Курс русской истории (Лекция 1-86)
Шрифт:
КРЕПОСТНОЕ ПРАВО И ЗЕМСКИЙ СОБОР. Закрепощение крестьян нанесло земскому представительству двойной вред, политический и нравственный. Едва земский собор стал складываться в выборное всенародное представительное собрание, как из состава его выпало почти все сельское земледельческое население. Земский собор потерял под собою земскую почву, стал представлять собою только службу и посадское тягло с их узкими сословными интересами. Принося к престолу мысль лишь немногих классов, он не мог привлечь к себе ни должного внимания сверху, ни широкого доверия снизу. Мелкие черты крепостного быта, только что приведенные мною из частных актов, самой своей мелочностью наглядно очерчивают уровень и объем тех житейских интересов и отношений, с какими приходил носитель крепостного права в среду народных представителей. В господствующем землевладельческом классе, отчужденном от остального общества своими привилегиями, поглощенном дрязгами крепостного владения, расслабляемом даровым трудом, тупело чувство земского интереса и дряхлела энергия общественной деятельности. Барская усадьба, угнетая деревню и чуждаясь посада, не могла сладить со столичной канцелярией, чтобы дать земскому собору значение самодеятельного проводника земской мысли и воли.
ОБЩЕСТВЕННЫЙ СОСТАВ СОБОРОВ XVII в. "Земский собор", "земский совет", "вселенский собор" Московского государства в XVII в. составлялся из "всяких чинов людей" или "из всяких людей всех городов Российского царствия", по выражению соборных актов. И теперь, как в XVI в., в составе земского собора различались два неравные отделения, выборное и невыборное, должностное. Это последнее состояло из двух высших правительственных учреждений, являвшихся на собор в полном и даже расширенном составе, с привлечением лиц, не входивших в их обычный состав: то были 1) Боярская дума с дьяками из приказов и 2) Освященный собор патриарха, митрополитов и епископов с приглашенными архимандритами, игуменами и протоиереями. Выборный состав земского собора был довольно сложен. Это происходило от дробности и разнообразия избирательных единиц, или "статей". Такими единицами были, во-первых, высшие служилые столичные чины, стольники, стряпчие, дворяне московские и жильцы, также высшие столичные торговые чины, гости и сотни гостиная и суконная (гильдии); каждый из этих чинов посылал на собор особых представителей. За столичными чинами следовало городовое, провинциальное дворянство. Здесь избирательной единицей служил не чин, а уездная сословная корпорация, состоявшая из трех чинов, выбора, дворян и детей боярских; только в двух областях. Новгородской и Рязанской, избирательными округами являются не целые уезды, а их части, в первой пятины, во второй восемь станов. Люди служилые приборные, не принадлежавшие к потомственному дворянству, в том числе и служилые иноземцы, посылали на собор выборных столичные от своих строевых частей, например, стрельцы от стрелецких приказов, полков, уездные от подгородных слобод, какими они были там расселены, стрелецких, казачьих, пушкарских. Проще было представительство тяглого населения: здесь господствовала территориальная избирательная единица, местное общество или скученный земский мир, а не чиновная курия или разбросанная сословная корпорация. Посад г. Москвы, точнее, посады делились на "черные сотни и слободы"; последних считалось в первой половине XVIII в. 33. На соборах встречаем выборных от черных сотен Дмитровской, Покровской, Сретенской, от полусотен Кожевницкой, Мясницкой, от слобод Огородной, Садовой, Ордынской, Кузнецкой. Названия этих обществ, доселе сохраняющиеся за московскими улицами, указывают как на территориальное, так и на промысловое, цеховое их значение. Провинциальные, "городовые" посады представляли цельные избирательные округа. Итак, соборные представители выбирались от высшего столичного дворянства и купечества по чинам, от дворян городовых по сословным корпорациям, от приборных служилых людей в столице по строевым частям, от приборных городовых, как и от всех тяглых людей, столичных и городовых по мирам. На соборе 1613 г. сверх перечисленных классов видим еще выборных от городового духовенства и от "уездных людей", т. е. сельского населения. Трудно угадать порядок их выборов. Под грамотой об избрании царя
ЧИСЛЕННЫЙ СОСТАВ. Число выборных от каждой избирательной статьи изменялось и не имело значения. На соборе 1619 г. было приговорено созвать в Москву новый собор, выбрав из всякого города от духовных людей по человеку, от дворян и детей боярских по два человека да по стольку же от посадских людей, а на собор 1642 г. призывали "из больших статей", людных курий, от 5 до 20 выборных, а "не изо многих людей" от 2 до 5 человек. На собор 1648 г. указ призывал от московских служилых чинов и от провинциальных дворянских корпораций "больших городов" по два представителя, "из меньших" - по одному, от городовых посадов и от столичных черных сотен и слобод - тоже по одному, от высших сотен - по два и от гостей - троих. Полноты и однообразия представительства не добивались или не умели добиться. На соборе 1642 г. встречаем среди 192 выборных его членов 44 депутата от столичных служилых чинов, именно 10 стольников, 22 столичных дворянина, 12 жильцов, а на собор 1648 г., один из самых людных и полных, на котором было не менее 290 выборных членов, от столичных служилых чинов призвано было только 8 представителей. На соборах, состав которых известен, отсутствует целый ряд дворянских корпораций и посадов, потому что на местные дворянские съезды являлись немногие люди и выбрать было "не от чего" или из посадских людей выбрать было "не из кого", посадских людей в городе мало или совсем нет, "а которые, писал воевода, посадские людишки есть, и они в твоем, государь, деле на кабаке и в таможенном сборе в целовальниках". Вообще состав собора был очень изменчив, лишен твердой, устойчивой организации. В этом отношении трудно подобрать два собора, похожие друг на друга, и едва ли хоть на одном соборе встретились выборные от всех чинов и уездов, из всех избирательных статей. На соборе 1648 г. присутствовали выборные от дворян и посадских людей из 117 уездных городов, а на соборе 1642 г. только выборные от дворян и только из 42 городов. При спешном созыве считали даже достаточным присутствие на соборе выборных от областных дворян, в данную минуту отбывавших в Москве очередную службу, а иногда собор составлялся только из столичных чинов. В 1634 г. царь по делу о новом налоге на военные надобности 28 января указал быть собору, а на другой день собрался и самый собор; на нем среди других столичных чинов присутствовали "дворяне, которые на Москве".
