Куриный бульон для души. Мама и сын. 101 история о безграничной любви
Шрифт:
Я рылась в коробках с фотографиями и выкапывала старые бумаги, обыскивала дом в поисках сувениров и рождественских украшений, которые он сделал.
Я нашла несколько утешительных выдержек из собственного дневника: в одной из них описывались адресованные мне телефонные звонки Конана ко Дню матери, в другой говорилось о белой пуансеттии, которую он подарил мне на Рождество. Я дорожила своими воспоминаниями, помнила его крепкие объятия, которыми он награждал меня после того, как я приготовила его любимое блюдо, или поцелуй просто за то, что постирала его одежду. Однако, какими бы утешительными ни были эти вещи, их все же было недостаточно.
Однажды,
Уже подходя к кладбищу, я вспомнила слова Чака о недавно привезенном постоянном надгробии. Чак сказал маме Конана выбрать то, которое она захочет. Надгробие было из блестящего мрамора, на его поверхности я увидела выполненную в бронзе спортивную эмблему и фотографию Конана, навечно закрепленную под толстым стеклом.
Я наклонилась и с любовью провела пальцами по выгравированному имени и датам короткой жизни моего пасынка. Вспомнила его буйным, любящим веселье маленьким мальчиком. Ребенок, которого я так много лет помогала воспитывать, возможно, не прошел через мое тело, но я была избрана Богом, чтобы оказать материнское влияние на его жизнь. Не для того, чтобы занять место матери, а чтобы быть всего лишь «в шаге» от него. Я вдруг почувствовала себя очень гордой за то, что стала избранной.
– Для меня было честью быть твоей мачехой, – прошептала я и наклонилась, чтобы поцеловать фотографию.
Наконец-то на душе у меня появилось ощущение покоя. Вздохнув, я встала, чтобы уйти, и вдруг увидела, как солнце блеснуло на краю надгробия.
«О боже мой! Как я могла не заметить этого раньше?»
Вся кайма надгробного камня была отделана золотыми колосьями пшеницы… точь-в-точь как та золотая брошка с колосьями пшеницы, которую Конан подарил мне много лет назад. Мурашки пробежали по моей спине. Я не видела эту брошку уже много лет.
Это было недостающее звено. Теперь я просто обязана была найти ее.
Обратный путь домой прошел как в тумане. Оказавшись, наконец, в своей спальне, я принялась рыться в шкатулке с драгоценностями. Где она? Вывалив содержимое на кровать, я лихорадочно раскидывала повсюду серьги и брошки.
Ничего.
Боже, это важно. Пожалуйста, помоги мне найти ее, молилась я.
Внезапно я почувствовала необходимость обыскать комод. Еще минут десять я безрезультатно просматривала ящик за ящиком, пока, наконец, не нащупала ее – в самой глубине. Это была маленькая белая коробочка с моим именем, нацарапанным сверху детским почерком. Я раскрыла ее и мгновенно провалилась в прошлое.
Конану было примерно десять, это был вечер перед отъездом в отпуск во Флориду. Он должен был ехать с нами, и я собирала вещи в своей комнате, когда услышала стук в дверь. Конан стоял на пороге, опустив глаза и заложив руки за спину.
– В чем дело, сынок? – спросила я, обеспокоенная этим неожиданным визитом.
Он подошел, шаркая ногами, и быстро проговорил:
– Я не знаю, почему я нечасто называю тебя «мама», хотя зову своего отчима папой.
Я обняла его и заверила, что он может называть меня так, как ему удобно. Тогда он как-то неловко улыбнулся и протянул мне маленькую белую коробочку.
– Выбирай ты! – крикнул он и выбежал из комнаты.
Предполагая, что внутри коробки я найду два предмета, я открыла ее. Вместо этого внутри лежала одна-единственная золотая брошка, которую он купил на гаражной распродаже на свои собственные деньги.
На крышке коробки были нацарапаны слова: «Я люблю тебя. Маме или Конни».
Это случилось почти десять лет назад, но сегодня, когда я отодвинула в сторону содержимое своей шкатулки с драгоценностями и медленно присела на край кровати, мне показалось, что это было вчера.
Благодарю тебя, Боже, за то, что ты помог найти эту брошку и записку, которая к ней прилагалась.
Вытирая слезы, я размышляла о похожем на ангела маленьком мальчике, чье сердце билось рядом с моим.
Я снова выбираю слово «мама».
Не отпускай мою руку
Пол был мертв. Мой двадцатиоднолетний сын был убит при попытке угона автомобиля. Пуля, вошедшая в его сердце, разбила и мое, навсегда разрушив мой уютный мир. Как раз в тот момент, когда казалось, что главные трудности остались позади и теперь нам с ним будет легче, его жизнь была бессмысленно отнята, а моя больше не имела никакого смысла.
Я воспитывала Пола одна, мы очень заботились друг о друге. Он учился на последнем курсе колледжа, планировал жениться на замечательной молодой женщине, и моя жизнь тоже перешла бы в другое измерение. Мне больше не нужно было бы ежемесячно подписывать чек, чтобы помочь ему оплатить расходы на колледж. Вечером накануне его убийства мы болтали о том, что я буду делать со всеми деньгами, которые перестану тратить после его выпуска.
Нет слов, чтобы описать ту ярость, которую я испытывала по отношению к семнадцатилетнему парню, который попросил Пола подвезти его, а затем хладнокровно убил. Я сидела в зале суда в Остине и смотрела на молодого человека ростом более шести футов. Если бы взглядом можно было убивать, он бы встретил свою судьбу немедленно, потому что от меня не исходило ничего, кроме абсолютной ненависти.
Чарльз Уайт получил сорокалетний тюремный срок, и я снова пришла в ярость: Пол был мертв, а этому никчемному парню позволили жить! На мои налоги его будут содержать, оплачивать его охрану и снабжать одеждой и едой. Пол мертв. Это было все, о чем я могла думать. Мне не давало покоя осознание того, что убийца отсидит лишь тринадцать лет «фиксированного срока» за убийство Пола. Пола больше никогда не будет в живых, ни через тринадцать, ни через двадцать три, ни через тридцать три года!
Каждые три месяца я отправляла очередное язвительное письмо в Совет по помилованию и условно-досрочному освобождению, изливая в нем свою великую тоску и боль. Мне было бы легче, если бы я знала, что кто-то прочтет эти слова и почувствует вместе со мной ту всепоглощающую пустоту, которая возникает после потери любимого человека. Два раза в год, 18 февраля (в день убийства Пола) и каждый август, я лично ездила в Остин, чтобы поговорить с сотрудником и узнать последние новости о действиях Чарльза в тюрьме. Я была в восторге, когда он попадал в неприятности и когда окончательно «потерял шансы на освобождение». Это доказывало, что он действительно был плохим парнем.