Куприн: Возмутитель спокойствия
Шрифт:
В 1894 году Мамин поселился в Царском Селе, забрал у Давыдовых Лизу и неожиданно обнаружил, что ее призвание — возиться с детьми. Она всей душой приросла к Аленушке (то ли племяннице, то ли на самом деле сводной сестре), а та к ней. Перешла в дом Мамина и «тетя Оля» Гувале, помогать по хозяйству. Вскоре она стала женой Дмитрия Наркисовича. Лиза, к тому времени красивая молодая девушка, ее раздражала, потому что напоминала о предшественнице, актрисе Абрамовой. Дмитрий Наркисович жаловался на Лизу своей матери: «...все ссорится с тетей Олей. Измучила она меня и решительно не знаю, что с ней делать». К Аленушке Гувале относилась спокойнее: девочка была больная, жалкая.
Лиза окончила профессиональную школу рукоделия в Царском Селе, став учительницей. У нее обнаружился талант к рисованию. И вот однажды она увидела, как Мамин
191
Цит. по: Неопубликованные письма Д. Н. Мамина-Сибиряка 1892–1908 гг. // Литературный квартал [Екатеринбург]. 2010. № 7, 8 (20–21). С. 108.
Кто-то сватался к Лизе. В октябре 1903 года у нее появился очередной жених. «Это третий по счету, — писал Мамин матери. — Очень хороший молодой человек, с университетским воспитанием, из хорошей семьи. Не знаю, пойдет она за него или нет — девица мудреная» [192] . Не пошла.
Между тем ей нужно было бежать из дома Маминых. Поползли слухи о том, что Дмитрий Наркисович неравнодушен к Лизе, которая становилась все больше похожа на его погибшую любовь, актрису Абрамову. «Тетя Оля» изводила ее, и девушка ушла в Евгениевскую Общину сестер милосердия, при которой можно было жить. А потом началась Русско-японская война. В отличие от Куприна, высчитывавшего, сколько может получать фронтовой корреспондент, Лиза поехала с санитарным поездом в Харбин. «У нее на руках 18 человек тяжелораненых. Сначала, говорит, было жутко, а потом привыкла и словно отупела. Она прежде не выносила крови, а тут и к этому привыкла», — делился с матерью Мамин. Потом она заведовала перевозкой тифозных больных, и Мамин печалился: «По моему мнению, Лиза может уцелеть в этом аду только чудом».
192
Там же. С. 110.
В середине мая 1905 года, когда Куприн нервно ожидал первых откликов на только что вышедший «Поединок», Лиза приехала в отпуск. Рассказала, что встретила в Иркутске любовь, военного врача с Кавказа, показала его фотографию. «Партия для нее очень хорошая, — писал Мамин матери. — Только мне не нравится его физиономия. Какой-то дикарь, хотя и настоящий русский дворянин». Мамин оказался прав: однажды Лиза увидела, как ее избранник избивал беззащитного солдата. С ним сразу все было кончено, а несчастная девушка оказалась близка к самоубийству от разочарования и очередного краха в личной жизни.
Вернувшись с фронта, Лиза работала в больнице на Васильевском острове. Иногда бывала у Маминых, и Дмитрий Наркисович радостно сообщал матери: «Лиза гостит у нас в ожидании жениха или места. Последнее было бы лучше, тем более, что благодаря военной карьере и миловидной наружности места сколько угодно» [193] . Вышло так, что и место, и жениха Лиза нашла в семье Куприных. Мария Карловна возьми да и предложи «бедной родственнице» поработать бонной их дочери Лиды, а та возьми и согласись.
193
Цит. по: Неопубликованные письма Д. Н. Мамина-Сибиряка 1892–1908 гг. // Литературный квартал [Екатеринбург]. 2010. №7, 8 (20–21). С. 114.
В начале мая 1906 года все вместе они выехали в Даниловское, родовое имение Федора Дмитриевича Батюшкова (о нем мы подробнее расскажем позже).