ВЫБОРЫ. Выборные члены собора избирались на местных сходах и съездах, в уездных городах по призыву и под надзором городовых воевод. Указы предписывали выбирать "лучших людей, добрых, умных и постоятельных". Это значило, что требовались люди состоятельные, исправные и смышленые; потому старались выбирать из лучших статей: например, провинциальные дворяне выбирали советных людей на собор из высшего городового чина, называвшегося выбором. Грамотность не была непременным условием избираемости. Из 292 выборных на соборе 1648 г. об 18 членах неизвестно, были ли они грамотны; из остальных 274 человек 141, т. е. больше половины, было неграмотных. Избирательный протокол, подписанный избирателями, "выборный список за руками", передавался воеводе как ручательство за годность избранников "к государеву и земскому делу". Воевода отсылал выборных вместе со своей отпиской в Москву в Разрядный приказ, где проверяли правильность выборов. Один воевода отписал в Москву, что он исполнил царский указ, послал на собор 1651 г. двоих лучших дворян своего уезда, а касательно двух лучших посадских людей, сообразив, что в его городе и всего-то налицо только три посадских человека, да и те худы, бродят меж двор и к такому делу непригодны, сам назначил представлять посад на соборе сына боярского да пушкаря. За это дьяк Разрядного приказа, оберегая свободу земских выборов, положил на отписке строгую помету: послать воеводе грамоту "с осудом", с выговором - "велено дворянам промеж себя выбрать дворян добрых, а не ему воеводе выбрать, и за то его осудить гораздо; да он же воевода сглупил, мимо посадских людей прислал в их место сына боярского да пушкаря". Не видно, чтобы выборные приносили на собор письменные инструкции, наказы от своих избирателей. Только в 1613 г. временное московское правительство в грамотах по городам о присылке выборных для избрания царя писало, чтобы эти выборные договорились со своими избирателями накрепко и взяли у них о царском избрании "полные договоры". Это был случай исключительной важности, требовавший всенародного единодушия и непосредственного народного голоса. Потому и кн. Пожарский с Мининым в 1612 г., идя выручать Москву и созывая земский собор, писали, чтобы города прислали с выборными "совет свой за своими руками", письменные и подписанные избирателями указания, как им, вождям земского ополчения, против общих врагов стоять и выбрать государя. Акты обыкновенных соборов не упоминают о письменных наказах, и выборные на них не ссылаются. Депутату предоставлялся известный простор, а курский дворянский представитель на соборе 1648 г. даже выступил обличителем своих земляков, в докладной записке государю "курчан весь город всяким дурном огласил", обвинив их в зазорном провождении церковных праздников. Такая ревность о благоповедении была превышением депутатских полномочий, вызвавших горячий протест курчан, которые грозились "всякое дурно учинить" над обличителем. Самый источник полномочий обязывал соборного представителя и без формального наказа действовать в согласии с избирателями, быть ходатаем "о нужах своей братии", какие были ему заявлены при избрании, и из дела того же курского депутата видим, что избиратели считали себя вправе требовать отчета от своего выборного, почему на соборе не о всех нуждах земских людей по их челобитью государев указ учинен. Так понимало соборного представителя и само правительство. В 1619 г. оно призывало выборных от духовенства, дворянства и посадского населения, "которые бы умели рассказать обиды, насильства и разорения", чтобы царю "всякие их нужи и тесноты и всякие недостатки были ведомы", и царь, выслушав от них челобитья, учал бы "промышлять об них ко всему добру".
Выборный народный челобитчик на земском соборе XVII в. сменил собою правительственного агента XVI в.; соборное челобитье стало нормой народного представительства, высшим порядком законодательного взаимодействия верховной власти и народа, и мы уже знаем, как много пополнен и исправлен был этим порядком плохой канцелярский проект Уложения 1649 г.
