Курсант: Назад в СССР 11
Шрифт:
Посреди холла раскинули перистые опахала живые пальмы, вокруг которых сгрудились кресла, обитые бархатом. На полу — красные ковровые дорожки с золотистой каемкой. Они уходили вглубь просторных коридоров и на лестницу.
Мрамор есть, а вот лифта нет, так что мы поднялись пешком на третий этаж и уперлись в просторный «предбанник» с надписью «Приемная».
Там из-за стола с пишущей машинкой вспорхнула немолодая секретарша в блузоне с объемными плечами и рукавами летучей мыши. Несмотря на возраст, подскочила она к нам с проворством серны, видно, ее уже проинструктировали насчет нашего появления.
—
Мы очутились в огромном, как небольшой спортзал, кабинете, отделанном в лучших традициях чиновничьей обители советских времен.
Стены до высоты человеческого роста зашиты панелями из «ореха», витиеватый паркет застелен такими же ковровыми дорожками как в холле — с тяжелым ворсом из натуральной шерсти и насыщенным глубоким цветом пролетарской крови. С потолка свисают вычурные люстры, больше похожие на перевернутый ледовый замок, вдоль стены встроенные шкафы из импортной полировки, а посреди кабинета растянулся длинный широкий стол для совещаний, на котором можно запросто в настольный теннис играть, и еще место останется.
Присутствующие, завидев нас, приветственно встали из-за стола. Судя по форме, это был прокурор, начальник местной милиции, еще какой-то дядя в штатском с добрыми, но хитрыми глазками, либо завхоз (что вряд ли), либо конторский (скорее всего).
Во главе стола заседал человечек далеко не богатырского сложения, с посеребрёнными висками на черноволосой в остальном голове, умным и подвижным лицом не совсем славянской внешности — было у него что-то казахское и цыганское одновременно, хотя, если сильно не приглядываться, то вполне мог сойти за чернявого русского.
Человечек поспешил нам навстречу, размахивая руками в просторном, не по его худым плечам пиджаке. На тонкой шее галстук в бордовую косую полоску казался слишком широким и сошел бы за пижонский всего примерно полтора десятилетия назад.
— Монашкин Борис Борисович! — отрекомендовался хозяин кабинета, протягивая мне первому руку.
— Петров Андрей Григорьевич, — пожал я в ответ узкую, как плавник акулы, ладонь.
Товарищ Монашкин немного смутился, видно он ожидал, что я назовусь Гороховым. Но так вышло, что шеф немного отстал, подзапыхался при подъеме на третий этаж, а я невольно возглавил наше шествие, встав в авангард широкой грудью, вот он и принял меня за главного. Несмотря на моложавость моей морды лица, выглядел я в свои двадцать шесть по партийному презентабельно. Сказывались, наверное, все-таки суммарно прожитые годы.
Борис Борисович мигом решил исправить ситуацию, спешно выдернул «плавник» из моей руки и с извиняющейся улыбкой протянул руку Каткову. Алексей не преминул пожать ее в ответ и представиться. Своими могучими, откормленными на семейных харчах телесами, он закрыл Горохова и снова ввел в заблуждение нашего встречающего.
Монашкин скрыл конфуз и в этот раз тряс руку Лехи дольше, чем мне, будто ему все равно, в каком порядке ручкаться с нашей делегацией, а потом во избежание подобных казусов протянул ладонь-плавник Свете, решив, видно, что уже поздно как-то восстанавливать порядок приветствий.
Света сверкнула улыбкой, как она умеет, стрельнула глазками по кабинету, мгновенно оценив обстановку. Мужики стояли позади Монашкина и пялились на нее, ждали отмашки от главного, когда им можно будет перекинуться приветственным словом со статной девушкой в кофейном костюме из приталенного жакета и юбки-карандаш чуть ниже колен, подчеркивающей линию бедер.
Про нас они будто на время забыли, когда Света явилась в центре кабинета, то все внимание перетянула на себя. Ее аристократически-интеллигентный вид сочетался с красотой модели, такие умные глаза для которых — редкость. А тут такое сочетание.
Горохов добрался до Монашкина последним, после крепкого рукопожатия Феди Борис Борисович уже уверовал, что жмет, наконец, руку главе делегации, и шеф не преминул его разочаровывать, произнес четко, негромко, но как приказ отдал:
— Руководитель межведомственной специальной следственной группы Горохов Никита Егорович.
Каждый раз, прибывая в новый город в очередную командировку, шеф произносил эту фразу с особым достоинством. С чувством и неспешно, ведь в этой фразе и была вся его жизнь. Его работа, хобби и прочие времяпровождения (впрочем, как и у всех нас) сплелись в одну емкую фразу — межведомственная спецгруппа.
Борис Борисович в свою очередь представил нам присутствующих, того, кто был по гражданке, назвал лишь по имени и отчеству.
Мы расселись вдоль стола, а Горохов занял место с торца, напротив хозяина кабинета.
— Итак, товарищи, — начал Борис Борисович, щуря черные узковатые глазки, — прошу ввести в курс дела уважаемых гостей. Дмитрий Ильич. — кивнул он на милиционера.
Персонаж с погонами полковника и пузом настоящего генерала прокашлялся в дутый кулак и начал вещать:
— Труп обнаружен вчера в квартире по месту жительства Парамонова Савелия Артуровича. С виду — суицид. Повешен на галстуке на люстре. Телесных повреждений и других следов насилия нет. Проживает один, дети взрослые, супруга скончалась два года назад.
Вот те раз… я поморщился. Не хватало нам еще суицидами заниматься, это вообще участковая стезя — отказные по ним клепать.
— А почему решили, что это убийство? — опередил мой вопрос Горохов.
— Такое дело… — полковник поскреб залысину на макушке. — Табурет, что валялся под телом, коротковат, так сказать. Высота потолка три метра, не мог Парамонов повеситься, встав на него.
— Интересно… — Горохов, достал блокнот и погрыз кончик авторучки, а прокурор уже выкладывал перед ним фотоснимки с места происшествия.
Я тоже вытянул шею, вглядываясь в запечатлённый псевдосуицид.
— Ну, да, — кивал шеф. — Вижу, что в петлю он должен был бы буквально впрыгивать с табурета. Выходит, что ему помогли.
— Да, — полковник достал носовой платок и протёр им переносицу, жарковато ему в шерстяном кителе, хоть и окна распахнуты. — Кто-то, выходит, пытался инсценировать самоубийство. Причем не особенно умело…
Снимки с ОМП покочевали по кругу и дошли до Светы, та смотрела на них будто мельком, из любопытства, во всяком случае, присутствующие так посчитали. Что может увидеть красивая женщина-психолог в столь специфических фотографиях?