Считается, что именно в Даниловском случилось зарождение романа Куприна и Лизы, но четкой
«В Даниловском Куприн... влюбился в Лизу. <...> Однажды во время грозы он объяснился с нею. Первым чувством Лизы была паника. Она была слишком честной, ей совсем не было свойственно кокетство. Разрушать семью, лишать Люлюшу отца казалось ей совершенно немыслимым, хотя у нее зарождалась та большая, самоотверженная любовь, которой она впоследствии посвятила всю жизнь.
Лиза... обратилась в бегство. Скрыв ото всех свой адрес, она поступила в какой-то далекий госпиталь, в отделение заразных больных, чтобы быть совсем оторванной от мира» [194] .
Полная абракадабра. Госпиталь — это, скорее всего, больница, где Лиза работала еще до поездки в Даниловское. И никакого бегства не было. Осенью, уже после Даниловского, Мамин писал матери, что у них гостили дочка Куприных Лида и Лиза в качестве ее бонны. Вера Николаевна Бунина вспоминала, как они с Буниным в то же время обедали у Куприных, Иван Алексеевич поцеловал руку у гувернантки Лизы, а Куприн, багровея, заорал: «Ты знаешь, что у барышень руки не целуют!» [195] Очевидно, что он был влюблен, если так ревновал, но Лиза жила у них на Разъезжей, никуда не сбегала.
194
Куприна К. А. Куприн — мой отец. М.: Советская Россия, 1971. С. 24.
195
Литературное наследство. Т. 84. «Иван Бунин». М.: Наука, 1973. С. 173.
Есть и другие несостыковки. Той же осенью Куприн расточал в письме комплименты Марии Павловне Чеховой:
«Дорогая Мария Павловна! <...>
Вы помните, Бодлер как-то сказал:
“Я испытал в жизни все неистовства любви. Я знал великанш, карликов, уродов. Но каждый раз, когда я встречал чистую, изящную женщину с нежной душой, мне хотелось носить ее на руках и плакать от умиления”.
По отношению ко мне это сказано, конечно, слишком густо. Но нечто подобное я всегда испытывал к Вам.
Я думаю о Вас часто, часто... Рад, что Вы позволяете мне это.
С наслаждением помчался бы в Москву. Но звено за звеном сковывает меня дурацкая, скучная, обязательная работа. Впрочем... и цепи ведь разрываются. Я постараюсь.
Ваш душою, умом и сердцем
А. Куприн» [196] .
Их встреча в Москве состоялась, но закончилась не очень хорошо — Куприн уехал, не попрощавшись. Так завершился этот флирт. Следующим летом Александр Иванович уже приедет в Ялту с новой женой, а Мария Павловна замуж не выйдет никогда. Ни в одной биографии Куприна нет упоминания об этой истории его сердца, но ведь она была.
196
Там же.
Так что же получается? Думаем, объяснение с Лизой случилось гораздо позже лета 1906 года. Однако в Даниловском все-таки разыгралась семейная драма с бурным выяснением отношений. Какую-то роковую роль в этой драме сыграл Батюшков, который чуть позже пожалуется в письме Владимиру Галактионовичу Короленко: «...мне — невинно виноватому в разъезде — приходится расхлебывать и думать за других <...> Надо мне было уйти из журнала два года назад. Я это чувствовал, но смалодушничал» [197] . Почему невинно виноватому? То ли потому, что на самом деле не давал никаких поводов для ревности, то ли потому, что решающая ссора произошла в его имении Даниловское. Чувством вины Федор Дмитриевич будет угрызаться много лет и сделается добрым ангелом Куприна, взвалив на себя всю ответственность за его выходки. Отчего бы, спрашивается?..
197
Цит. по: Куприна-Иорданская М. К. Годы молодости. 2-е изд. М.: Художественная литература, 1966.