ХОД ДЕЛ НА СОБОРАХ. В таком отношении к власти со стороны народного представительства не могло быть ничего требовательного, обязующего власть, ничего юридического: соборные вопросы могли решаться обеими сторонами только путем обоюдного обмена психологических настроений. Это сказывалось и в порядке обсуждения соборных вопросов. Избирательный собор 1613 г., как исключительный, имевший учредительное значение, конечно, не может быть вводим в общую норму. Собор созывался всякий раз особым царским указом. Только однажды Освященный собор взял на себя официальный почин в деле. Когда воротившийся из плена отец царя Михаила в 1619 г. был посвящен в патриархи, он с духовными властями приходил к царю и советовался с ним о разных нестроениях в Московском государстве. Царь с отцом своим и со всем Освященным собором, с боярами и со всеми людьми Московского государства, "учиня собор", говорили, как бы то все исправить и землю устроить. Этот случай объясняется тем, что патриарх был не только председателем Освященного собора, но и государем-соправителем. Обыкновенно царь указывал по возникшему делу "учинити собор" и открывал его (в Столовой избе или в Грановитой палате) тем, что сам "говорил на соборе" или по его приказу и в его присутствии думный дьяк "читал всем людям вслух письмо" или "речь" с изложением предмета, который подлежал соборному обсуждению. Так, на соборе 1634 г. было объявлено, что для продолжения войны с Польшей нужен новый чрезвычайный налог, без которого государевой денежной казне "быть не уметь". Царское предложение оканчивалось заявлением собору, что государь "то ваше вспоможение учинит памятно и николи незабытно и вперед учнет жаловать своим государским жалованьем во всяких мерах". Все соборные чины, среди которых не заметно городовых, в ответ на прочитанную речь "говорили на соборе, что они денег дадут, смотря по своим пожиткам, что кому мочно дать". Вот и все: выходит, как будто вопрос порешен был одним днем, на одном общем заседании, в один присест, и через 6 дней для сбора нового налога "со всяких людей" царь учредил комиссию из боярина, окольничего, чудовского архимандрита и двух дьяков. Но по соборному акту 1642 г. подобный же вопрос прошел через сложную процедуру, которая, может быть, применялась и на других соборах, но стерта в суммарном протокольном изложении сохранившихся актов. В 1637 г. донские казаки взяли Азов, отбили турецкие приступы и предложили царю взятую крепость. На соборе в присутствии царя, духовных властей и Боярской думы думный дьяк сказал царский указ о созыве собора и затем только в присутствии думы прочитал выборным письмо, в котором царь ставил им двойной вопрос: с турками и крымцами за Азов воевать ли и, если воевать, где взять деньги, которых понадобится много? Письмо указывало выборным "помыслить о том накрепко и государю мысль свою объявить на письме, чтоб ему, государю, про то про все было известно". Царское письмо по прочтении было "всяких чинов выборным людям для подлинного ведома роздано порознь при боярех", а церковным властям послано особо, чтоб они, поговорив о том отдельно, письменно объявили свою мысль государю. Думному дьяку велено было сказать чинам и допросить их о соборном деле. И на других соборах чины были допрашиваны "порознь" и отвечали письменными "сказками" или "памятями". Эти "допросы порознь по чинам" были одной из форм соборного голосования. Другую форму встречаем на соборе 1621 г., когда на предложение царя и патриарха воевать с Польшей чины отвечали челобитьем - воевать. Разница между обеими формами, сказкой по допросу и челобитьем на предложение, сколько можно судить по соборным актам, заключалась в том, что допросная память только излагала соображения чинов по данному вопросу, предоставляя решение государю, а челобитье давало более решительный ответ на предложение верховной власти и при этом могло осложнять дело каким-либо связанным с ним предложением и со стороны чинов, хотя это допускалось и в допросных памятях. Выборные служилые люди на соборе 1642 г. были разделены на три группы, из коих одну образовали стольники, другую - московские дворяне, головы стрелецкие и жильцы, третью - все городовые дворяне, и к каждой группе приставлен был особый дьяк, вероятно, для руководства и особенно для редакции письменного мнения группы; только торговым людям столицы не дали дьяка, а посадских людей из уездов совсем не видно на соборе. Но мнения подавались не по этой группировке. Всего представлено было 11 письменных "речей", или "сказок": от духовных властей, от стольников, от дворян московских, от двух дворян же, выделившихся из своей группы с особым мнением, от московских стрельцов (сказки жильцов нет в акте), от городовых дворян владимирцев, от дворян трех других "замосковных" же, т. е. центральных, городов, еще от 16 центральных и западных городов, от 23 городов, преимущественно южных, от гостей и сотен гостиной и суконной, наконец, от московских черных сотен и слобод В таком порядке записки и помещены в акте собора вслед за поименным перечнем 192 соборных выборных. По сказкам оказались выборные дворяне от 43 уездных городов вместо 42, обозначенных в перечне; разница произошла от того, что в подаче записок не участвовали выборные дворяне от 8 городов, поименованные в перечне, зато участвовали выборные от 9 городов, там не упомянутых. Трудно объяснить, как это случилось. Можно заметить, что в составлении записок участвовали не одни выборные городовые дворяне, но и их земляки, случившиеся тогда в Москве по делам службы: так, в записке трех городов значатся "лушане, которые здесь на Москве", тогда как в перечне от г. Луха поименован всего 1 выборный. Да и городовые дворянские депутаты, поименованные в соборном перечне, кажется, не были вызваны на собор из своих городов, а выбраны в Москве из дворян, отбывавших здесь очередную службу. Указ о созыве собора состоялся 3 января, а с 8 января началась уже подача сказок. Этой спешностью объясняется и отсутствие на соборе выборных от городовых посадов. Записки выборных имеют внутреннюю связь между собою: одни заимствуют из других мысли, отдельные выражения, целые места. Этим вскрывается ход соборных совещаний. Выборные собирались где-то и как-то по группам, совещались, обменивались мыслями с другими, по их сказкам пополняли и изменяли свои записки: так, сказка 23 городов во многом сходна с запиской 16, а мнение черных сотен и слобод составлено по сказке гостей и обеих высших сотен с надлежащим применением к классу. Между тем общих соборных совещаний незаметно и общий соборный приговор не состоялся. Вопрос решен был царем с боярами, и решен отрицательно, вероятно под влиянием угнетенного тона поданных записок: Азова от казаков не принимать, с турками и крымцами не воевать, потому что денег нет и взять их не с кого.
