Купите девочку
Шрифт:
– Значит, надо опередить Бевзлина.
– В чем?
– Как всегда, Павел Николаевич, как всегда... В нанесении удара. Пока мы будем опережать, остается шанс выжить. Надо лишить его возможности высказать губернатору свою просьбу. Пусть он не успеет ни о чем попросить.
– Как?
Андрей молча передернул плечами. Ответ напрашивался сам собой, а произносить очевидные слова он не любил. Да и Пафнутьев прекрасно знал ответ на собственный вопрос. В кабинете наступило долгое молчание, но не сонное, нет, это было сосредоточенное молчание. Пафнутьев даже ни разу
– Надо выманить его из берлоги, – негромко произнес Андрей, чтобы даже уборщица не догадалась, что в кабинете кто-то есть.
– Как? – повторил Пафнутьев.
– Большая рыба клюет на живца.
– Не понял? – Пафнутьев повернулся, пытаясь рассмотреть выражение лица Андрея, но тот сидел в тени, и тусклый свет из окна не достигал его.
– Большая рыба клюет на живца, – повторил Андрей. На этот раз Пафнутьев не стал переспрашивать. Днем, когда прокуратура гудела от страстей, от горя и ненависти, когда он сам был взвинчен и раздражен, Пафнутьев заставил бы Андрея выразиться подробнее, но сейчас у него не возникло даже такого желания, и так все было ясно. – Как вы думаете, Павел Николаевич, – заговорил Андрей, осторожно подбирая слова, – как вы думаете, есть ли у Бевзлина сейчас человек, которого он ненавидит больше всех на белом свете?
– Есть, – сказал Пафнутьев, помолчав. – И я знаю этого человека. Ты его тоже знаешь. Он так его ненавидит, так ненавидит, что теряет самообладание при одном только упоминании о нем. Бевзлин покрывается красными пятнами и начинает биться в мелкой дрожи, едва лишь вспомнит этого человека, Андрюшенька.
– Ну, вот видите, как хорошо, – по голосу Пафнутьев понял, что Андрей улыбается.
– Что же тут хорошего?
– Из этого человека можно изготовить прекрасного живца.
– Это не просто, – заметил Пафнутьев.
– А у нас, Павел Николаевич, нет выбора, – произнес Андрей. – Мы можем, конечно, поплясать немного вокруг да около, но рано или поздно все равно придем к этому решению. Сделать все надо не откладывая. Времени нет, Павел Николаевич.
В кабинете опять наступила тишина. За окном стемнело, и все ярче становились уличные огни. Теперь проносящиеся на повороте машины изредка светом фар выхватывали из сумрака лицо Пафнутьева, и оно вспыхивало ярким розовым пятном.
– Что будем делать, Павел Николаевич? – спросил Андрей из темноты своего угла.
– Будем думать.
– Я тоже могу кое-что поприкинуть, да, Павел Николаевич? – спросил Андрей.
– Конечно.
Андрей настойчиво вел свою линию, более того, в этом разговоре его настрой был более решительным. Пафнутьев колебался, сомневался, пытаясь найти решение, которое хотя
Пафнутьев тоже прошел через некоторые испытания и, хотя не предлагал ничего сам, не останавливал и Андрея.
– Мне кажется, Павел Николаевич, что, если мы не уничтожим его, он уничтожит и меня, и вас. Он не остановится, пока не пришлет Вике вашу правую руку, свернутую в кукиш. Или левое ухо, надетое на шампур.
– Мне хочется тебе возразить, Андрюша, но нечего, – сказал Пафнутьев. Не было сейчас в его голосе обычной дурашливости, готовности посмеяться, поиграть словами. Пафнутьев говорил тише и печальнее, чем обычно. И понял Андрей – созрел Павел Николаевич, кажется, созрел.
Раздался телефонный звонок – в этот вечер они казались резкими и раздражающими. Но этот звонок отличался от прочих – прозвучав единственный раз, он смолк. Пафнутьев придвинул аппарат поближе к себе. Через минуту телефон зазвонил снова, и тогда он поднял трубку. Это был их с Викой условный сигнал – когда жена хотела дать знать, что звонит именно она, то, набрав номер и дождавшись одного звонка, опускала трубку. И тут же звонила снова. Если Пафнутьев был на месте, он сразу догадывался, кто к нему ломится.
– Да! – сказал он преувеличенно бодрым голосом.
– Паша... Это... У нас кое-что случилось, – голос Вики оборвался, она замолчала, видимо, разговаривая с кем-то, прикрыла трубку рукой. Потом Пафнутьев снова услышал ее учащенное дыхание.
– Вика! – крикнул он, сразу предположив худшее. – Что там у тебя? Говори!
– У нас гости, Паша...
– Кто?
– Он говорит, что его фамилия Бевзлин Анатолий Матвеевич.
– Зачем ты открыла дверь?! Зачем ты его впустила?! Мы же договаривались – никого! Ни под каким предлогом! Ни днем ни ночью!
– Паша... Остановись... Я его не впускала.
– Как?!
– Я пришла домой, а он уже сидит в квартире... И с ним еще двое. Они смотрели телевизор и пили кофе. И шампанское вот... И еще, Паша... Только ты не расстраивайся, ладно? Не будешь?
– Ну?
– Они тут небольшой беспорядок устроили... Не буду рассказывать об этом подробно, сам увидишь...
– Так, – выдохнул Пафнутьев чуть слышно. – Дай этому Бевзлину трубку.
– Он и сам просит.
– Что там? – спросил Андрей, почувствовав напряжение в голосе Пафнутьева.
– Бевзлин у меня дома. Вошел, когда там никого не было. Вика вернулась, а он со своими костоломами шампанское пьет. Сейчас возьмет трубку. Со мной хочет поговорить, – все это Пафнутьев произнес странным мертвым голосом, даже не прикрывая трубку рукой. Бевзлин перешел границу, и теперь не было ничего, что могло бы остановить Пафнутьева, образумить, заставить подумать о последствиях. Теперь последствия не имели для него ровно никакого значения.
– Алло! – раздался в трубке молодой, оживленный голос Бевзлина. – Павел Николаевич?