Купель Офелии
Шрифт:
– Не напрягайся, в больницу я не поеду. Рожать буду в ванной.
– Да хоть в туалете! – схохмил Ванька, с грустью проводив взглядом удаляющуюся фигуру с собакой.
Впереди их ждал новый аттракцион – крутой подъем по лестнице с бесчисленными ступенями. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они вскарабкались наверх и оказались на улице Косыгина.
Ванька, вдохнув полной грудью, наконец-то расслабился. Здесь, наверху, в нескольких метрах от смотровой площадки, кипела жизнь, все блестело от света фонарей, шуршали по асфальту
Доковыляли до «Олимпа» не все – по дороге где-то потерялся Павлуша. «Верно говорят: жрать много вредно», – мстительно подумал Ванька, протирая вспотевшие очки манжетой рубашки. Лукин завалился на траву и лежал, раскинув руки и высунув язык.
– Вот и пришли! – запоздало отреагировала готка.
Выглядела она довольно бодро, улыбалась и щурилась. Правда, смотреть на нее было страшно. Белила на ее физиономии смешались с подсохшей кровью из носа, помада размазалась, один глаз потек – ну, прямо недобитый босоногий Арлекин в балетной пачке и с пузом. Ванька нервно хихикнул, глядя на мрачно-пугающий вид девицы. Прохожие поглядывали на них с ужасом и ускоряли шаг, но Терехина это не смущало, а веселило. Его вообще все вокруг радовало.
– Я тачку бросила вон там. – Девушка указала рукой в направлении церкви, сняла олимпийку и вернула Ваньке, тот отдал ей ролики, пошутив:
– Надеюсь, в роддом ты их с собой не возьмешь?
– Я же сказала, что рожать буду в воду! Ребенок должен сразу попасть в естественную среду, чтобы стресса у него не было, – немного раздраженно пояснила девушка, разглядывая свои роликовые коньки, словно видела их впервые в жизни. – Ладно, мерси, что проводили. Я пойду? – Девица пытливо посмотрела в глаза Терехину, словно спрашивая у него поддержки.
– Иди, родная, иди! – разрешил Ванька и широко улыбнулся, вполне искренне. Освобождение от готки было так близко, что та перестала его бесить. Он даже поймал себя на мысли, что привык к ее «неотразимости».
– Аривидерче и счастливого разрешения от бремени! – подал голос с земли Сеня и заржал во всю пасть.
Готка на остроту не отреагировала, а все еще таращилась на Ваньку и уходить не торопилась.
– Здесь рожать собралась? – не выдержал Терехин. – Езжай уже, детка. Не испытывай судьбу.
– А уже все! – Готка погладила себя ладошками по пузу.
– Родила? Или все рассосалось? – заржал в очередной раз Лукин.
– Ложная тревога, – пожала плечами девушка. – Схватки не настоящие. Наверное, я слив объелась. Когда сливы ем, то…
– Милая, избавь нас, пожалуйста, от физиологических подробностей! – взмолился Ванька. – И иди уже! Иди!
Девушка сделала пару шагов и обернулась.
– Может, вас куда-нибудь подбросить? Так сказать, в качестве компенсации за моральный ущерб.
Ванька уже открыл рот, чтобы послать готку куда подальше в более понятных выражениях, но услышал за спиной шуршание кустов и радостный
– О, Наш Мальчик нарисовался! – гоготнул Лукин и замер, глядя на товарища с изумлением.
Видок у Хлебникова был, мягко говоря, странный. Одежда грязная и мокрая, на лбу внушительная шишка, щеку украшают свежие царапины.
– Ты где шлялся, чудовище? – ошарашенно спросил Семен. – Что вообще с тобой такое?
– В ключ упал, – криво улыбнулся Хлебников.
– Угу, упал в ключ и шибко стукнулся головой о замок, – тяжко вздохнул Сеня. – В какой, на хрен, ключ ты упал?
– В родниковый, даун! – не остался в долгу Хлебников. – Под памятником. Там, где Герцен и Огарев клялись друг другу в вечной дружбе. Попить хотел.
– Они что, геями были? – заинтересовалась готка.
– Почему? – в один голос удивились друзья.
– Нормальные мужики разве будут клясться друг другу в дружбе ночью в лесу?
– Так… – Запас интеллигентности на сегодня исчерпался у Ваньки до дна, он набрал в легкие воздуха и в очередной раз собрался послать девицу лесом в ночь. Но та миролюбиво похлопала его по хребтине:
– Какие-то вы дебилы, правда. Ну совершенно шуток не понимаете. С чувством юмора у вас полный трендец! Нельзя так жить, ребята. Ладно, проехали и поехали. Кто со мной? Быстрее соображайте! Некогда мне! – рассердилась готка.
Предложение было заманчивым: денег на такси нет, до метро далеко, на автобусе от Воробьевых гор до Филей не доедешь. Но Ванька вдруг впал в ступор.
Пашка отреагировал первым – стряхнул со штанов прилипший одуванчик, оправил рубашку и встал по стойке «смирно».
– Лично вы как хотите, а я воспользуюсь любезным приглашением девушки. Меня в таком виде в общественный транспорт не пустят, а первый встречный мент в обезьянник упечет. Предки мой внешний вид тоже вряд ли одобрят, – жалостливо глядя на Ваньку, намекнул Хлебников. Ванька сделал вид, что намека не понял. – Николай Васильевич, может, к тебе? – тогда в лоб спросил Хлебников и сотворил на лице печаль. – Предки достанут до печенок вопросами и потом нотациями. Ты же знаешь, какие они у меня.
– Ладно, – сдался Терехин, скривив физиономию. – Все равно ведь собирались продолжить банкет.
– О, майн гот! Только я тут пригрелся… – Лукин со скрипом поднялся с травки, пожевывая сигарету и сухую травинку одновременно. – Как звать-то тебя, дитя ночи? – вздохнул он. – Меня Семеном. Грязный монстр – Пашка. А это…
– Николай Васильевич я, – вяло назвался Ванька. И смутился – странно было произносить вслух собственное прозвище.
– Кристина Руслановна, – хмыкнула готка и вразвалочку пошлепала к машине.
Со спины она походила на циркового пингвина, которого обрядили для представления. Занятно, наверное, пингвин в кожаной шапочке будет смотреться в «бэхе», решил Ванька, вспомнив брелок с буквами «BМW». Он пропустил друзей вперед и теперь плелся позади всех – из принципа.