ИХ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ХАРАКТЕР. Не все соборы шли, как в 1642 г. Но подробный соборный протокол этого года помогает уяснить политическое значение соборов XVII в. И тогда, как в XVI в., они созывались в чрезвычайных случаях для обсуждения важнейших дел внутреннего государственного строения и внешней политики, преимущественно вопросов о войне и сопряженных с нею тягостях. Перемена произошла не в компетенции собора, а в составе и характере соборного представительства: теперь правительству приходилось иметь дело не с должностными своими агентами, а с выборными ходатаями о нуждах и недостатках их избирателей. Политическое значение соборных совещаний зависело от участия в них Боярской думы с государем во главе. Здесь можно заметить двоякий порядок: дума действовала или совместно с выборными, или отдельно от них. В последнем случае бояре с государем присутствовали только при чтении собору правительственного предложения, но потом отделялись от собора, не участвовали в дальнейшей работе выборных. Впрочем, эта работа ограничивалась совещаниями по группам и подачей отдельных мнений, но не составлялось ни общего заключительного заседания, ни соборного приговора. При таком порядке собор получал только совещательное или осведомительное значение: заявленные выборными мнения государь и бояре принимали к сведению, но законодательный момент, решение вопроса удерживали за собой. Так шло дело на соборе 1642 г.; то же видели мы и на уложенном соборе 1648 г. Проект Уложения одновременно читали выборным и докладывали государю с думой, заседавшей в другой палате, отдельно от выборных, с которыми при этом "сидел" особо для того назначенный боярин с двумя товарищами, как бы образуя их президиум. Но при такой раздельности занятий дума и собор совсем не походили на верхнюю и нижнюю палаты, как их иногда называют. Дума с государем во главе не являлась только одним из органов законодательства: это было само верховное правительство, вмещавшее в себе всю полноту законодательной власти. Слушая статьи Уложения, она исправляла и утверждала их, создавала законы. Собор выборных не стоял рядом с думой, а был пристроен к ее кодификационной комиссии. При слушании статей Уложения выборные били челом государю об их отмене или пополнении, и эти ходатайства через комиссию восходили к государю и боярам, которые, приняв во уважение челобитье всяких чинов людей, приговаривали по ним новые законы. В других случаях соборные выборные получали более прямое участие в законодательстве. Это бывало, когда дума с государем во главе прямо входила в состав собора, как бы сливалась с ним в один законодательный корпус. Тогда бояре подавали мнение наравне с выборными и составлялся общий соборный приговор, получавший силу закона, а дума становилась распорядительной властью, принимавшей меры для исполнения соборного приговора. Такой порядок наблюдаем на целом ряде соборов царя Михаила, следовавших за избирательным собором 1613 г., именно на соборах 1618, 1619, 1621, 1632 и 1634 гг. Особенно выразительно проявился такой порядок на соборе 1621 г. Турция с Крымом и Швеция звали Москву в коалицию против Польши. Представлялся заманчивый случай расквитаться с поляками за Смутное время. На соборе по этому делу духовные власти обязались молиться "о победе и одолении на вся враги", бояре и всякие служилые люди биться против короля, не щадя голов своих, торговые люди давать деньги, как кому мочно, смотря по прожиткам. Составился общий соборный приговор всех чинов стать на польского короля в союзе с турским салтаном и с крымским царем и со свейским королем. При этом дворяне и дети боярские били челом государю разобрать их по городам, кто как может государеву службу служить, чтобы "никаков человек в избылых не был". Но указ о разборке дворян и о рассылке грамот по городам с извещением о соборном приговоре и с приказом служилым людям готовиться к походу, "лошадей кормить и запас пасти" государи, отец и сын, издали, "говоря с бояры", по приговору только думы, без участия собора.
