Курляндский бес
Шрифт:
– Веди, показывай.
В ожидании встречи с Шумиловым Ивашка и Петруха выспрашивали о взятии Динабурга, который в тот же день велено было звать Борисоглебском. Осада длилась около двух недель, хотя гарнизон был невелик. Кокенгаузен и гарнизон имел поболее, и укрепления – получше, и расположен более удобно, чтобы выдержать осаду.
– А на приступ пошли, как вторые петухи пропели, – рассказывали стрельцы, – а как третьим петухам петь, так и в город вошли. А как в город вошли, так на верхний замок нас повели, а там сеча была
– Не вам ли, молодцы, с берега машут? – спросил Ивашку с Петрухой струговщик.
И началась суматоха – нужно было ссадить со струга Анриэтту с Денизой, нужно было найти лекарей, чтобы отдать им Анриэтту с ее коленом, а многие лекаря остались в Борисоглебске – две с половиной сотни раненых с собой не потащишь. Врачеватели были далеко, в обозе, Анриэтту повезли туда, Петруха отправился следом – искать себе хоть какую сухую одежонку и обувку, мокрый Ивашка остался с Шумиловым.
Он первым делом покаялся – бахматы остались на том берегу, иначе никак не получалось. Он даже тыкал пальцем вдаль, показывая, где они стоят.
– Сейчас передовой полк уйдет к Кокенгаузену, приступать к осаде, вы при мне будете… Где вторая монашка?
Шумилов подразумевал Денизу.
– Она с той осталась, помогать врачевать.
– Будь при мне. Я о вас с Петрухой воеводе доложу.
Афанасий Лаврентьевич принял их поздно вечером в своем шатре. Ивашке доводилось с ним встречаться, а вот Петруха видел воеводу впервые и удивился – седоватый и чернобровый, имеющий нос с заметной горбинкой и темные живые глаза, воевода менее всего был похож на раскормленного и высокомерного боярина.
Ордин-Нащокин, в одном полосатом зипуне и простых портах, расхаживал взад-вперед, диктуя важное письмо сыну Воину. Сына, двадцатилетнего молодца, в Посольском приказе знали – он помогал отцу в переписке, отменно знал немецкий, польский и латинский языки, воспитывался на европейский лад.
– Заходи, Арсений Петрович, – пригласил он. – И вы заходите. Много о чем вас надобно расспросить. Только послание докончу. Хочу, чтобы из Казани прислали мастеров добрых – там наловчились строить речные суда для военного дела, а они нам скоро понадобятся. И в Астрахани с Делового двора мастеров потребую – там уже крупные суда строят, чтобы ходить по Каспийскому морю.
– Курляндский герцог даст суда, – сказал Шумилов.
– Нельзя во всем от него зависеть и на него полагаться. Ну, сын, давай мне грамоту на подпись. А вы, молодцы, приготовьтесь – спрашивать буду о многом. Вы, как-никак, лазутчики…
– Я могу только про суда, про флейты, про галиоты, на какой лад их строят, как оснащены, и что у курляндских судов люков для пушек нет, коли что – стреляют из мушкетов через фальшборт, – сразу доложил Петруха.
– Про суда ты напишешь внятно и вразумительно, и тебе поможет человек, которого Арсений Петрович на государеву службу взял. Да ты его знаешь – это Петер Палфейн. Он вместе с войском идет, и я полагаю его в больших делах использовать. Человек бывалый, толковый…
Ивашка с Петрухой
Им бы следовало хоть парой слов перемолвиться – но взгляда хватило.
– Коли будет на то твоей милости воля – я бы прямо сейчас с ним встретился и за ночь все, что надобно, писцу наговорил, – сказал, поклонившись, Петруха. – Палфейн и точно моряк бывалый.
Ивашка потихоньку отступил к выходу из шатра – а там давай бог ноги!
Он понесся по лагерю, всех спрашивая, где обоз, а в обозе – где телеги лекарей.
Денизу он обнаружил у костра – она втирала мазь в колено Анриэтты. Обе были в длинных мужских рубахах. Двое лекарей сидели, отвернувшись, чтобы не видеть голой ноги. Сейчас еще можно было соблюдать правила вежества.
– Там, в палатке у воеводы, Палфейн!
Дениза вскочила, сорвала с телеги еще не высохший кармазинный кафтан.
– Отведите меня туда!
– Погодите! – удержал ее Ивашка. – Не с пустыми же руками идти… Гостинец потребен.
Гостинцем он разжился – и вскоре они с Денизой стояли возле шатра Ордина-Нащокина, и Ивашка злобным шепотом пререкался со сторожевыми стрельцами.
Услышав шум, выглянул Шумилов.
– Опять ты? Опять склоки затеваешь?
– Арсений Петрович, Палфейн – там?
– Там, с воеводой о флотских делах толкует. Пошел вон, не до тебя…
Ивашка, может, и послушался бы начальственного окрика, но не при Денизе. Отпихнув Шумилова, он ворвался в шатер, Дениза вбежала следом.
– Чего тебе, молодец? – спросил удивленный Афанасий Лаврентьевич.
Ивашка прицелился в Палфейна – и тут же на плечах у моряка повис Петруха, захватив его согнутой рукой за горло.
– Господин Ордин-Нащокин, этот человек – лазутчик и убийца! – по-немецки, еле осилив русское прозвание, сказала Дениза. – Он нанялся на русскую службу, чтобы выведывать и разнюхивать!
– Такое обвинение нужно доказать, – ответил Афанасий Лаврентьевич.
– Я докажу! Но сперва я скажу, кто я сама. Меня и мою названую сестру завербовал кардинал Мазарини, мы во всей Европе выполняли его задания. Мы должны были стать посредницами при тайных переговорах кардинала с курляндским герцогом. Напишите письмо герцогу Якобу, сообщите ему, что этот человек, Палфейн, угрозами вынудил нас отдать ему письмо кардинала. Это письмо и другие бумаги он приказал увезти из Курляндии. Я могу дать приметы человека, который прибыл с ними в Виндавский порт.
– Так вы, пожалуй, знаете, куда отвезены бумаги. В Швецию? – спросил Ордин-Нащокин.
– Нет, сударь. Шведским агентом при дворе герцога был другой человек. А этот… Палфейн, вас ведь прислал курфюрст Бранденбургский? Чтобы вы следили за герцогом и доносили о настроениях при дворе? Чтобы вы охраняли герцога от других агентов? А потом, когда вам случайно представилась возможность пойти на службу к русскому царю, было решено, что так вы принесете своему господину больше пользы?
– Все ложь, все ложь! – закричал Палфейн. Он пытался избавиться от Петрухиной крепкой хватки, но Петруха без всякого сочувствия малость придушил его, и моряк захрипел.