Курс на Мираж
Шрифт:
Скучными, выматывающими бездействием вечерами не оставалось ничего другого, как заниматься добротным мужским трепом, начиная, как водится, с баб, а заканчивая устройством блока юстировки нового плазменного генератора тяжелого бронетанка. В промежуток между этими крайне важными темами попадало все остальное: недосол сегодняшнего борща, чирей на заднице командира роты (отчего тот не может вторые сутки усидеть на месте, гоняя заодно и всех остальных), ну и, конечно же, вонючие залги, не облить которых лишний раз дерьмом было бы не только непатриотично, но даже преступно.
Стас, новоиспеченный сержант, как раз и открыл в тот вечер данную тему. Сидел-сидел в уголке на койке, молчал-молчал, а потом, набравшись смелости, вдруг взял да и ляпнул:
– А залги точно на нас не похожи? Вблизи их кто-нибудь видел когда?
Все враз замолчали и посмотрели на Стаса так, будто и впрямь увидели залга. И загалдели тоже одновременно:
– Ты что, идиот? Кто ж на них станет смотреть? Не проблюешься потом неделю!
– Похожи на нас?! Да они и на тебя не похожи, хоть ты и тоже урод – с такими вопросами!
– Бляха муха, да ты врубаешься-нет, че спросил?! А ну-ка, пойдем – выйдем!
Семен, как старший по званию и по должности понял, что пора вмешаться. Встал и вмазал кулаком по столу. Так что стаканы с чаем подпрыгнули.
– Ма-а-алчать!!!
Потом повернулся к побледневшему – аж веснушки стерлись! – Стасу и ласково так, нараспев, сказал:
– Гаспа-ади-ин сержа-ант! Объясня-аю в пе-ервый и после-едний ра-аз… – Потом перешел на резкий, жесткий, рубленый тон, повышая громкость по экспоненте: – Залги – мразь! Дерьмо! Ублюдки! Не смотреть – их надо бить, давить, жечь! Клешни – рвать! Жвала – дробить!… Топтать, топтать, топтать!!! – Семен выплюнул последние слова в лицо несчастному сержанту и впрямь затопал коваными сапожищами, побагровел, затряс кулаками. Он аж задохнулся от гнева и омерзения, из глаз брызнули слезы. Потом замер, зажмурился, прижал кулаки к ушам и затряс головой, приходя в себя. Отдышался, сел и добавил совсем тихо: – Залги – это враги, сынок. И чтобы я больше такого не слышал.
Все понуро молчали. У бедного Стаса пылали оттопыренные уши. Да и лицо уже не отличалось цветом от волос.
«Черт, что со мной? – подумал Семен. – Надо же как сорвался! Первый раз со мной такое… Последствия недавнего боя, контузия? Но я ведь и раньше бывал в передрягах, еще и похлеще…» Он задумался вдруг, вспоминая. Но ничего, кроме последнего боя, вспомнить почему-то не смог. Нет, что-то мелькало в голове, какие-то обрывочные картинки: он бежит, кричит, стреляет из лучера… Или не из лучера… Из «акаэм»? Что такое «акаэм»? Пистолетная ручка, магазины, скрученные синей изолентой… Какие «магазины»? Что за «изолента»? Падает Сашка – у него нету полчерепа… Бородатое лицо «чеха», рядом, близко – глаза в глаза… Кто кого? Кто быстрей? Семен оказался быстрей… Тогда – да. А потом? А еще? Новая картинка: желтые панцири в ряд, фасеточные глаза, лучеры наперевес, не бегут – спокойно шагают, уверенно, нагло!.. По его родной земле, по улицам любимого города… Хватают мать, сестренку, слышится чавканье жвал, щелканье клешней… Кровь, кровь, красное на желтом… Мразь, мерзость! Там где прошли – пустыня, покрытая липкой слизью… И снова Сашка, живой, веселый, в бандане цвета хаки на целом еще черепе. Тянет руку: «Оставь затянуться!»
Семен снова прижал к ушам кулаки, замотал головой, отгоняя видения. «Контузия, контузия!.. Это она. Завтра же покажусь Вавилову… тьфу, Мичурину! Нет, лучше самому доктору… А сейчас – пойти подышать, остыть, развеяться!..»