УСЛОВИЯ ИХ НЕПРОЧНОСТИ. Такое законодательное значение земский собор удерживает за собой до последних лет царствования Михаила, до 1642 г. Оно проявляется и позднее на соборе 1653 г. по малороссийскому делу, когда бояре голосовали на соборе наравне с выборными, которые были "допрашиваны по чинам, порознь", как в 1642 г., но решение принять Богдана Хмельницкого в московское подданство было принято государем по совету со всем собором, а не по приговору только бояр. Даже совещательная деятельность собора 1648 г. прерывалась подчас законодательным моментом. Так, "собором уложили" запретить церковным учреждениям приобретать и принимать в заклад служилые вотчины (Уложение, гл. XVII). Но самая двойственность соборного голоса, то совещательного, то законодательного, обнаруживала политическую непрочность соборного представительства. Законодательный авторитет падал на собор заимствованным светом, не был ничем обеспечен, служил не признанием народной воли, как политической силы, а только милостивым и временным расширением власти на подданных, не умалявшим ее полноты, да кстати и ослаблявшим ее ответственность в случае неудачи. Это была подачка, а не уступка. Отсюда видимые несообразности собора. Есть выборы, избиратели и выборные, вопросы правительства и ответы представителей, совещания, подача мнений и приговоры - словом, есть представительная процедура, но нет политических определений, не устанавливается даже порядок деятельности, не определяются ни сроки созыва соборов, ни их однообразный состав и компетенция, ни отношение к высшим правительственным учреждениям; формы являются без норм, полномочия без прав и обеспечений, а между тем налицо есть поводы и побуждения, которыми обыкновенно вызываются и нормы, и обеспечения; только поводы остаются без последствий, побуждения без действия. Известно, каким деятельным источником прав народного представительства на Западе служила правительственная нужда в деньгах: она заставляла созывать государственные чины и просить у них вспоможения. Но чины вспомогали казне не даром, вымогали уступки, покупали субсидиями права, обеспечения. И у нас в XVII в. не было недостатка в таких поводах и побуждениях. Из всех соборов того века, не говоря об избирательных, только три не имели видимой связи с финансами это соборы 1618 г. по поводу движения королевича Владислава на Москву, 1648 г. по делу об Уложении и 1650 г. по поводу псковского мятежа, когда правительство хотело воспользоваться нравственным влиянием собора на мятежников. Всего чаще и внушительнее напоминала правительству о земском соборе пустота казны: пока не восстановилось после разорения равновесие обыкновенных доходов и расходов, то и дело приходилось прибегать к чрезвычайным налогам и заимообразным или безвозвратным запросам у капиталистов "на вспоможение", без чего государевой казне "быть не уметь". Оправдать такие поборы можно было лишь волей всей земли. В 1616 г. с богачей Строгановых потребовали сверх 16 тысяч окладного налога еще 40 тысяч рублей авансом, в зачет их будущих казенных платежей, и такое крупное требование, свыше 600 тыс. руб. на наши деньги, подкрепили "всемирным приговором" собора: так "приговорили власти и всех городов выборные люди", которых трудно было ослушаться. Для нетяглых людей такой соборный запрос получал характер добровольной подписки на экстренные нужды государства: в 1632 г., в начале польской войны, собор приговорил с нетяглых людей собрать на жалованье войску, "что кто даст", и духовные власти тут же на соборе объявили, сколько дают своих домовых и келейных денег, а бояре и все служилые люди обещали принести роспись тому, что кто даст. Соборный приговор сообщал доброхотному даянию вид обязательного самообложения. Собор открывал казне источники дохода, без которых она не могла обойтись и которых помимо собора никак не могла добыть. Здесь казна вполне зависела от собора. Выборные, жалуясь на управление, давали деньги, но не требовали, даже не просили прав, довольствуясь благодушным, ни к чему не обязывавшим обещанием "то вспоможенье учинить памятно и николи незабытно и вперед жаловать своим государским жалованьем во всяких мерах". Очевидно, мысль о правомерном представительстве, о политических обеспечениях правомерности еще не зародилась ни в правительстве, ни в обществе. На собор смотрели, как на орудие правительства. Дать совет, когда его спрашивали у земли, - это не политическое право земского собора, а такая же обязанность земских советников, как и платеж, какого требовала казна от земских плательщиков. Отсюда - равнодушие к земскому представительству. Выборные из городов ехали на собор, как на службу, отбывали соборную повинность, а избиратели неохотно, часто только по вторичной повестке воеводы являлись в свой город на избирательные съезды. Не имея опоры в политических понятиях, собор не находил ее ни в строе складывавшегося тогда управления, ни в своем собственном составе. Когда перед русским обществом после Смуты стали тяжелые вопросы, решать их пришлось не единичному лицу, не какой-либо политической партии или замкнутому кругу правительственных лиц: над решением их призывался поработать коллективный разум всей земли; до чего додумывались отдельные умы правительственные и рядовые, все это собиралось в одну земскую соборную думу и выражалось в соборном приговоре или в земском челобитье. Можно было ожидать, что при таком значении собора в центральном управлении соборное, земское начало будет поддержано или даже усилено и в управлении местном. Народное представительство немыслимо без местного самоуправления. Свободный