как и подобает римлянину. То есть, его волосы были обрезаны челкой над лбом. Прическа много значила в том обществе. Коротко стригли рабов, иногда сознательно уродуя их этим. Даже франк или сакс из самой захудалой деревни имел волосы до плеч. А уж авары и вовсе считали косы главной красотой воина, отращивая их всю жизнь. Почтенные наставники Леонтий и Ницетий взгромоздились на лавки, и на их лицах тоже была написана гордость. Им было, чем похвалиться. Самослав с любопытством взял лист в руки, и погрузился в его изучение. Легкая морщина между бровей, что залегла вначале, разгладилась, и он откинулся в своем кресле, накрытом медвежьей шкурой.
— Годится, — сказал князь. — Значит, взяли латинские буквы, и добавили новые для отсутствующих звуков.
— Да, ваша светлость, — склонили головы риторы. — Мы посчитали, что это будет наиболее разумным решением. Так мы упрощаем обучение отроков. Ведь им будет доступно все великое наследие Рима.
— Сорок две буквы, — задумчиво произнес Самослав. — И ведь ни одной лишней. Ну, надо же! Никогда бы не подумал.
— Меньше никак, ваше сиятельство! — уверили его ученые мужи. — Мы множество слов записали. Ваши ц, ч, ш и щ подходят просто бесподобно. Но гласных звуков в словенском языке куда больше, чем в латыни, а в вашем алфавите их тоже не оказалось.
— Мы попробовали научить новой азбуке госпожу Любаву, — стесняясь, сказал Григорий. — И она уже читает и пишет.
— Ну, нашли, кого учить, — поморщился князь. — Она сама, кого хочешь научит.
— Так у нас же отроков почти две сотни, — несмело напомнили наставники. — Нам бы помощь не помешала, ваша светлость. Иначе мы никак не успеем ваше задание выполнить.
— Ладно, — поморщился Само. — Привезу еще грамотеев. Сразу после войны.
— А мы с кем-то воюем? — поинтересовались ученые мужи.
— Пока нет, — успокоил их князь. — Но весной у нас война с аварами намечается.
— Спаси нас святой Мартин! — побледнели риторы. — Конец нам! Это же порождения Преисподней! От них нет спасения!
— Отставить панику! — хлопнул по столу князь. — Идите, работайте!
Ученые мужи вышли, притворив за собой дверь, а Само ухватил за талию жену, которая пыталась пройти мимо. Она плюхнулась к нему на колени и подставила
— Увидят же, — шепнула она, смутившись. — Стыдно. Слухи пойдут!
— Так пойдем в спальню, — куснул ее за ухо Само.
— Вечером, — уперлась ему в грудь жена. — Тут же слышно все. Полный терем народу.
— Да, надо новый дом строить, побольше, — погрустнел Самослав. — Ну, никакой личной жизни.
— Одеяло хочу из белки, — Людмила даже зажмурилась от своей смелости. — Я слышала, Збыслав своей жене такое подарил. А мы что, хуже?
— Да что б меня! — князь ошарашенно посмотрел на Людмилу, словно не узнавая, и добавил что-то непонятное. — Да в какое же время надо провалиться, чтобы от жены таких слов не услышать? В Мезозой, что ли? Уговорила! Будет тебе одеяло! — и он легонько ущипнул ее за тугой зад. — Но ты будешь должна!
— Вечером! — Людмила чмокнула мужа в губы, и с сожалением встала с его колен. Он нечасто бывал дома. Владения большие, а муж ее и жрец, и судья. Она посмотрела на него своими глазищами. — А может, ты что-нибудь придумаешь, чтобы с судами этими попроще было? Тебя же неделями дома не бывает. Знаешь, как мне одиноко!
— Ну, точно! — хлопнул себя по лбу Самослав. — Ведь целый день эта мысль в голове крутилась! Уложение надо записать! Эй, Григория снова ко мне позовите!
Двести миль на восток от Новгорода. Территория разрушенного римского лагеря Виндобона (совр. Вена).
Это аварское городище ничем не отличалось от тысяч точно таких же, раскинувшихся от Карпат до Альп. Мелкий род племени кочагир, что пас своих коней на северных землях каганата, приходил сюда на зиму. Кочевники научились у своих подданных строить полуземлянки с глиняным очагом вместо юрт. Но по степному обычаю даже такие дома они ставили в круг, обратив входы к центру. Кочагиры были небогаты, и лишь немногие из них носили железный доспех. Их оружием были луки, булавы и редкие тут мечи с односторонней заточкой. Они по зову своих тарханов выставляли полтысячи конных стрелков, по одному воину с юрты.
Новая жизнь в паннонских степях была совсем не такой, как раньше. А ведь еще живы были родовичи, которые пасли свои стада на травах Приаралья. Племя кочагир было выбито с родовых земель проклятыми захватчиками-тюркютами, которые и загнали их за Карпаты вместе с десятком других племен. Царственные рода уар и хуни взяли себе лучшие пастбища, а племена помельче ушли на север и в предгорья, где жило множество словен, гепидов, лангобардов и римлян. Словене жили тут издавна, потому и город на Лимесе, отделявшем римский мир от варваров, кто-то назвал Виндобона, «земля винидов». Только теперь не римляне правили этой землей... Те, кто не имел коня, человеком тут не считался, он был рабом. Кое-где таким рабам жилось вполне сносно, ведь кочевники еще не постигли всю тонкую науку античного рабовладения, когда из невольника нужно было выжать все силы примерно лет за пять. «Раб должен или работать, или спать» — так писал Катон. Тот самый, что все время порывался разрушить Карфаген. Кочевники были людьми простыми, и раб был тут вроде младшего родственника или домашнего животного. Это как повезет. Но степняки хотя бы не ставили на лбу клеймо каленым железом, как иногда это делали просвещенные римляне.