Курсант: Назад в СССР 11
Шрифт:
Светлицкий сидел во главе зала, за столом с графином, блокнотом и аккуратной стопкой его книг. Рядом шныряла юркая женщина с голубым платком на плечах. Видно, что платок совсем новый, но он выбивался из ее библиотекарского наряда — темной юбки и строгой блузки.
— Товарищи! — бойко начала вещать женщина актерски поставленным голосом. — Сегодня мы в очередной раз встречаемся с талантливым писателем, нашим земляком, человеком с большой буквы — Всеволодом Харитоновичем Светлицким.
На приветственное слово присутствующие ответили аплодисментами. Особенно аплодировали женщины забальзаковского возраста,
Далее ведущая рассказала о суровой и героической судьбе Всеволода Харитоновича, который от простого милиционера вырос до старшего оперуполномоченного ОБХСС, а после его талант по настоящему раскрылся и явил советским людям гениальные произведения в жанре исторического детектива.
Затем слово взял сам Светлицкий и поведал о секретах своего вдохновения, выдав проникновенную речь о том, как родные края его сподвигают к высокому творчеству. Как муза овладевает им во время работы, и он будто проваливается в новый, никому неведомый мир. Как строки рождаются, будто навеянные какими-то высшими силами.
Мда-а… Точно литературное божество. Простым читателям так и кажется, что это дар свыше. Не спорю, талант важен, но ведь если подумать — он достается одному из сотни, а может, и тысячи писателей. Остальные просто ремесленники, которые оттачивают свое мастерство по производству буковок.
А с другой стороны, что тут ещё скажешь, когда так считают все? Гордое имя «писатель» звучало с придыханием и некоторым благоговением. Вот и Светлицкий оседлал своего конька в нужное время и в нужной стране. Пока железный занавес не впустил кучу переводной развлекательной литературы, вплоть до фривольных романчиков, советские писатели издавались невиданными тиражами. Спрос тут вообще не имел особого значения, играл роль госзаказ. А люди все купят, ведь читательский голод и вправду был значителен в самой читающей стране мира.
— Позвольте вопрос! — когда Светлицкий закончил вещать, вставил слово один из присутствующих.
Интересовался коренастый мужчина в костюмчике ладном, но уже белесом на локтях и манжетах. Из-за чуть седенькой бородки и усов невозможно было достоверно определить его возраст. Может, тридцать пять, а может, и под пятьдесят.
Вопрошающий встал, гордо расправив широкие плечи. Крепкий мужичок, хоть и морда интеллигентная, и в очках.
Светлицкий глянул на него, поморщившись. Мне показалось, что с каким-то пренебрежением или недоверием. Пожевал губу и проговорил:
— Спрашивайте…
— Скажите, уважаемый Всеволод Харитонович, — начал коренастый с каким-то саркастическим ударением на слове «уважаемый». — На каких исторических источниках основывается ваш роман «Песнь Александровского сада»?
— А что не так с садом? — писатель чуть дернулся, глаза его сузились, судя по взгляду и реакции — он явно знал оппонента, но делал вид, что впервые видит.
— Насколько я помню, — продолжал интеллигент, — у вас там описан один спорный момент с российским престолом. Непроверенные данные вы фактически довели до гротеска, превратив сомнительную политическую интригу до анекдотичного состояния. Выехав не на достоверном изложении фактов, а на каких-то бульварных приключениях исторических личностей, которых, по моему разумению, не могло и быть. Я, с вашего позволения, историк, и знаю о событиях той эпохи…
— Погодите! — прервал его мэтр.
Народ раскрыл рты. Кто-то посмел перечить идолу! Все молча слушали, затаив дыхание. Слышно было, как под потолком кружит жирная зеленая муха.
— Я очень рад, что вы разбираетесь в истории, — процедил Светлицкий, с трудом держа на губах улыбку. — Но при чем тут общепринятый ход событий? Это художественное произведение, я подаю сухие факты в обертке из интриг и приключений. Вы думаете, Дюма своего «Графа Монте-Кристо» писал строго по историческим хроникам?
— В этом романе Дюма писал про то время, в которое сам жил, а вы, уважаемый, перевираете нашу историю. А потом читатели верят, принимают басни за чистую монету. И что дальше? Мы вырастим поколение с искаженным пониманием нашего великого прошлого?
Дискуссия разгорелась. Светлицкий уже не мог держать маску спокойствия. Глаза светились тихой яростью. Дело кончилось тем, что он предложил коренастому покинуть немедленно зал, раз его книги тому так противны. Тот демонстративно отказался, апеллируя еще какими-то лишь ему известными историческими фактами.
Тогда Всеволод Харитонович сделал невероятное. Вскочил из-за стола и выволок оппонента за шкирку собственноручно. Мужик был крепкий, но и Светлицкий оказался не из слабаков. Короткая стычка чуть было не переросла в потасовку. Если бы не наличие посторонних, эти двое непременно бы сцепились в кулачном бою, и неизвестно, кто бы еще победил — литература или история. В общем, истины такой диспут не выявил.
Остальные читатели роптали, по залу прошла волна недовольного шепота в адрес наглеца, покусившегося на их кумира. Чувствуя волнения масс и напор мэтра, возмутитель спокойствия все-таки сдался и позволил себя выставить. Напоследок он громко хлопнул дверью, выкрикнув фразу о низкопробности такого жанра, как детективы, а особенно, если они написаны халтурщиком Светлицким.
Я наблюдал со стороны и не вмешивался. Пока нет мордобития и нецензурной брани, милиция может отдыхать. Да и мне хотелось получше узнать писателя, наблюдая его в стрессовой ситуации.
Светлицкий подошел к своему столу и залпом осушил стакан, который ему предусмотрительно налила из массивного графина ведущая.
— Товарищи! — мэтр обвел всех дружелюбным взглядом, в котором теперь не было надменности, словно он искал поддержки у публики. — Мы просим прощения за эксцесс. Просто не все граждане разбираются в художественной литературе.
— А разве это не писатель был? — выкрикнул кто-то из зала.
Это был пенсионного вида дедок с наградными планками на пиджаке образца шестидесятых годов.
— Понятия не имею, — пожал плечами Всеволод Харитонович, но в глазах его блеснуло лукавство.
— Как же вы его можете не знать? — подхватил кто-то еще. — Это же был товарищ Ковригин, автор исторических романов. Да точно он!
— Возможно, — миролюбиво согласился Светлицкий. — Всех бесталанных не запомнишь. Давайте не будем о нем, все-таки эта встреча посвящена моему творчеству, а не выступлению неудачника Ковригина.