выборный и подневольный избиратель - внутреннее противоречие. Между тем эпоха усиленной деятельности земских соборов совпала со временем упадка земских учреждений, подчинения их приказной власти. Законодательная деятельность при новой династии потекла двумя встречными струями; правительство одной рукой разрушало то, что создавало другой. В то время когда земских выборных призывали из уездов решать вопросы высшего управления рядом с боярами и столичными дворянами, их уездных избирателей отдавали во власть этих бояр и дворян. Приказный центр становился убежищем земского начала, когда в земском уезде хозяйничал приказный. Такое же противоречие обнаружилось и с другой стороны: вскоре после того как начал действовать совет всяких чинов людей, создавший новую династию, почти все сельское население (85%, а с дворцовыми крестьянами 95%) выведено было из состава свободного общества, и его выборные перестали являться на земские соборы, которые через это потеряли всякое подобие земского представительства. Наконец, с обособлением сословий и настроение отдельных классов пошло врозь, их взаимные отношения разлаживались. На соборе 1642 г. послышалась полная разноголосица мнений и интересов. Освященный собор на вопрос о войне дал стереотипный ответ, что на то дело ратное - "рассмотрение его царского величества и государевых бояр, а им, государевым богомольцам, то все не заобычай", впрочем, в случае войны обещал дать на ратных людей по силе. Стольники и дворяне московские, верхи дворянства, будущая гвардия, кратко отписались, предоставив государю решить вопрос о войне, об изыскании ратных людей и средств на войну, а казакам велеть удерживать Азов, послав им в помощь охотников. Дворяне Беклемишев и Желябужский посовестились присоединиться к отписке своей братии и подали рассудительно составленную записку, решительно высказавшись за принятие Азова и за уравнительную разверстку тягостей предстоящей войны между всеми классами, не изъемля и монастырей. Наиболее сильные голоса послышались с низов общества, представленного на соборе. Две записки городовых дворян 39 центральных и южных уездов - настоящие политические доклады с резкой критикой действующих порядков и с целой преобразовательной программой. Они полны горьких жалоб на разорение, на неравномерное распределение служебных тягостей, на льготное положение столичных дворян, особенно служащих по дворцовому ведомству. Бельмом на глазу сидело у городового дворянства московское дьячество, разбогатевшее "неправедным мздоимством" и настроившее себе таких палат каменных, в каких прежде и великородные люди не живали. Городовое дворянство просило распределять служебные повинности землевладельцев не по пространству земли, а по числу крестьянских дворов, точно счесть, сколько за кем крестьян в поместьях и вотчинах, пересмотреть земельные богатства духовенства, пустить в оборот на нужды государства "лежачую домовую казну" патриарха, архиереев и монастырей. Дворянство готово работать против врагов "головами своими и всею душой", но просит собирать ратных людей со всяких чинов, только не трогая его "крепостных людишек и крестьянишек". Свои жалобы и проекты дворянство завершает резким порицанием всего управления: "а разорены мы пуще турских и крымских басурманов московскою волокитою и от неправд и от неправедных судов". Высшее московское купечество и торговые люди московских черных сотен и слобод подобно городовому дворянству - за принятие Азова, не боятся войны, готовы на денежные жертвы, но говорят скромнее, минорнее, меньше проектируют, хотя так же горько плачутся на свое обнищание от налогов, казенных служб, от воевод, просят государя "воззрить на их бедность", с грустью вспоминают о разрушенном земском самоуправлении. Общий тон соборных сказок 1642 г. довольно выразителен. На вопрос царя, как быть, одни чины сухо отвечают: как хочешь; другие с верноподданным добродушием говорят: где взять людей и деньги, в том ты, государь, волен и ведают то твои бояре, "вечные наши господа промышленники", попечители, но при этом дают понять земскому царю, что правление его из рук вон плохо, порядки, им заведенные, никуда не годятся, службы и налоги, им требуемые, людям невмочь, правители, им поставленные, все эти воеводы, судьи и особенно дьяки своим мздоимством и насильством довели народ до конечного обнищания, разорили страну пуще татар, а богомольцы государевы, духовные власти, только копят свою лежачую казну - "то наша холопей мысль и сказка". Недовольство управлением обострялось сословным разладом: общественные классы не единодушны, недовольны своим положением, сетуют на неравенство в тягостях, новую тягость верхние стараются свалить на нижние, торговые люди колют глаза служилым их многими поместьями и вотчинами, а служилые торговым людям их большими торгами, столичное дворянство корит городовое легкою службою, а городовые дворяне попрекают столичных доходными их должностями и наживаемыми великими пожитками, не забывая при этом напомнить о пропадающих для государства богатствах церкви и о неприкосновенности своих собственных крепостных людей и крестьян. Читая записки, поданные сословными представителями на этом соборе, чувствуешь, что этим представителям нечего делать вместе, у них общего дела нет, а осталась только вражда интересов. Каждый класс думает про себя, особо от других, знает только свои ближайшие нужды и несправедливые преимущества других. Очевидно, политическое обособление сословий повело ко взаимному нравственному их отчуждению, при котором не могла не расторгнуться их совместная соборная деятельность.
