Курение мака
Шрифт:
– Ты это к чему?
Я заметил, что Фил внимательно слушает.
– Мик считает, что это знак. Как будто нам суждено было оказаться в это время в этом месте, да?
Я пристально посмотрел на него:
– Мик, приди в себя!
Он многозначительно взглянул на мою перевязанную руку. Потом повернулся к Филу и поднял бровь.
Наступили сумерки, и сразу похолодало. Я понял, что вот-вот что-то должно случиться, поскольку внезапно выключили радио, и на этот раз я знал, что дело не в генераторе. Затем я услышал шум снаружи и вышел
Кьем издал какое-то улюлюканье. Когда он замолчал, жители стали часто-часто бить в свои кастрюли и котелки палками, ложками, чем придется. Я поднял глаза на луну. Она была полная, как серебряная тыква, и висела невероятно низко над землей.
Я зашел в хижину.
– Началось, – сказал я.
Я не знал, что будет дальше. Это зависело от Чарли. Потом у двери послышался шорох и треск и с другой стороны стены – такой же. Это крестьяне отрывали от хижины бамбуковые жерди, расширяя нам вход, как будто решили разобрать хижину.
– Ой, нет! – воскликнула Чарли. – Не надо! Набао сидела рядом и гладила Чарли по руке. Она знала, уже приготовила трубку с опиумом для Чарли.
– Да, ей это понадобится.
Пока Чарли курила трубку, одна за одной отрывались от стены бамбуковые жерди. Я полез в рюкзак и кое-что вытащил из него, припасенное мною как раз на этот случай. Это был мой прием черной магии.
– У тебя, Чарли, украли это, пока ты здесь была. На, возьми.
Это был ее паспорт, который отдал мне в Чиангмае Бразье-Армстронг. Я держал его открытым на странице с фотографией.
Я рассуждал так: если местные обитатели верят в магическую силу фотографии, то, по их понятиям, украденная душа должна сейчас вернуться к Чарли. Дрожащей рукой она взяла у меня паспорт.
На снимке милая молодая девушка улыбалась в камеру. Фотограф снял ее вот-вот готовую расхохотаться. Снимок был сделан за две недели до ее восемнадцатилетия.
– Видишь? – сказал я. – Это моя девочка. Она еще не выросла.
Думаю, я хотел сказать, что такой она была, когда я еще что-то значил в ее жизни. Чарли посмотрела на меня и спросила:
– Все будет хорошо, папа? Правда?
– Конечно. Я ведь тебя нашел. – Я засунул паспорт в кожаный мешочек и повесил ей на шею. – Дело ведь не в фотографии, слышишь? Все дело в любви, Чарли. Нас любовь спасет. Правильно я говорю, Фил?
– Правильно, – отозвался Фил.
– Так и есть, Чарли, – кивнул Мик. – Так и есть. Грохот кастрюль снаружи нарастал, становился все более нетерпеливым. Жерди отлетали со стен теперь уже со всех сторон.
– Вот. – Мик повесил свой амулет на шею Чарли.
– О Боже! – Теперь уже Чарли задрожала, заливаясь слезами. – О Боже!
– Возьмешь? – спросил Фил. Он хотел, чтобы она взяла его карманную Библию.
Чарли вцепилась в книгу, и Фил, казалось, получил громадное облегчение.
– Чарли, – сказал я. – Я горжусь тобой. Все у тебя получится. – Глаза у нее были закрыты, но она покивала мне. Я действительно начал думать, что она справится. – Мне бы тоже затяжка не помешала, – добавил я и сделал небольшую затяжку. Чарли засмеялась, но это был истерический смех, почти содрогание.
– Похоже, я сама не дойду, – сказала она слабым голосом.
– Мы тебя отнесем, – сказал Мик. – Ты как, не против?
Она кивнула. Одной рукой она сжимала кошелек с паспортом и амулет, другой – Библию. Мы с Миком подхватили ее с двух сторон и поднесли к порогу. Фил шел следом за нами, равномерно дыша мне в затылок. Когда крестьяне увидели нас на пороге, грохот и шум усилились. Я даже себя слышал с трудом. Чарли обняла меня за шею, спрятав голову у меня на груди.
– Ну, давай, – сказал я Мику. – Я ее отнесу. Боль обжигала мне руку, но я хотел этого, хотел чувствовать боль оттого, что ее несу.
– Мы за тобой, – сказал Мик. – Да, Фил?
– Да, – откликнулся Фил.
Чарли била страшная дрожь, когда мы выходили. Я боялся, что у нее начался припадок. Грохот в ушах усилился, и казалось, что огромная луна вот-вот рухнет на наши головы. Перед нами стоял Кьем в сказочном наряде, как привидение в лунном свете. На нем была шляпа, расшитая маковыми лепестками, и длинный халат. Пояс у него был украшен серебряными кружками и смахивал на рыбью чешую. На шее болтались круглые серебряные амулеты, а в руках были деревянный посох и еще один серебряный диск. Он подошел к Чарли и дотронулся до ее подбородка, чтобы она взглянула ему в лицо. Когда она открыла глаза, он поймал ее взгляд. Что-то в этот момент произошло. Я почувствовал, как она безвольно обмякла у меня в руках. Диковинный облик Кьема заставил ее в изумлении открыть рот, и не в последнюю очередь оттого, что на шее у него висел плюшевый медвежонок.
– Руперт! – выдохнула Чарли.
– Нуда.
Кьем поманил нас, повернулся и медленно повел сквозь грохочущий, лязгающий, стучащий шум толпы. Я заметил Пу. Он выглядел встревоженным.
Кто-то выносил наши вещи из хижины. Кьем шагал мучительно медленно, и, стоило нам пройти немного, как строй за нами распадался и жители, стоявшие там, забегали вперед, не забывая при этом колотить в кастрюли. Я чувствовал себя сбитым с толку и в то же время странным образом будто под защитой этого шума. Как на островке в ночном море.
– Ты здесь, Мик?
– Иду, иду!
Мы тащились вперед, а огромная, нависающая луна светила на нашу удивительную процессию. Возможно, дело было в затяжке опиума, которую я сделал, прежде чем выйти из хижины, но все происходящее виделось мне как будто сверху и казалось необъяснимым: Кьем вел нас, почти пританцовывая, я следовал за ним с Чарли на руках, Мик шагал сзади, а Фил замыкал шествие и на ходу читал псалмы. По мере того как мы приближались к Воротам духов, я видел, как за спинами крестьян кто-то копошится. Полчища каких-то существ. Я моргнул, и они исчезли.