Курорт
Шрифт:
Они шли в сгущающихся сумерках к фитнес-центру. Шлегель понятия не имел, где это находится, но Вики с подругами, похоже, знали дорогу. Что было неудивительно. Судя по их фигурам, они часто заглядывали в тренажерный зал. Все три девушки расспрашивали о его работе. Мэдисон хотелось знать закулисные слухи об актерах, а Эйприл — о преимуществах профессии: например, кто оплачивал его поездку сюда. Ну а Вики желала узнать его отношение к некоторым из последних картин. Мэдисон была замотана в полотенце, Эйприл надела шорты и блузку а Вики так и осталась в бикини, и Патрик задумался, не намеренно ли это было сделано.
Он с радостью предвкушал веселый, игривый вечер, но приподнятое
«Люди-кошки», — подумал Патрик.
Он был уверен, что девушки собирались искупаться голышом, и всецело поддерживал такую идею. Но теперь она уже не казалась никому из них столь привлекательной. Мэдисон плотнее завернулась в полотенце. Эйприл заметно дрожала.
— Пойдемте в бар, — робко проговорила Вики и развернулась, не дожидаясь ответа.
Они снова пересекли пустой тренажерный зал. Никто не стал возражать или спорить, словно все они знали причину такой перемены, но не хотели ее обсуждать. Кинокритик счел это наиболее уместным.
В этот раз, шагая в темноте к гриль-бару, они не разговаривали. Но, когда их маленькая компания вошла в оживленный зал, ободряющий шум немного развеял мрачное настроение, которое их охватило. Они почувствовали, что снова могут говорить, хотя поначалу и осторожничали, словно люди, которые давно не разговаривали и позабыли, как это делается. Патрик отыскал для них свободный столик с тремя стульями, а четвертый позаимствовал у подвыпившей пары, увлеченной спором. К тому времени, как к ним подошла официантка — Шлегель схватил ее за руку и буквально подтащил к столику, — душевное напряжение от пережитого в бассейне практически спало. Они снова пытались занять себя беззаботной болтовней, но попытки эти казались публицисту неуверенными и безнадежными. Он заказал себе пиво, а девушки, все три, потребовали «Маргариту».
Когда официантка отошла, Патрик взглянул на них:
— А пить-то вам еще рано, верно ведь?
— Ей можно, — съязвила Мэдисон, показывая на Вики.
Та хлопнула ее по руке:
— Ну спасибо! Между прочим, Мэдисон скоро двадцать один, хотя у нее постоянно требуют документы. Эйприл уже двадцать пять. А мне… чуть больше.
— Примерно как мне, — заметил кинокритик.
— Точно!
Они старались вернуть разговор в прежнее, игривое русло, но все их старания ни к чему не привели. По мере опьянения в разговоре стали появляться насмешки и оскорбления. Патрик надеялся провести эту ночь с Вики. Черт возьми, да если б он верно разыграл партию, не исключено, что и ее подружки присоединились бы к ним! Но закончилось все тем, что он вышел из бара в одиночестве и в подавленном настроении. А девушки, пьяные, гоготали и, отнимая друг у друга микрофон, распевали непристойные расистские песни.
Публицист
Ему еще следовало поработать над статьями и завтра отправить их Таунсенду, чтобы они попали в свежий выпуск в печать в понедельник. Поэтому кинокритик поспешил к себе в номер. Он всю дорогу оглядывался в поисках чего-нибудь странного и необычного, но, пока дошел до номера, так ничего и не заметил. Вынув ключи, журналист отворил дверь.
В номере что-то было не так.
Патрик почувствовал это, едва переступил порог и включил свет. Первое, что ему захотелось сделать, это развернуться и бежать прочь из номера, прямиком в вестибюль, попросить помощи. Но он лишь обозвал себя параноиком. У него не было доказательств, он лишь прислушивался к собственным чувствам. А это не возымело бы никакого действия не то что здесь — его вообще нигде не стали бы слушать. И после сегодняшнего утра, как бы спокойно он ни уладил происшествие с пауком, Шлегелю не хотелось, чтобы его сочли плаксивым, напуганным — гомиком — ребенком.
Кондиционер был включен и работал весь день. Но в комнате до сих пор витал едва уловимый душистый запах. Патрик догадался, что кто-то все же заходил в номер и распылил средство против насекомых. Он надеялся, что это убило паука. Правда, несложно было представить, как эта тварь сбегает в отверстие, через которое попало в комнату, дожидается, пока пройдет действие химиката, а затем возвращается, чтобы поквитаться.
Поквитаться?
Он просмотрел слишком много фильмов, слишком много времени провел в темных залах кинотеатров, пялясь в экран. И слишком мало времени прожил в реальном мире.
Из ванной донесся шорох сминаемого целлофана.
У журналиста перехватило дыхание. Сердце упало в пятки.
— Кто здесь?! — окликнул он, но окрик его прозвучал слишком робко. — Пошел вон из моего номера!
Он выставил перед собой портфель.
Что-то мелькнуло в зеркале.
Патрик всматривался в это мгновение в дверной проем туалета, поэтому не разглядел, что это было. Он лишь заметил краем глаза быстрое движение. Но и этого оказалось достаточно, чтобы кинокритик подпрыгнул и кровь вспенилась у него в венах. Он быстро оглядел комнату, после чего сосредоточился на зеркале. Но больше ничего не увидел.
Чужой.
Образ пришел на ум совершенно неожиданно, хотя Шлегель и сознавал, что это наивно и даже нелепо. «Чужой» стал для него судьбоносным открытием детских лет. И пусть, будучи взрослым, Патрик воспринимал вещи более трезво, но факт оставался фактом: монстр, созданный Гигером [10] , напугал его до смерти и потом еще целый месяц преследовал в кошмарах. И даже теперь чудовище выбиралось из глубин подсознания, стоило публицисту оказаться одному в темноте.
10
Ганс Рудольф Гигер (1940–2014) — швейцарский художник-сюрреалист, чей жуткий «биомеханический» стиль оказал огромное влияние на современную поп-культуру.