Курс на прорыв
Шрифт:
– Кормовой флаг оставим, – после недолгого раздумья проронил Терентьев, – нас будут встречать, в том числе и замполиты…. Андреевский ещё куда ни шло, а вот царский герб косточкой им в горле запершит.
– А шевроны? Не отпарывать же?
– Согласен. Но где у нас гербы намалёваны – надо бы убрать.
Тропическое марево, расползшись над океаном, проникало и в чрево крейсера, в основном томя влажностью и жарой. И не только в машинном, котельных и прочих помещениях, где грелись блоки аппаратуры.
Погнали воздух вентиляцией
Не редко под пилотки и кепи поддевали белые одноразовые полотенца – наподобие бедуинских накидок.
Командиру это безобразие на глаза особо не попадалось, кроме матросика, который нарисовался с банкой краски на крыле сигнального мостика. Впрочем, увидев командира, тот быстро привёл себя в порядок. Свесившись за планширь, он собирался закрасить щит с двуглавым орлом, когда выглянувший из рубки Скопин остановил его потуги с кисточкой.
– Э-э! Боец! Может, проще открутить эту «беду». Всего несколько гаек…
Окинув взглядом суету на палубах, старпом вспомнил, какая у него должность и чья обязанность всё и вся контролировать.
– Бардак! Где боцман? Почему «тропичку» не всем выдал? Бедуины-разгильдяи, тит вашу мать.
– Ты на себя посмотри, – иронично заметил Терентьев, – «Кутузов». Повязка не натирает? Она у тебя вроде на левом глазу была? Тебя чуть подрихтовать и на обложку советского блокбастера «Пираты XX века» с гиканьем «на абордаж!». Сплошной экшн! Начиная с «Конкерор» и далее по порядку, да по нарастающей… – Последнее он уж скорее пробормотал.
– Не надо меня рихтовать, – Скопин аккуратно потрогал следы гематом, – мне без разницы, какой глаз прикрывать. А экшн? А народ любит экшн! Скажем… нечто броское, даже экстравагантное. Да что там говорить – об этом все повести и киноленты! Только представь – погибнет земная цивилизация, прилетят инопланетяне на раскопки нашей былой жизни. Найдут фильмы, книги… а там сплошные войны, страсти-трахи, зомби и прочая хрень. «Вот жили эти люди!» – подумают! А?
Командир не ответил – прибыл вызванный боцман. Старший мичман без всяких оправданий молча отсопел выговор старпома и незамедлительно растворился.
Затем матросик-срочник, пыхтящий с гаечным ключом (резьбу на шпильках так обильно замазали краской, что гайки скручивались с превеликим трудом), наконец осилив последнее крепление, доложился. Получив от старпома «молодец», с лицом двоечника, заработавшего вожделенный «уд», загремел щитом с гербом и своими инструментами вслед за боцманом.
Вскоре ветер донёс со шкафута обрывки «трёхэтажного» боцманского усердия, принявшегося наводить дисциплину, где самым литературным было «папуасы».
Терентьев, не любивший мата, скривился, на что Скопин иронично попытался оправдать мичмана:
– Боцман на корабле, как сантехник на гражданке – без прикола и мата не проживёт.
Неожиданно и громко ожили висящие за спиной громкоговорители корабельной связи – вахтенный офицер просил командира в рубку.
Получив свой пинок целеуказания, «затанцевали» у визира сигнальщики, разворачивая устройство на указанный пеленг, возбуждённо загалдев: «По-моему, что-то есть!»
Снова высунулся наружу Терентьев, и старший сигнальщик тут же отчитался:
– Пеленг 360. Видимость на пределе. Что-то длинное и низкое!
Крейсер стал едва заметно уклоняться на румб влево.
– Служба радиоразведки перехватила передачу, – пояснил командир Скопину, – какой-то мэрчантшип – торгаш водоплавающий. И РЛС у него, вероятно, не круговая – только и словили слабый сигнал от «боковых». Не думаю, что у него оптика лучше нашей, но нам этот свидетель не нужен.
«Пётр» по-прежнему шел, не включая свои РЛС – в пассиве. Давя 30 узлов, сумел нагнать тот самый контейнеровоз, ради которого «приседал» «Орион». Судно было старое и ползло, едва покрывая 8 миль за час, направляясь в порт Папеэте на Таити. В жарком мареве тропических широт видимость была не более 30 кабельтов, и контейнеровоз выдал себя лишь радиообменом и слабым сигналом паразитных боковых лепестков курсового радара.
Ночь навалилась скоротечно, раскинув чёрную скатерть неба с ноздреватым «караваем» луны, накрошив звёздами, а по краям (по горизонту) бахрома марева, на удивление не осыпалась росой.
Влажные испарения наоборот – загустели, стелясь над океаном, продолжая нервировать сигнальщиков.
Рисковать не стали, периодически кратковременно включали навигационную РЛС и ловили признаки судоходства, по характеристикам говорящие о себе как о сугубо гражданских судах. Хотя вблизи крейсера никого не наблюдалось.
Понятие «затерялись» можно было бы применить, если обозреть Тихий с орбиты… и не особо изощрёнными средствами. Или с самого низу – с борта корабля. Когда от горизонта до горизонта беспросветные мили и ни одного островка-берега и судёнышка.
Классик, воспевающий, как «тиха украинская ночь», даже не подозревал, как тиха тропическая. Даже диспетчеры управления воздушным движением международного аэропорта Фааа (что на Таити) свели вещание до минимума. А с горизонта слизнулись любые посторонние локаторы.
Вахта КП РЭБ (командного пункта радиоэлектронной борьбы), заступившая в 20:00, ещё застала красный шар солнца, заметными миллиметрами оседающий в океан. Затем смена. И вымученным бдением последовала та самая нелюбимая «собачья», которая в том же нудном режиме почти уж и истомилась, как по закону подлости в самом конце выдала нежданный напряг.
В рубке полумрак. Старшим был Скопин. Ночная вахта почти «просвистела», незаметно и спокойно, за чаями-кофеями, ленивыми разговорами, вконец разморив старпома, бессовестно засвистевшего рулады в командирском кресле.