Купеческая дочь замуж не желает
Шрифт:
Такого Лайон, конечно, не ожидал. Но надо сказать, что и мысли о причастности барона к случившемуся с дочерью ему в голову не приходили. Слишком порядочен был Иртэн.
И просчитал быстро возможные последствия и предложил наиболее подходящий выход. Да и сам Лайон был согласен, что такой выход из ситуации, довольно неловкой, лучше всего. Но вся загвоздка теперь в Марише. С ее строптивым характером от нее можно ожидать всего. Тем более что он, как отец, разрешил ей самой выбирать себе спутника жизни. Если надавить на дочь сейчас, то простит ли она потом отца? Лайону до боли не хотелось терять доверие дочери и ее любовь. Ещё раз все обдумав, и приняв нелегкое
— Честно говоря, ваше предложение, барон, весьма лестно для нас. И я верю вам. Но решение этого вопроса будет зависеть от моей дочери. Я обещал не лишать ее права найти свое счастье самой. Я соглашусь с любым ее решением. Решит она принять ваше предложение — замечательно! Вы мне кажется порядочным человеком, способным составить семейное счастье для девушки. Решит отказать — неволить ее не буду и сердиться на нее или любить и уважать ее меньше — тоже не буду. Так что давайте подождем хотя бы до завтра, пока Маринелла будет в состоянии здраво мыслить. Да и самочувствие улучшится. А пока, время уже позднее, ночь, могу я предложить свое гостеприимство? Комнату вам для отдыха уже приготовили, и я приглашаю вас для позднего ужина в столовую.
И Лайон поднялся, давая понять, что разговор на эту щепетильную тему пока закрыт.
Глава шестьдесят седьмая
Марина.
Услышав знакомый голос, я вздохнула с облегчением и позволила себе небольшую слабость, то есть зашаталась и собралась уже натурально рухнуть к ногам «рыцаря в сверкающем доспехе», но была подхвачена крепкими руками.
— Леди Маринелла, что с вами? Вы упали или не дай Всеблагие, кто-то напал на вас? Как вы оказались в моем лесу?
Я, прислоненная к теплой и крепкой опоре, смогла кое-как ответить, несмотря на простреливающую голову боль и дурноту.
— Все случайно, лошадь испугалась, понесла, я ударилась головой об ветку, упала. Лошадь, наверное, ускакала. Очнулась в какой-то старой избушке. Там были двое, мужчина и женщина, я их не видела, только слышала. Вроде бы голоса слышала когда-то, но точно не могу опознать. Женщина почему-то сердилась на мужчину, тот намерен был жениться на мне, сказал, что я теперь скомпрометирована. Я сбежала через окно.
Выдав такую длинную речь, я ослабела окончательно и начала сползать по барону вниз, ноги решительно отказались меня держать. Пробормотав что-то, подозреваю, что не для моих девичьих ушей, Иртэн подхватил меня на руки и пошагал куда-то вглубь леса. Пока меня несли, я позволила себе расслабиться и даже отключилась на некоторое время, но очень короткое. Вначале услышала позвякивание уздечки, а потом негромкое вхрапывание. Значит, здесь «припаркован» конь Шефира. Подойдя ближе к транспортному средству, барон негромко сказал.
— Придется ехать вдвоем на моем коне. Я вас сейчас подсажу, вы садитесь удобнее, потом я сяду позади вас.
Я честно сказала. — Сидеть не смогу… могу полежать.
Барон вздохнул и ответил.
— Ну полежите тогда…
С этими словами он закинул меня на спину коняшки перед седлом. Затем сел сам, прижал меня к себе, и мы осторожно двинулись по едва заметной тропинке в сгустившихся сумерках. Пару раз я точно отключалась, потом вновь приходила в себя. Тошнота усиливалась и я не выдержала, дернула за руку Иртэна, показывая знаками, что мне дурно.
Парень, слава Богу, понял меня мгновенно, остановился, соскочил сам и стащил меня безвольным мешочком. Далеко отойти я не смогла, вывернуло меня почти прямо возле лошади. Думала, что барон отвернется, но он поддерживал меня, чтобы я позорно не свалилась в свою же лужу, потом пошарил где-то у себя в кармане камзола и протянул мне небольшую фляжку.
Не успел он ничего сказать, как я сгребла эту фляжку и сделала два больших глотка. Когда-то я читала в каком-то фэнтези про гномий самогон, как эталон крепкого напитка. Так вот, этот самогон — просто лимонад по сравнению с тем, что я сейчас хлебанула. Я не закашлялась, просто стояла, выпучив глаза и открыв рот, и не могла ни вдохнуть, ни слова молвить. Зато когда вдохнула, боялась, что слово молвлю-таки, и будет оно непечатным. Поэтому рот захлопнула быстро. Вытерев мне лицо своим носовым платком, барон вновь водрузил меня на своего коня, сел сам и мы опять поехали. От выпитого меня все-таки развезло и язык развязался.
— Барон, вы видели меня в столь пикантной для девушки ситуации, что теперь, как честный человек, если уж не жениться, то хотя бы на «ты» перейти обязаны!
Иртэн помолчал пару минут и глуховатым голосом ответил.
— Хорошо, я согласен.
Я, пьяненько хихикая, уточнила.
— На что согласен? А то я вот возьму и выйду за тебя замуж!
Нда, что у пьяного с языка только не слетает. Какой-то частью меня я ещё могла контролировать свой «свободный поток сознания», то есть я понимала, что я несу, но язык молотил совсем мне неподконтрольно. То есть остановиться я не могла, приключений на пятую точку явно не хватило. Барон как-то странно хмыкнул и отчаянно сказал.
— А на все согласен! Просто ждал удобного момента, чтобы предложить, а тут вот как-то все само и организовалось! Главное, утром не забудь!
И подхватил мою сползающую тушку с коня, прижал к себе в совсем уж неприличном объятии. И на этом пикантном моменте я просто уснула. И не видела, что проехав какими-то лесными тропами, мы выехали на дорогу уже в долине, далеко от того места, где меня искали.
Проснулась я, только когда Иртэн уже нес меня на руках на крыльцо моего собственного дома, неловко прижав. Сонно пробормотав что-то недовольное, я поудобнее пристроила голову на его плечо и собралась дремать дальше. Но не тут-то было! Внезапно по глазам ударил яркий свет в холле дома, шум голосов, среди них различила голос отца. Что-то он говорил насчёт знахарки. Я только пробормотала, что не надо знахарку, пусть лучше Миньку приведут. Папа все понял и отправил за ним. Наконец, меня перестали трясти и положили на мою восхитительно мягкую, чистую, родимую постельку! Рядом с собою я слышала только голоса Талии и Лимки.
Они споро, в четыре руки, снимали те лохмотья, что утром были элегантной амазонкой, и прочие причиндалы. Затем аккуратно обтирали мою многострадальную тушку мягкой мокрой губкой. Закончив банные процедуры, меня упаковали в какую-то монструозную ночнушку (где они её взяли? Вроде я все такие благополучно изжила из своего гардероба, вот чесслово, смирительная рубашка!), укрыли по самые уши одеялом и тогда запустили Миньку ко мне в спальню. Я только вяло махнула рукой, типа, барыня приказали — все вон! как нас понятливо оставили вдвоем. Я похлопал рукой по краю кровати, приглашая Миньку присесть рядом.