Старшина поднялся, надел легкую кирасу, маску – без них вне помещений находиться запрещалось категорически. Буркнул: «Прогуляюсь!» и, не глядя на примолкших сержантов, вышел.
На свежем воздухе ему и впрямь полегчало. Вечер был потрясающе красив – на востоке небо уже было усыпано яркими звездами, а западная его часть играла в стиле «Deep Purple» – от сочного, малинового пурпура у горизонта до самого настоящего, «глубокого», ближе к зениту.
А вот «Deep Purple» он вдруг отчетливо вспомнил! Даже зазвучала в ушах мелодия и завертелась на языке строчка: «I guess I’ll always be a soldier of fortune».
Но допеть Семену помешали, он сразу забыл, о чем только что вспомнил… Со стороны солдатских палаток послышался дружный гогот.
«Резвятся солдатушки, бравы ребятушки!» – усмехнулся старшина и двинул в ту сторону – неплохо бы и самому повеселиться. Подошел тихо, незаметно, не хотелось своим появлением смущать солдат. Остановился в тени крайней палатки, выглянул. На освещенной тусклыми лампочками площадке собрались все бойцы взвода. Сбились в круг, машут руками, хохочут, а чего хохочут – не понять.
Пришлось Семену все же выйти из тени, подойти к ребятам. А они так увлеклись, что на старшину и внимания не обратили. «Надо будет дневальному всыпать, – не зло ругнулся под нос старшина. – Так и залгов прохохочут!» Раздвинул руками крайних, протиснулся к центру круга. А там…
Он не сразу и понял, что это такое. Сарделька какая-то чешуйчатая о шести лапах! Длинная – с ногу, и толщиной такая же. Пасть зубастая, крокодилья, глазки маленькие, зеленым огнем светятся… И рядовой Красиков по кличке Карасик (вот кличку дали, а что она означает – никто не знает) над крокодильей мордой сосиской машет. А солдаты орут: «Пляши, Бобик, пляши!» И чудо-юдо правда пляшет! Прыгает, повизгивает, лапками коротенькими дергает. Смешно, и впрямь смешно.
Красиков сосиску уродцу скормил, другую достает. «А теперь пой!» – говорит. И «Бобик» этот как завоет! Тоненько, жалобно, прям рулады выводит. Солдаты ржут, чуть уже не в лежку лежат. Тут Семен и дневального увидел – тоже вместе со всеми регочет, с лучером в обнимку! Тут уж старшина не выдержал, гаркнул:
– Взво-о-од! Смир-р-рна-а!!!
Солдаты подскочили, вытянулись во фрунт, дневальный покачнулся, дернулся было к «грибку» бежать, одумался, замер… А Карасик не знает, куда сосиску девать – карманов в кирасе нету. Догадался – маску приподнял, сосиску в рот сунул. Куда чудо-юдо делось – Семен и не заметил.
– Это что за балаган? – придал он голосу строгости, чтобы не рассмеяться от всей этой картины. Да и не на что особо было сердиться, на дневального разве что. Этот-то точно свое получит. – Рядовой Красиков, чем занимаетесь во время отбоя?
Карасик не успел прожевать сосиску, но сделал героическое усилие и проглотил ее целиком, отчего голос его стал натужным и сиплым.
– Разрешите доложить, господин старшина, еще не время отбоя…
– Отставить пререкания со старшим по званию! Отвечать на вопрос!
Сосиска, видимо, благополучно покинула пищевод Красикова, отчего тот заметно приободрился, откашлялся и бодро выпалил:
– Занимаемся кормлением собаки, господин старшина!
– Чего-чего? – забыл об уставных командах Семен. – Кого-кого кормлением?..
– Собаки, господин старшина! Бобика.
– Что еще за «собака»? Почему «собака»?
– Не могу знать, господин старшина! Так само назвалось. Похоже просто.
– На что похоже? На собаку? А вы знаете, что это такое?
– Никак нет, – не по-уставному развел руками солдат. – Но должно ведь животное как-то называться… Она уж третий день, как к нам прибилась. Он, то есть. Или оно…