Куплю тебя за миллион
Шрифт:
Что-то ломается, рушится до основания.
Перед глазами темнеет. Воздух кажется ядом, с трудом протискивается в легкие.
Их жжет.
Пытаюсь вырвать с мясом картинки, выжженные на сетчатке: моя девочка в объятиях другого, дает ему себя обнимать, трогать.
Она — другая с ним, я со стороны ее совсем не узнаю.
Отхожу к окну.
Случайно ловлю отражение в окне и с трудом узнаю в том постаревшем, нахмурившимся мужике — себя. Мне как будто лет двадцать сверху присыпали.
Я не могу выразить то, что чувствую
Сейчас после шквала эмоций меня раскатывает блином по раскаленной поверхности ревности и злости.
Начинает казаться, что я схожу с ума. Вернее, давно сошел, а этот миг — лишь краткий проблеск, за которым снова темнота и полное отсутствие контроля. Ревущий хаос в голове вместо мыслей и желание зверствовать накачивают кровь убойной дозой адреналина.
От ускоренного пульса виски пульсируют предельно частыми вспышками боли, а потом… резко отсекает.
Словно рухнул вниз с обрыва. Слишком долго все шло именно к этому. Я знал, что однажды все закончится. Но всегда считал, что привычно — на моих условиях.
Я намеревался носом рыть землю. Ради поисков Марианны. Хотел убить того, кто забрал ее против воли, а сейчас что?!
Вернуть насильно, приковать лживую тварь наручниками к кровати? Трахать, когда вздумается? Смотреть в ее красивое лицо, любоваться, как она красиво кончает, слушать, как лепечет всякий лживый бред про любовь и ненавидеть ее за ложь и предательство?
Ненавидеть так сильно, что в голове становится пусто, а внутри — лишь сгоревшие руины. Уродливые, чернеющие провалы там, где, как казалось, зашевелилось что-то хорошее.
Обманулся.
Потери на вкус, как зола.
Она скрипит на зубах, от нее колет пересохшие губы.
Слышится звук скольжения ножек кресла по полу. Отец занимает мое место у мониторов и просматривает записи.
— Фон Бергер. Сукин ты сын, мелкий паршивый ублюдок… — матерится отец. — Посмотрите-ка, чем они мне отплатили за долгие годы мирного соседства, за неоднократную помощь, за предложение выгодного сотрудничества. Поднялись на ступеньку выше и решили, что можно украсть у меня под носом?!
Бухает по столу кулаком.
— Дитмар. Да-да. Это точно он, — щурится отец.
— Как ты их различаешь? — спрашиваю безразлично. — Для меня они на одну рожу.
— Я смотрю глубже! — огрызается отец. — К тому же я с ними провел немало времени, подметил повадки. Фон Бергеры поплатятся за это. Ни о каком сотрудничестве не может быть и речи. Получат желанную войну, фашисты проклятые! Но сначала — Шахин.
— Да. Сначала — Шахин.
— Марианна сбежала с семейной ценностью! — напоминает мне отец. — Этот плевок в лицо я простить не смогу. Я…
— Успокойся, отец. Не стоит грозить Марианне карой небесной.
Имя девушки дается мне с большим трудом. Слова застревают в горле комком.
— Она просто импульсивная. Сбежала от страха. Она не хотела тебе
— Ты сам в это веришь?! — злится отец. — Еще скажи, что он раскаивается! — тычет пальцем в монитор с застывшей картинкой. — Очень. Очень «виноватая» улыбка! Я этого так не оставлю.
— Успокойся! — рычу. — Мари не знала, что эти цацки настолько ценные. Она абсолютно не корыстная. Уверен, убегая, она о них даже не подумала.
Почему я защищаю ее даже сейчас, зная, что она с другим?!
Это противоречит всей логике.
Но забота о ней где-то глубинно, на уровне инстинктов, которые всегда срабатывают вне зависимости от ситуации и нашего желания.
— Она вообще никогда не думает! — стучит тростью отец. — Для кого я проводил разъяснительные беседы? Настраивал на пусть истинный? Говорил, что нужно быть рассудительнее, не рубить с горяча. Держать рот на замке, в конце концов! Это же не девушка, а находка для шпиона! Ты хоть представляешь, что может стать…
— С драгоценностями, да? — усмехаюсь.
— И с этой дурочкой, отчасти.
— Я хочу…
— Я знаю, чего ты хочешь. Найти и вернуть эту вертихвостку. Я тоже хочу вернуть и девушку, и драгоценности! Однако Шахин — первым делом! — отрезает отец. — Потом займешься Марианной. В свое удовольствие. Но прежде…
— Что опять, а?
— Ты помнишь наш уговор. Марианна — залог твоего сотрудничества. Однако ее нет и ничто не мешает тебе просто свалить, не выполнив обещанного. Поэтому ты обязан выполнить условия сделки, а потом делай, что хочешь с этой пройдохой.
— Намекаешь на брак?! Именно сейчас?! Когда вокруг творится хаос? Ты в своем уме?
— Именно сейчас, в момент хаоса нам не повредит немного спокойствия и определенности, — увидев мое кислое выражение лица, всплескивает ладонью. — Да боже мой, речь идет лишь об официальной регистрации брака! Большакова не против, закатим пышную свадьбу позднее. Честная сделка, закрепленный брак и подписи в договоре, вот что меня интересует. Сделаешь это — я буду терпелив по отношению к сбежавшей девушке и позволю тебе самому разбираться с ней. Откажешься — спущу всех-всех своих самых злых ищеек. Всех! Даже со стороны самых конченых ублюдков найму. Устрою облаву. Плевать какой ценой, но я верну то, что принадлежало нашей семье несколько веков и переходило из поколения в поколение. Я не подведу предков и не опозорюсь. Традиция не прервется. Я так сказал!
Глаза отца горят как лед на солнце. Холодок пробегается по позвоночнику.
Марианна накосячила знатно. Конечно, как всегда, головой не думая, совершила хрень несусветную и даже не подозревает, что прямо сейчас решается вопрос ее жизни!
Ни больше, ни меньше.
Никто из наемников с Мари церемониться не станет. Ей угрожает большая опасность.
Я должен сделать все, от меня зависящее, чтобы предотвратить беду.
— Недолго же ты был беспомощным стариком, — усмехаюсь.