ЗЕМСКАЯ МЫСЛЬ В ТОРГОВЫХ КЛАССАХ Но, погасая в правящих и привилегированных слоях, идея земского собора некоторое время еще держалась в небольших кучках тяглого земства, оставшихся с закрепощением владельческих крестьян под защитой закона. В заявлениях высшего московского купечества и московских черных сотен и слобод, на которые падала черная работа управления, проскользнула едва заметная черта, возвышающая их над властными "белыми чинами". Выражая готовность служить государю своими головами, торговые и черносотенные люди заявляют, что принятие Азова - дело не сословное, "дошло до всей государевой земли, православных христиан голов", и вся земля без всяких изъятий должна понести тяжести этого дела, чтобы никто в избылых не был. Ничего подобного не слышно со служилой дворянской стороны: те чины только перекоряются друг с другом, смотрят на чужие рты, негодуя, что туда перепадают лишние куски, и стараясь свалить новые служебные тягости со своих плеч на чужие. Торгово-промышленные люди знают, зачем они пришли на собор, понимают общеземский интерес, душу земского представительства. В этих черносотенцах XVII в., представлявших собою низ общества, еще теплилось чувство гражданского долга, уже гаснувшее в верхних слоях, которые громоздились на их плечах. Еще прямее и настойчивее выразили идею земского собора те же классы несколько позднее, когда он уже замирал. От неудачной кредитной операции с медными деньгами, выпущенными в 1656 г., произошла дороговизна, вызвавшая сильный ропот. Кризис касался всех и мог быть устранен дружными совместно с правительством усилиями всех классов общества; но правительство думало выйти из затруднения посредством совещания только со столичными торговыми людьми. Допросить их о том, как помочь горю, в 1662 г. указано было вместе с другими Илье Милославскому, тестю царя, совсем бессовестному боярину, который своими злоупотреблениями и обострил беду. В письменных сказках теперь, как и на соборе 1642 г., гости и торговые люди гостиной и суконной сотни, также черных сотен и слобод московских сказали много дельного, обстоятельно вскрыли наличные экономические отношения в стране, их нескладицу, сословный антагонизм села и посада, землевладельческого и торгового капитала, сказали много горькой правды и самому правительству, указав на его непонимание того, что творится в стране, на его неуменье поддержать законный порядок, на его равнодушие к общественному голосу. По закону право городского торга и промысла соединено было с торговым тяглом, с платежом торговых податей и пошлин, которыми государева казна полнилась, а ныне, жаловались торговые люди, всякими большими и лучшими промыслами и торгами, презрев всякое государственное правление, завладел духовный и воинский и судебный чин, архиереи, монастыри, попы, всякие служилые и приказные люди торгуют "в тарханах беспошлинно", отчего чинится государству немалая тщета, а казне в пошлинах и во всяких податях великая убыль. Притом, вынужденные продавать товары дорого на упавшие в цене медные деньги, торговые люди навлекли на себя ненависть всех чинов по их недомыслию, "от нерассуждения". Высказав свои соображения, московские торговцы прибавляли в один голос, что о том, как делу помочь, они больше ничего сказать не умеют, потому что "то дело великое всего государства, всей земли, всех городов и всех чинов, и они у государя милости просят, указал бы он для того дела взять из всех чинов на Москве и из городов лутчих людей, а без городовых людей им одним того дела решить не уметь". Эта просьба торговых сведущих людей о созыве собора - прикрытый протест против наклонности правительства заменять совет всей земли совещаниями с сословными сведущими людьми, в чем они видели дело правительственного недомыслия. Теперь московские торговые выборные указывали на ту же административную и общественную неурядицу, о которой так горячо заявляли 20 лет назад на соборе 1642 г. Но тогда они пользовались собором для протеста против этой неурядицы, а теперь смотрят на собор, как на средство ее устранения. Но ведь собор и составлялся из виновников этой неурядицы, из представителей классов, ее создавших своим взаимным антагонизмом. Значит, московские торговцы признавали собор единственным средством соглашения разъединившихся общественных сил и интересов. Этим указывалась земскому представительству новая, дальнейшая задача. Оно возникло из Смуты, чтобы восстановить власть и порядок; теперь ему предстояло установить порядок, которого не умела создать восстановленная власть, устроить общество, как прежде оно устроило правительство. Но была ли под силу собору такая устроительная задача, когда само правительство было деятельным фактором общественного расстройства? Возможно ли было такое соглашение, когда правящие круги и привилегированные служилые классы в нем не нуждались, как виновники неурядицы, им выгодной, и были равнодушны к общественному раздору, лишь бы не трогали их "крепостных людишек и крестьянишек", а московские "гостишки и торговые людишки", как они сами себя величали на соборе, были слишком легковесной величиной, чтобы уравновесить общественные отношения? С установлением крепостного права, при ничтожном политическом значении и гражданском малодушии духовенства нужды и пользы тяглого земского мира имели слабых проводников на соборе только в торговых столичных и городовых посадских людях. Гнетомые своими сословными тягостями, эти люди становились на соборе перед подавляющим большинством служилого люда и перед служилым же боярско-приказным правительством. Собор, на котором настаивали торговые люди в 1662 г., не был созван, и правительству пришлось выдержать новый московский бунт, поднятый и подавленный с обычным московским безмыслием.
