Кураж
Шрифт:
Дядя Миша присел рядом с дежурной на стул и стал наблюдать за Павлом и Петром.
Он помнил их еще несмышленышами. И до того они были похожи друг на друга, что не только посторонние, родители их путали. Они и сейчас похожи: оба светловолосые, сероглазые, с чуть вздернутыми носами - в мать. Но кто приглядится, легко одного от другого отличит. Павлик более живой, заводила. Петька поспокойней, помедлительней. Павлик смотрит прямо, открыто, Петр опускает глаза. Павлик - действует, Петр - мыслит. Вот и сейчас первым упражнения начинает Павлик. А молодцы, разминаются - себя не щадят. Будет толк!
И на манеж первый раз вывел мальчишек он, Мимоза. Придумал забавную репризу. Было так: клоун выходил на манеж с пустым мешком и жаловался публике, что послали его на базар купить поросенка, а деньги он потерял. И обращался к мальчику, сидящему в зале, к Павлику. Спрашивал: любит ли он цирк? Павлик кивал. Тогда клоун просил выручить его, веселого клоуна, а то ему очень сильно попадет. И делать-то ничего особенного не надо, только залезть в мешок. Павлик соглашался, выходил на манеж и залезал в мешок. Очень довольный клоун с возгласом "Вот и поросенок есть!" завязывал горловину мешка веревкой, взваливал его на спину и пытался унести. Но тут его останавливал шпрехшталмейстер, спрашивал, что у него в мешке. Клоун отвечал: "Поросенок!" - и начинал подробно рассказывать, как он его выбирал, какой у поросенка розовый пятачок и веселый нрав… А в это время мешок незаметно подменяли на точно такой же. И когда шпрехшталмейстер заставлял развязать и показать поросенка, из мешка появлялся огромный гусь и хлопал крыльями. Клоун испуганно спрашивал: "А где же поросенок?". И тут в противоположном конце манежа на барьер поднимался Петя и кричал звонким голосом: "Я - здесь!" - и показывал клоуну длинный нос. Клоун "падал в обморок"… В общем, глупо довольно, но смешно. И ребята работали с таким удовольствием! А теперь ну-ка сунь Павку в мешок! Пожалуй, и не поднимешь.
– Они что же, артисты?
– шепотом спросила дежурная.
– Артисты, - кивнул дядя Миша.
– И вы, извиняюсь, артист?
– И я, извиняюсь, артист, - голос у дяди Миши был тусклый, тихий.
– Извините, - сказала дежурная и поправила на груди брошь. Ей стало неловко, что вот сделала она замечание молодым людям, а молодые люди не просто молодые люди, а артисты, и вовсе не балуются, а занимаются делом.
Тут в коридоре появился Флич в очень полосатых брюках и очень клетчатом светлом пиджаке. У ворота белой рубашки красовался полосатый галстук бантиком - "кис-кис".
Мальчишки обрадовались.
– Доброе утро, Флич!
– крикнул Павел.
– Как здоровье зонтика?
– спросил Петр.
– Благодарю, он отлично выспался, - сказал Флич и шевельнул кустиками бровей.
– Даже богатырский храп Мишеля не потревожил его волшебных снов. А снился ему горячий кофе. Доброе утром, мадам, - поклонился Флич дежурной.
– У вас чудо-брошь!
– Вам нравится?
– спросила дежурная и заулыбалась.
– Вопрос! Если бы я носил брошь, я бы носил именно такую.
– Флич взмахнул рукой, и в пальцах его появилась алая гвоздика. Он протянул ее дежурной.
– Прошу!
– Спасибо, - потупилась дежурная, и лицо ее порозовело.
– Эта гвоздичка пристала ко мне еще в Ташкенте. И всю дорогу шептала: подари меня в гостинице дежурной по этажу, у которой будет удивительная брошь.
Дежурная засмеялась.
– У вас все такие веселые?
– Все, - сказал Флич.
– Но самый веселый - мой друг Михаил Васильевич, - он широким жестом указал на темную блузу.
Дежурная взглянула на Михаила Васильевича, на его голову без единого волоска, гладкую и блестящую, на его блеклые, выцветшие глаза в припухлых мешочках из дряблой кожи, на опущенные уголки рта и совсем зашлась от смеха.
– Конфиденциально, - произнес Флич, склоняясь над дежурной.
– Нужен кипяток. Мой друг Михаил Васильевич не может без кофе. Уснет на ходу. И вместо двери пройдет сквозь стену. Останется дырка. Даже дыра.
Дежурная всхлипнула и утерла глаза носовым платком.
– Это… Это м-можно… У нас… у нас… есть… есть… титан.
– Яков, - нахмурился дядя Миша.
– Все в порядке, Мишель. Ты пошел за кипятком. Тебя долго не было. Я тебя знаю. Ты постеснялся спросить кипятку. Ты увлекся дамой.
– Яков!
– дядя Миша внезапно наклонился и снял с ноги шлепанец.
– Мишель!
– Флич отшатнулся и закрыл лицо руками, всем своим видом показывая, как он ужасно напуган. И зашептал торопливо, с присвистом: - Где титан? Где титан? У него невыносимо тяжелые шлепанцы!
– Сейчас я принесу кипяток, - - дежурная поднялась со стула.
– Может, вам еще чего надо?
– Надо, - решительно сказал Флич.
– Сахару и синюю птицу.
– Сахар найдется, а птицу поймайте сами.
– Будет кипяток и сахар - поймаем. Непременно поймаем синюю птицу счастья. На всех!
Дежурная величественно удалилась.
Павел и Петр, наблюдавшие эту веселую сцену со стороны, подошли.
– Вы еще не завтракали?
– удивился Павел.
– Не завтракали?… Мы еще не ужинали, - вздохнул Флич.
– А завтра утром прибывают животные.
Прибывают животные, значит, начнется работа. В номере Лужиных участвуют лошади.
Дежурная принесла чайник с кипятком и пачку сахара.
– Нет-нет, не стоит беспокоиться. Мы сами. Спасибо вам.
– Дядя Миша отобрал у нее чайник и сахар и пошел к себе.
– Мерси!
– раскланялся Флич и пошел следом.
А дежурная села за свой стол, поставила чуть привядшую гвоздику в стакан с водой и еще долго-долго улыбалась.
Солнечным днем город выглядел симпатичным, куда симпатичней, чем ночью. И дома вовсе не мрачные, наоборот, веселые - белые, желтые, голубые. Окна в затейливых занавесках, цветы за намытыми стеклами.
Людей на улицах много. Неистово гудят грузовики. Перезваниваются трамваи, на поворотах издают странные протяжные звуки, будто открывают несмазанную дверь или кто-то неумело дует в духовой инструмент. Шумно, а движение неторопливое. Никто не спешит: ни прохожие, ни грузовики, ни трамваи.
Павел и Петр тоже неторопливо шли вслед за Фличем и дядей Мишей. Флич и дядя Миша в этом городе не впервые, идут себе потихоньку, разговаривают о своем. А Павлу и Петру все в новинку, все интересно. Глазеют по сторонам. Ведь города, как и люди, не похожи один на другой: у каждого свое лицо, свой цвет, свой характер, свой запах.