Купите девочку
Шрифт:
В этот момент и раздался резковатый в комнатных сумерках звонок. Пафнутьев уже не ждал никаких вестей, и сердце его сразу отозвалось несколькими тяжкими ударами – не к добру звонок. По каким-то ему самому неведомым признакам он всегда знал заранее, будет ли разговор приятный или же нервный, тревожный.
– Да! – сказал он в трубку. – Слушаю.
– Павел Николаевич? – голос был знакомый, но Пафнутьев никак не мог вспомнить – кто же это? Но телефонный гость сам назвался: – Невродов тебя беспокоит на ночь глядя. Не возражаешь?
– Всегда рад! – как можно приветливее отозвался Пафнутьев. Но понял, догадался, почувствовал – тяжелый будет разговор, не звонят областные прокуроры в такое время, чтобы сообщить нечто радостное, не звонят, чтобы спросить о самочувствии или поздравить с днем свадьбы. Другие у них поводы, другие задачи и требования.
– Как жив-здоров? – продолжал спрашивать Невродов, оттягивая главное, ради чего он и позвонил.
– Очень хорошо! – не сбавляя темпа, отрапортовал Пафнутьев.
– Судя по твоему тону, тебя и сновидения посещают самые счастливые, добрые, полные радостных предзнаменований, а, Павел Николаевич?
– Мне снятся большие ласковые собаки, они лижут меня своими розовыми, влажными, горячими языками, трутся об меня своими мордами и по-кошачьи мурлычут мне прямо в ухо.
– А мне снятся пауки, лягушки, змеи и прочая нечисть, – грустно поделился прокурор.
– Что-нибудь съели, наверное, плохое? – предположил Пафнутьев.
– Ладно, Павел Николаевич... Мое меню обсуждать не будем. И без того есть, о чем поговорить... Один человек был у меня недавно... О том о сем поговорили. Ничего так парень, башковитый. И дела умеет делать, и законы соблюдает, и налоги платит исправно.
Эти слова никак не вписывались в облик Невродова. У прокурора должен быть обвинительский уклон в словах, мыслях, поступках. Такая у него работа, за это он деньги получает. А тут прямо адвокат, а не прокурор. Не должен он хвалить человека вот так взахлеб, не станет ради этого звонить старому своему соратнику Пафнутьеву. Если же он это делает, значит, есть у него для этого причина, а причина может быть только одна...
– Он у тебя сейчас сидит? – прямо спросил Пафнутьев.
– Да, – замявшись ответил Невродов.
– Меня не слышит?
– Нет. Кстати, он знает тебя, хорошего о тебе мнения... Бевзлин его фамилия. Слышал?
– Приходилось.
– Жалуется Анатолий Матвеевич, нехорошо ты себя ведешь. Обижаешь. И сотрудники твои ведут себя неуважительно по отношению к Анатолию Матвеевичу.
– Виноват, – сказал Пафнутьев. – Я уже провел с ними работу, одного даже уволил.
– Уволил! – удивился Невродов. Явно не для Пафнутьева, для Бевзлина, который сидел в его кабинете, было предназначено это восклицание. Пафнутьев хорошо представил себе, как тот развалился в кресле, забросив ногу на ногу, как радостно улыбается и как молодо лучатся его глаза.
– Да! Я не намерен работать с людьми, которые не умеют прилично себя вести! – продолжал Пафнутьев угодливо и усердно.
– Правильно, от таких надо избавляться! – подыграл ему Невродов. Но в голосе его оставалось беспокойство, может быть, зависимость – такие нотки в разговоре Пафнутьев чувствовал остро и безошибочно. Юлил Невродов, это было совершенно очевидно. Но когда перед тобой юлит большой человек, это чревато. Опасно держать слона за хвост, даже когда он удирает от тебя сломя голову. И Невродов недолго будет юлить, спохватится, вспомнит, кто он, как называется его должность, и голос его окрепнет, зазвенит в нем металл гневно и яростно. Но пока, похоже, до этого не дошло. – Павел Николаевич, – проговорил Невродов несколько смущенно. – Анатолий Матвеевич – уважаемый человек, его знают в нашем городе давно и с самой лучшей стороны...
– Брать его пора, – ответил Пафнутьев, отбросив все дипломатические обороты.
– Ни в коем случае!
– Он оставил следы на трупе.
– Сейчас это не имеет слишком большого значения. Дошли слухи, что ты плетешь вокруг него свои сети, это правда?
– Да.
– Не надо, Павел Николаевич. Это все недоразумение. Я во всем разобрался, у меня нет никаких сомнений в том, что Анатолий Матвеевич...
– Валерий Александрович! Вы решили позвонить мне в присутствии этого хмыря. Как я понимаю, не по своей воле. До сих пор мы с вами работали вместе, были единомышленниками и не подводили друг друга. Я правильно понимаю положение?
– Да, вполне.
– Я остался один?
– Нет, Павел Николаевич. Все осталось по-прежнему.
– Я могу ваши последние слова принять всерьез?
– Да. Вы обязаны это сделать.
– Он торгует младенцами, умерщвляет стариков, завел бордель, вокруг него постоянно гибнут люди...
– Возможно. Видите ли, Анатолий Матвеевич намерен выставить свою кандидатуру в губернаторы нашего города. И у меня нет сомнений в его победе. Он депутат, проявляет большую заботу о горожанах, можно сказать, содержит роддом, заасфальтировал рынок, оплатил новую крышу на здании школы... Кроме того, он три месяца платил зарплату учителям, без него они попросту все бы вымерли от голода.
– Так, – крякнул Пафнутьев.
– Я хочу, чтобы вы все это знали, – произнес Невродов тем странным голосом, который позволял толковать его слова по-разному – то ли он сообщал сухую информацию, то ли предупреждал или же хотел насторожить. – Прошу обратить внимание, Павел Николаевич, на еще одно важное обстоятельство... Анатолий Матвеевич вхож в ближайшее окружение президента. Вам это о чем-нибудь говорит?
– Да, и очень много. О президенте в основном.
– Завтра-послезавтра забросьте мне все бумажки, которые у вас собрались. Я сам поговорю с Анатолием Матвеевичем и задам ему вопросы, которые покажутся мне уместными.
– Нас двое? – снова спросил Пафнутьев.
– Да.
– Мы вместе?
– Да.
– Я вас правильно понял?
– Я в этом уверен. Учитывая сложившуюся обстановку, я прошу вас, требую, в конце концов, прекратить копать под этого человека. Не позволю! – в голосе Невродова прозвучали гневные нотки, но Пафнутьев, о, этот старый пройдоха, шут и хитрец Пафнутьев, явственно уловил в словах областного прокурора второе дно. – Вы меня хорошо поняли?
– Очень хорошо понял. Главное то, что мы, как и прежде, вместе, мы с вами последние воины и продолжаем наше святое дело. В прокурорских кабинетах, на городских свалках, в подворотнях и бардаках мы продолжаем, Валерий Александрович, выполнять нелегкие свои обязанности!