Курильская обойма
Шрифт:
– Сука, – выдохнула Наташа. – Чего пристала?! А ну, слезь с меня.
Сэй сжала ей пальцами рот так, что затрещали зубы. Потом медленно разрезала ножом майку, перемычку бюстгальтера, обнажила вздрагивающие груди, чему-то засмеялась. Приложила холодное лезвие ножа к соску, пощекотала, наблюдая, как он увеличивается в размерах и твердеет. Губы Сэй раздвинулись в улыбке – и от этой улыбки Наташа забилась, как в лихорадке. Сэй нахмурилась, приставила кончик ножа к веку, надавила.
– Молтшши-и, – прошипела она.
Наташа инстинктивно зажмурилась,
– Сэй! – послышался резкий окрик.
Давление стальных колен ослабло. Сэй неторопливо слезла со своей жертвы, вышла из отсека.
Наташа ворочалась, пытаясь подняться, всхлипывала. Вошел Одзаки, рывком поднял ее на ноги, оправил разрезанную одежду, посадил в угол.
Сэй с прежней улыбочкой смотрела на Наташу.
Одзаки вышел, запер дверь, что-то резко сказал сестре. Та засмеялась, затем голоса затихли и пропали.
В эту ночь Наташа больше не уснула. Только закрывала глаза – видела вампирские клычки и блеск узкого клинка перед самыми зрачками. До этого она держалась довольно мужественно, но после посещения Сэй почувствовала, как внутри что-то начинает мелко вибрировать, стоит ей услышать какой-то неясный звук.
Время шло медленно. Наташу дважды покормили, дали попить. Руки развязали, но дальше отсека не пустили. Вместо уборной приспособили ведро, накрытое фанерой. Было противно и страшно. Казалось, что ей навсегда суждено остаться в этом железном ящике.
Но через какое-то время за ней пришли. Услыхав шаги, Наташа, забывшись коротким сном, подхватилась, запахивая на груди майку… Шаги были тяжелые, мужские, и это несколько ее успокоило.
Как оказалось, прежде времени.
Ей вновь связали руки, нахлобучили на голову глухой мешок, не забыв завязать тесемки под подбородком, и потащили наверх, по крутым металлическим ступенькам, о которые она в спешке побила все ноги.
Новая пересадка – и очередной трюм. Здесь уже и мешка не снимали, везли так, кулем.
На какой-то рыболовецкой посудине – даже через ткань Наташа слышала густой рыбный запах – они тряслись несколько часов.
Затем двигатель заглох, наверху послышались громкие звуки. Наташе показалось даже, что стреляют. Сердце затрепетало надеждой. Это – свои, сейчас ее освободят.
За ней пришли, но, увы, не «свои». Те же, кто привез ее сюда, подняли и повели по каким-то бесконечным ступенькам и гулким переходам в неизвестность. Испытывая стыд от того, что грудь ее почти обнажена и беспомощно торчит у всех на виду, Наташа слепо волочилась за своими мучителями, мечтая лишь о том, чтобы все это быстрее закончилось.
Наконец они остановились. С нее стянули мешок, развязали руки. Наташа огляделась. Железные стены, крашенные белой краской, железный пол, потолок. Новая клетка, только побольше. В углу составлены штабелем большие ящики – хоть какое разнообразие в интерьере.
Провожатые захлопнули дверь – видно, спешили. Наташа походила по клети, вслушиваясь в звуки. Ничего
Увидела не замеченное сразу окошечко под потолком, зарешеченное стальными полосками-жалюзи. Даже не окошко, а так, отдушина. Наверное, ее сунули в какое-то складское помещение. Вон и ящики стоят.
Ящики были большие, как гробы, тяжелые. На крышках, запертых на ключ, надписи иероглифами. Наташа попробовала сдвинуть один из ящиков, чтобы подтащить его к окошку и выглянуть наружу. Какое там! Ящик и на сантиметр не поддался.
Тогда она влезла на штабель и издали попробовала различить что-нибудь между полосками жалюзи. Было видно что-то голубое, расплывчатое, не имеющее контура, но что – не понять. Море? Небо? Но хоть не подвал, и то легче.
Здесь о ней словно забыли. Время шло – никто не являлся. Хотелось пить. Она постучала кулаком по толстой двери. Тишина. Приложила ухо. Показалось, что кто-то закричал. Женщина, что ли? Нет, вряд ли. Скорее всего, слуховые галлюцинации.
В конце концов она пристроилась на ящиках и затихла, стараясь думать о чем угодно, только не о своем положении. Кто-нибудь за ней все равно придет. И если это будет Роман, она скажет ему все, что о нем думает.
16 октября, 19.40, о-в Кунашир
Вертолет десантирования «Ми-8» скользил в десяти метрах от поверхности моря. Кроме того, что было уже темно, выпал густой туман, и разобрать что-либо во мраке не представлялось возможным. Пилоты шли исключительно по приборам, рискуя напороться на какую-нибудь торчащую из воды скалу.
Два часа назад из Москвы поступил долгожданный приказ. К этому времени группа Лютого вместе с их куратором полковником Новиковым и Романом в мельчайших деталях разработала план операции.
«Киоси» весь день дрейфовала на месте. Снимки из космоса позволяли держать ее под наблюдением. Правда, был один тревожный момент, когда из-за сгустившегося тумана часа на два яхта пропала из поля видимости. Роман провел эти два часа не в лучшем настроении. Что, если яхта, пользуясь туманом, снялась с якоря и ушла в море? Стоит ей приблизиться к Хоккайдо, до которого было рукой подать, и операция отменяется. Нападать на японскую яхту в японских водах – дело немыслимое. И что тогда случится с Наташей? Хорошо, если она еще жива. А если ее уже пристрелили и, привязав к ногам что-нибудь потяжелее, опустили на дно морское?
Роман, чтобы не метаться, пытался смотреть телевизор. Ребята тоже маялись. Приказ все не поступал.
Вскоре, к всеобщему облегчению, выяснилось, что «Киоси» места стоянки не покидала. Туман рассеялся, наблюдение из космоса возобновилось. Яхта стояла на прежнем месте, недалеко от лагеря, который навещал Роман.
– Крепкие у самураев нервы, – сказал полковник Новиков. – Похоже, они продолжают заниматься установкой взрывчатки.
– Я думаю, – сказал Роман, – их успокоили.
– То есть?