Купол
Шрифт:
– Я...я... Люблю тебя, - сказал Адонис, прислонив голову к двери и ладонью пытаясь почувствовать тепло Моники сквозь дерево.
...
– Прости..., - он тяжело вздохнул, ощутив себя полным дураком, и совершенно пустым. Адонис не собирался терять Монику и худшее, что он мог представить - она боялась его. Он думал, что больше не увидит Монику.
...
– Я здесь, - донеслось из-за двери, - Говори.
– Но это очень долгая история, - Адонис улыбнулся и мысленно поблагодарил ее.
– А мне некуда спешить...
Они
Воспоминания Дэймона.
Хорватия.
Часть 1.
Все началось с, казалось бы, обычного непогожего денька. Я не дождался, пока родители придут за мной в школу и поплелся домой в гордом одиночестве, в то время, как все мои друзья давным-давно были уже дома. И правильно сделал, они не собирались забирать меня, похоже, забыли о моем существовании.
Жили мы не бедно, но родители никогда не баловали меня. Они знали, что я отличался от других детей уже с рождения, был сильнее их. Матери всегда все чувствуют и поэтому они назвали меня Деймон. Видимо, мне подходило это имя.
Если я не мог выполнить их поручения, меня наказывали, но не всегда обходилось одними словами. Скорее всего это потому что они меня боялись и хотели, чтобы я испытывал тоже чувство по отношению к ним.
Я пришел домой и застал родителей в нетрезвом состоянии. Отец почти уже спал, уткнувшись лицом в тарелку, повезло ему, что она оказалась без остатков пищи. Мать пыталась убрать грязные тарелки с этого стола, но под действием хмеля она еле переставляла ноги. Видимо, они решили отметить успешную сделку с партнерами отца на крупную сумму денег. Они никогда много не пили, но в этот раз радость, что контракт достался ему была, видимо, слишком велика.
– Чего как долго?
– спросил меня отец, оторвав голову от тарелки.
– Я немного прогулялся.
– Ты слышала, Мать, прогуляться он решил. Вот несносный мальчишка.
Отец встал со стула, пошатнулся, но смог удержать равновесие, подошел ко мне, взял меня за шиворот и поволок.
– Дорогой, не наказывай его сильно, ведь праздник.
Мать пыталась меня защитить, но ее не услышали. Я мог бы без труда вырваться или дать ему сдачи, но, в отличии от них, я не боялся. Несмотря на все их выходки, на незаслуженные мною наказания, я любил своих родителей, как только может ребенок любить.
Меня втолкнули в комнату, где стояла только кровать, письменный стол и стул. Я находился там всегда, когда родители решали, что я в чем-то провинился. Находился несколько часов, сутки или несколько дней. Отводили только в школу и за руку вели назад. Вот и в этот раз мою прогулку сочли нарушением несуществующих правил и выдуманных норм. Был уже вечер, и я понимал, что сидеть в этой комнате мне оставалось только до утра. На следующий день отец забудет, за что в этот раз я отбывал наказание. Он втолкнул меня внутрь, запер дверь на ключ и ушел.
Ночью я от чего-то проснулся и первым делом, открыв глаза, понял, что у меня кружится голова, а в комнате стоит какая-то дымка. Потом я почувствовал запах гари, которым тянуло из-под двери. Наш дом горел, а я оказался его пленником. На окне стояла решетка, а ключ был явно недосягаем. Я стучался в дверь, кричал отца и мать, но никто не откликался. Тогда с разбега я вышиб дверь плечом, она итак уже "еле дышала" и увидел огонь, который уже приближался к комнате родителей. Вломившись к ним, я подбежал и начал тормошить сначала отца. Тот лишь отмахнулся от меня рукой, непонятно что-то бормоча. Тогда я решил вытащить мать. Нужно было закинуть ее на плечо и вынести оттуда. Хоть я и был силен в свои десять лет не по годам, это далось мне нелегко. Выбежав из горящего дома, я положил маму на траву. Когда она была спасена, я ринулся назад, хотел спасти и отца, но не успел подбежать к дому, как взрывной волной меня отбросило назад. Дом порушился как карточный домик. Отца было не спасти.
В ушах звенело, голова кружилась. Увидев мать, подбежал к ней. Она не подавала признаков жизни - не шевелилась и не дышала, а пульса не было. Она задохнулась еще во сне. Я не осознавал, что произошло и как всего за десять минут моя жизнь перевернулась навсегда. Рефлекторно я потер глаза и понял, что они мокрые. Первый раз за всю свою сознательную жизнь, я заревел. Да еще как заревел, а потом стал бить землю за все, что происходило со мной. За то, что родители никогда не любили меня так, как любил их я, за все бессмысленные наказания, за свою силу, которая даже не помогла мне. И за то, что теперь один. Я сидел на коленях, обняв мать и рыдал. Услышав звуки сирены, я поцеловал ее в лоб и побежал, что было сил, прочь от этого места ужасов. Что такое детский дом, мне было хорошо известно. И лучше жить одному, чем в этом месте детских страданий.
Моей единственно целью стало правосудие. Но чем больше времени проходило, тем мрачней и ужасней казалось эта идея и вскоре иссякла почти полностью, оставив лишь ее отголосок. Теперь мне хотелось лишь дать понять этому человеку, что такое не забывается и в его плане оказалась оплошность. Я видел того человека, что заказал поджог и прекрасно знал его. Он - лучший друг нашей семьи. Хотел, чтобы я сгорел полностью, но он лишь убил то, что было во мне, какую-то очень важную часть меня. И взамен проснулось что-то новое, что ужасало. Именно в те бессонные ночи, когда перед моими глазами постоянно всплывало лицо матери, и зарождался во мне демон. Он разговаривал со мной.