РАСПАДЕНИЕ СОБОРНОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА. Двойственность политического характера и политическая неустроенность собора, централизация и крепостное право, сословная разрозненность, наконец, неспособность к выполнению дальнейшей задачи, ставшей на очередь, - таковы наиболее заметные условия непрочности земского собора; ими объясняется и прекращение его деятельности, постепенное замирание соборного представительства. Я уже не говорю о низком уровне политических понятий, привычек и потребностей, как бы сказать, политической температуры, - уровне, при котором мерзнет всякое государственное учреждение, назначенное своей природой возбуждать дух свободы: это условие лежит в основе всех остальных, как оно же допустило все неудачные или вредные нововведения, которыми новая династия начала свою деятельность степенном распадении состава земского собора, которое началось очень рано. Уже на соборах, следовавших за избирательным 1613 г., оно обозначилось исчезновением выборных от духовенства и сельского населения. Тогда собор утратил значение земского, всесословного, стал представлять службу и посадское тягло, а не землю. Но и это упрощенное, оторванное от всенародной почвы представительство иногда еще обрубалось: по нужде или по усмотрению правительство, не тревожа городовых посадских, призывало на совет только выборных от столичных чинов да от тех городовых дворян, которые в ту минуту по делам службы находились в Москве, а на соборе 1634 г., установившем чрезвычайный всеземский сбор "со всяких людей" и, между прочим, пятую деньгу, падавшую преимущественно на посадское население, выборных от городовых посадов не видим. Так земский собор разрушался снизу: от него отваливались нижние, коренные земские его элементы, выборные от местных областных обществ, духовных, тяглых городских и сельских, даже служилых, и земский собор, теряя представительное значение, поворачивал назад к старому типу XVI в., к должностному собранию столичных чинов, служилых и торговых, так как и торговые столичные чины соединяли в себе тягло с казенной службой. На соборе 1650 г. также не было городовых посадских гласных, а столичных торговых тяглых людей представляли должностные лица, старосты и сотские, как это бывало на соборах XVI в. Рядом с территориальным сокращением соборного состава шло и социальное его разложение: правительство взамен земского собора обращалось к такой форме совещаний, которая отрицала самую его идею. Известному государственному вопросу оно придавало специальное ведомственное или классовое значение и для обсуждения его призывало по выбору или по должности представителей только одного класса, которого по его воззрению вопрос ближе касался. Так, в 1617 г. английское правительство обратилось к московскому с предложениями о позволении английским купцам ездить Волгой в Персию и о торговых льготах и концессиях. Боярская дума отвечала на эти предложения, что теперь "такого дела решить без совета всего государства нельзя ни по одной статье"; но совет всего государства ограничился опросом одних гостей и торговых людей гор. Москвы. Даже на общем земском соборе иные вопросы разрешались не всем его составом: так, упомянутое соборное постановление о служилых вотчинах было принято государем и думой по совещанию с духовенством и служилыми людьми, без участия представителей других классов. С 1654 г. земский собор не созывался до смерти царя Федора (апрель 1682 г.). Государственные дела чрезвычайной важности решались государем с думой и Освященным собором без земского. Так, в 1672 г., когда грозило страшное нашествие султана, чрезвычайные сборы назначены были по приговору государя только с думой и высшим духовенством. В 1642 г. подобный случай, даже менее важный, заставил созвать земский собор. Зато теперь правительство все чаще обращается к сословным совещаниям, и они остаются единственной формой участия общества в правительственных делах. За 1660 1682 гг. известно не менее 7 таких обращений правительства к сословным выборным. В 1681 г. по вопросу о военной реформе призваны были на совещание под председательством боярина кн. В. В. Голицына выборные от служилых чинов; на все остальные сословные совещания по финансовым вопросам призывались выборные лишь от тяглых людей. Так само правительство разрушало земский собор, заменяя или, точнее, подменяя земское представительство ни к чему не обязывавшими особыми совещаниями со сведущими людьми, превращая общее государственное дело в специальный классовый вопрос.
ЧТО СДЕЛАЛ СОБОР. Так, история земского собора в XVII в. есть история его разрушения. Это потому, что он возник из временной потребности безгосударной земли выйти из безнарядья и безгосударья, а потом держался на временной потребности нового правительства укрепиться в земле. Новой династии и классам, на которые она опиралась, духовенству и дворянству, земский собор был нужен, пока земля не оправилась от самозванческой встряски: по мере успокоения слабела и правительственная нужда в соборе. Однако следы его деятельности были долговечнее его самого. Явившись в 1613 г. учредительным и всесословным собранием, он создал новую династию, восстановил разрушенный порядок, два года с лишком заменял правительство, готов был превратиться в постоянное учреждение, потом по временам получал законодательное значение, впрочем, ничем не укрепляемое, собирался при царе Михаиле не менее 10 раз, иногда из года в год, при царе Алексее только 5 раз, и то лишь в первые 8 лет царствования, при этом постепенно уродовался, теряя один свой орган за другим, из всесословного превращаясь в двухсословный и даже односословный, дворянский, наконец, распался на сословные совещания сведущих людей, ни разу не был созван при царе Федоре, дважды собирался наспех в кое-каком случайном составе в 1682 г., чтобы посадить на единодержавный престол рядом обоих его младших братьев, и в последний раз созван был Петром в 1698 г., чтобы судить царевну-заговорщицу Софью. Будучи не политической силой, а правительственным пособием, собор не раз выручал правительство из затруднений, оставил по себе слабый законодательный след в нескольких статьях Уложения, подержался некоторое время в политическом сознании московских торговых людей, а потом скоро был забыт, и только крепкая историческая память поморского Севера сохранила о нем смутное воспоминание, рассказывая в былине, как царь Алексей Михайлович, тот самый, который в шутку писал, что "всегда мирских речей слушают", но который, собственно, и заморил земский собор, - как этот царь с Лобного места в Москве обращался к своим подданным: "Пособите государю думу думати./ Надо думать крепка дума, не продумати".