Купите девочку
Шрифт:
Такой разговор состоялся утром, и хмурый, нечесаный Пафнутьев, нависнув над своим столом, медленно перебирая слово за словом, все больше убеждался – схватки не избежать.
– Можно? – в дверь заглянул Андрей.
– Входи. Дома ночуешь?
– А где же еще?
– Завязывай. Сегодня утром звонил Бевзлин... Он сказал, что тебя уже нет. Кровью, говорит, буду отмывать свой «Мерседес».
– Значит, достал я его.
– Да, это тебе удалось. Теперь вот что... Дуй к Овсову, забирай младенца и вези вот по этому адресу. – Пафнутьев набросал на бумажке несколько слов. – Спросишь Антонину Ивановну... Ей и вручишь. Бумажку тут же проглоти. Адрес забудь.
– Так круто?
– Видишь ли, охота идет не только за тобой, но и за младенцем... Он может выступить в качестве вещественного доказательства, если ты мне позволишь так выразиться. В нем, в младенце, остались следы предварительной обработки.
– Значит, и на этом зарабатывают...
– И очень неплохо. Если, конечно, удастся переступить через кое-что в себе самом. Товар хорошо сохраняется, причем с каждым днем цена его растет. Стоит он... Ничего он не стоит. Сообщат матери, что умер ребенок, она поплачет-поплачет да и успокоится. Нового зачнет. А многие мамаши и рады избавиться – эти европейско-американские хмыри с помощью российского телевидения убедили их, что живут они хуже некуда, что ребенка позволить себе не могут. Наши дуры и поверили. Если на Канарские острова поехать она, видите ли, не может, то и ребеночка вырастить ей не под силу. Опять же зеленоглазые телевизионные задрыги об этом талдычат ей с утра до вечера. Ну, ничего, помолясь, доберемся и до них, расчистим их вонючие конюшни.
– А почему зеленоглазые? – улыбнулся Андрей.
– От непомерного употребления внутрь долларовых вливаний. Ладно, задача ясна?
– Овсов все знает?
– Он тебя ждет.
– Тогда я уже в дороге, – Андрей направился к двери.
– Постой! – успел крикнуть Пафнутьев. – Значит, так... Готовность номер один. Понял?
– Уже провел мобилизацию, – усмехнулся Андрей.
– Пройди к нашему завхозу, или как он там у нас называется... И получи пистолет. Команду я уже дал.
– Даже так? Вообще-то я противник оружия...
– Давно? – спросил Пафнутьев и уставился на Андрея долгим взглядом.
– Виноват, Павел Николаевич. Намек понял.
– Получи и делай с ним что хочешь. Я не о тебе думаю, думаю о себе. Я должен знать, что сделал все возможное, чтобы избежать людских и материальных потерь. Вопросы есть?
– Все понял, Павел Николаевич, – и Андрей вышел.
Пафнутьев снова навис над столом и в какой-то момент вдруг понял, что похож сейчас на Шаланду, который вот так же, нахохлившись, рисовал толстым пальцем узоры на пыльном стекле – узоры подробно отражали смятенное состояние шаландинской души. Пафнутьев тоже попытался что-то изобразить на полированной поверхности, но, поймав себя на этом странном занятии, убрал руки со стола.
– Здравствуйте, Павел Николаевич! – дверь распахнулась, и на пороге возникла тощеватая фигура Худолея. Обычно он тихонько просовывал голову в приоткрытую дверь и молча дожидался, пока Пафнутьев посмотрит на него, пригласит в кабинет. А чтобы войти вот так... Это что же должно случиться, чтобы Худолей врывался, не спрашивая разрешения и хлопая дверью? – подумал Пафнутьев, не изменив ни позы, ни взгляда. – Я пришел к тебе с приветом рассказать, что солнце встало! – продолжал орать Худолей.
– Что у тебя встало? – хмуро спросил Пафнутьев. – Ну-ка, ну-ка, интересно даже.
– Солнце, Павел Николаевич, солнце! – Худолей не пожелал услышать срамного намека в словах Пафнутьева. – Я пришел к вам с радостным сообщением, Павел Николаевич! Веселитесь, Павел Николаевич! Танцуйте!
– Прям счас? – поинтересовался Пафнутьев.
– В гастрономе напротив появилась водка под названием «Золотая рожь». Бутылки литровые. Пробка винтовая. Вкус – потрясающий. Хмель – как в юные годы, как после первой в жизни рюмки.
– И что же из этого следует?
– Дуйте за бутылкой, Павел Николаевич! – нахально заявил Худолей и изогнулся в горделивой позе, выпятив грудь и вскинув подбородок.
– Так, – протянул Пафнутьев. – Круто. Надо же, как, оказывается, весна на тебя подействовала... Ты так ведешь себя, будто познакомился с прекрасной девушкой и она ответила тебе взаимностью.
– Насчет взаимности не знаю, не уверен, но с одним человеком я познакомился. Только сейчас. Вы слышали такую фамилию – Бевзлин? Слышали?
– Ну, слышал, – насторожился Пафнутьев.
– Забудьте. Нет такого человека, нет такой фамилии.
– Куда же все это подевалось?
– Ушло в небытие. Безвозвратно. Раз и навсегда. Будто никогда и не было.
– Ну, что ж... Спасибо. Рад слышать.
– За бутылкой смотаетесь, Павел Николаевич?
– Смотаюсь, – Пафнутьев тяжело кивнул головой, с трудом снова ее подняв. – Говори уже наконец.
– Отпечатки пальцев на тисках, в которых была зажата голова непутевого Самохина Михаила Михайловича. Отпечатки пальцев на снимках, которые недавно мусолил здесь вонючий Бевзлин, мир праху его!
– Он помер? – с надеждой спросил Пафнутьев.
– Нет, он исчез. Вместо него появился другой человек, по фамилии Бевз. Именно Бевзу принадлежат и те, и другие, и третьи отпечатки пальцев.
– А третьи где? – не понял Пафнутьев.
– Да на самих же пальцах! – расхохотался Худолей. – Пришел ответ на запрос, Павел Николаевич! Работаем, между прочим, не думая о наградах, но и не забывая о них! Работаем! Эти отпечатки принадлежат вору, грабителю и убийце Бевзу.
– Так, – протянул Пафнутьев, нависая над столом. – Это все точно? Надежно?
– Павел Николаевич! – вскричал Худолей оскорбленно.
– Ладно-ладно... Расшумелся, понимаешь, как холодный самовар...
– Брать надо, Павел Николаевич! Брать!
– Кого?
– Бевза!
– Нельзя.
– Почему?! Вы уже помирились? Нашли общий язык? Не разлей вода, да?
– Он депутат.
– Ну и что?
– Депутатская неприкосновенность.
– Лишить! – отчаянно заявил Худолей.
– Это невозможно... – вздохнул Пафнутьев. – Все руководство нашего депутатского корпуса в полном составе вернулось недавно с острова Кипр. Недельное турне по злачным местам...