Курица в полете
Шрифт:
С мамой творилось что-то странное. Она часто теперь приходила с работы с большим опозданием, исчезала куда-то по выходным и как-то даже сожгла свой знаменитый пирог со сливами. Бабушка Антонина Сократовна была очень недовольна.
— Людмила, что с тобой? Ты не больна?
— Нет-нет, что вы, я просто задумалась.
— Ты случайно не беременна? — понизив голос, осведомилась свекровь.
— Да бог с вами, скажете тоже! — засмеялась мама.
— Жаль.
— А мне нет, — тихо проворчала мама.
Элла подумала, что
Атмосфера в доме стала сгущаться. Папа часто бегал взад-вперед по квартире, не выпуская сигареты изо рта, когда мамы не было дома. По утрам, собираясь в школу, Элла слышала, как они ругаются в спальне. Бабушка Антонина Сократовна стала при появлении мамы поджимать губы и отворачиваться. Элла хотела спросить у нее, в чем дело, но не решилась. Почувствовала, что бабушка скажет о маме что-то плохое. Но ее это сильно тревожило, и она спросила у бабушки Евгении Вениаминовны. Та засмеялась, потом прижала к себе внучку, взъерошила ей волосы и проговорила тихо:
— Ничего страшного, в жизни всяко бывает, вырастешь — поймешь. Просто мама твоя заболела, а свекрови это не нравится. Мне бы тоже не понравилось, если б твой папа заболел.
— Почему? Разве человек виноват, если он заболел?
— Болезни бывают разные…
— Женечка, ты в своем уме? — вмешался в разговор китобой. — Эвва, не свушай бабушку, она сама не знает, что говорит. Твоя мама совершенно здорова, просто у нее неприятности на работе.
— Да-да, — почему-то покраснела бабушка Женя, — я глупость сказала. Просто я имела в виду…
— Что ты имева в виду, совершенно неважно, — отрезал китобой.
— Ты прав, Люсик.
Здоровенного китобоя звали Алексеем Алексеевичем, но бабушка Женя звала его Люсиком.
Элла сделала вид, что поверила Люсику, но в душе поселился страх: мама больна! В школе у одного мальчика, Вовика Тапуза, умерла мама. У нее нашли какую-то редкую болезнь легких и не смогли вылечить.
Элла стала очень внимательно приглядываться к маме, — она похудела, глаза у нее горели каким-то лихорадочным блеском… Но вскоре все разъяснилось. В один прекрасный день мама встретила Эллу у школы. Вид у нее был взволнованный и виноватый.
— Мама! — удивилась Элла. — Ты не на работе?
— Нет. Я уволилась.
— Значит, правда ты не больна, а у тебя были — неприятности?
Мама как-то рассеянно погладила дочку по голове.
— Элка, мне надо с тобой поговорить. Хочешь мороженого?
Элла испугалась:
— О чем поговорить?
— Пошли на лавочку сядем. — Она взяла дочку за руку и повела за собой. — Сядь. Эллочка, солнышко мое, я… Понимаешь, я должна уехать…
— Уехать? Ну и что?
Мама уже уезжала не раз. То в отпуск, то к родственникам в Москву, то они с папой были в круизе.
— Я… Я надолго уеду…
— А папа? Он тоже уедет?
— Нет, папа не уедет… Мы с
У Эллы все внутри оборвалось. Она подняла на маму глаза в надежде, что ослышалась и не правильно поняла.
У мамы выступили слезы.
— Элка, пойми.., ну не могу я больше так жить… мне плохо в этом доме, я пропадаю там…
— А я?
— А ты.., у тебя все по-другому, тебя все обожают, у тебя все есть, ты и дальше так будешь жить… — Она заплакала. — Ну я не знаю, как это объяснить… не знаю… Ты же еще маленькая, не поймешь, наверное.., но ты не думай, я буду к тебе приезжать…
— А ты возьми меня с собой! Я без тебя не хочу, — безнадежным тоном попросила Элла.
— Не могу! Но это пока… Потом я устроюсь и обязательно тебя возьму! Обязательно, честное слово. Ты потерпи без меня немножко, а потом я приеду и заберу тебя, договорились?
— Правда заберешь?
— Клянусь тебе чем хочешь! — горячо воскликнула мама. Она была готова пообещать что угодно, лишь бы дочка не сидела так пришибленно и не таращила на нее испуганные, несчастные глаза. — Ты умеешь хранить секреты?
— Умею!
Мама наклонилась к ее уху:
— Может быть, года через два мы с тобой вообще отсюда уедем! Насовсем.., в другую страну!
— В Израиль? — еле слышно спросила Элла.
— В Америку!
— А бабушка Женя?
— Не знаю, там видно будет, — отвела глаза мама. — Элка, пообещай мне, что не будешь плакать.
— Я… Я постараюсь, — с трудом проглотив комок в горле, проговорила Элла.
— Вот и умничка, ты у меня вообще самая умная и самая красивая… — Мама прижала ее к груди. — Если так и дальше будешь стараться, то потом мы с тобой будем жить за границей, в Америке, в доме с бассейном.., и у тебя будут самые красивые платья и игрушки и…
— А там тоже надо будет играть на скрипке?
— Обязательно! У тебя талант! Его нельзя зарывать в землю!
Перспектива жить в далекой, чужой Америке — без бабушек, без папы, хоть и с бассейном, но зато с ненавистной скрипкой — мало привлекала Эллу, однако мама смотрела на нее с такой мольбой, что она вздохнула тяжело и едва слышно сказала:
— Я постараюсь…
Ей было тогда одиннадцать лет.
— Элка, ты сошла с ума! С такой задницей носить белые брюки! — закатила глаза Леля.
— А мне нравится!
— Мало ли что тебе нравится! Уродуешь себя!
— Леля, по-моему, это тебя не касается!
— Еще как касается, мне ж целый день на тебя смотреть!
— Леля, прекрати! — вмешалась Мария Игоревна. — Оставь Эллу в покое!
— Я ей добра желаю!
— А ты не можешь желать добра немного потише? И поделикатнее?
— Глупости! Деликатностью ничего нельзя добиться! Пусть она взбесится наконец и мне назло сядет на диету! Тридцать пять лет бабе — надо худеть, пока не поздно! Известно же, после сорока худеть гораздо труднее!