Курсант: назад в СССР 2
Шрифт:
— Я запутался. Сам понимаешь, опыта у меня — ноль пока. Второй год работаю, да только, в основном, писульки строчу. Рапорта о работе с информаторами и прочую “нужную” ерунду.
— Мы должны найти убийцу.
— И что ты предлагаешь?
— Ты сейчас чем занят?
— Да ничем. Как суета началась, так такое ощущение, что про меня вообще все забыли. Хожу неприкаянный. И кабинет, блин, отняли…
— Отлично! В смысле, я не про кабинет. Я про то, что времени у тебя вагон и десять тележек. В общем так, на фабрику музыкальную нам надо
— Начальник меня не отпустит. Там наши еще рыскают, скорее всего. Скажет, что мне нечего там делать.
— Согласен, — задумчиво кивнул я. — Тогда… Скажешь завтра с утра начальнику своему, что поедешь туда со мной с людьми разговаривать. Мол, завтра смена другая будет, не все еще отработаны. Проявишь, так сказать, инициативу.
— А если он другого опера отправит? Мне не доверит.
— А у тебя козырь есть.
— Какой?
— Я… Скажешь, что ты меня убедил с тобой поехать, дескать, работал Петров там раньше, знает, что к чему. Поверь мне, от такого предложения начальник розыска не откажется. Я Паутову то же самое скажу. Он меня без проблем отпустит.
— Умно придумал, — Федя одобрительно закивал. — А что мы там искать будем?
— Не что, а кого… Есть у меня одна мыслишка, друг. Поверить надо…
— Вот и договорились!
— Ладно, пошли уже…
— Куда? Рабочий день уже почти закончился.
— На вечерний развод ППС, во внутренний дворик. Добровольцами сегодня к ночным патрулям прибьемся. Олега искать будем.
— Пошли, — вздохнул Погодин. — Поспать, я так понимаю, сегодня не получится.
— Правильно, Федя, понимаешь.
Поспать нам все-таки немного удалось, прямо в отделе, чтобы не терять времени на поездки домой и обратно. Всего пару часиков, но после всех поисков в сон я провалился, как в прорубь. Для молодых организмов достаточно. В фотолаборатории для ночных дежурств стоял у нас старенький диванчик-книжка и имелся поеденный молью клетчатый плед.
Утром раздался звук хлопающей двери. Первые прибывшие на работу разбудили меня.
Я растолкал Погодина. Тот никак не хотел открывать глаза и что-то неразборчиво бубнил. Из всех слов я понял только ”мама” и “посплю еще”.
Я набрал в кружку немного холодной воды и плеснул на спящую морду. Погодин подскочил, как пружинка. Сидел на диване и ошалело крутил головой.
— Доброе утро, Федя. Просыпайся, нас ждут великие дела. Сейчас чайник поставлю и печеньки похрумкаем. Завтрак так себе, но лучше, чем ничего.
— Ага, — заморгал Погодин. — Блин, мне сон приснился, что я в ледяную прорубь провалился. А почему у меня лицо мокрое?
— Это, Федя, называется — сон в руку. Вставай. Похоже, что Олега так и не нашли… Совсем плохо дело.
Не успели мы допить чай, как в лабораторию вошел Паутов:
— Андрей, ты уже на работе? Рано ты сегодня. Там товарищи из Москвы прибыли. Следователь из генпрокуратуры, три опера с Петровки и психолог из НИИ МВД СССР.
—
— Его стезя — криминалистическая психология. Ноу хау. У нас в Союзе еще не прижилось.
— Психология — вещь нужная, — кивнул я. — Аристарх Бенедиктович, можно я с Федей на фабрику с утра смотаюсь? Он сильно просит. Туда, где Зверева работала, я же там всех почти знаю, помогу ему информацию нарыть. Да, Федя?
— Да-да, Аристарх Бенедиктович. Петров мне как проводник нужен. Сегодня новая смена заступает, их тоже поспрашивать нужно.
— Я не против, только Андрея вызывает следователь генпрокуратуры.
— Зачем? — опешил я.
— До него дошли слухи, что ты знаком был с убитыми Зверевой и Роговой. Хочет лично с тобой поговорить.
— Когда?
— Прямо сейчас, просили меня тебя к ним отправить, когда на работу придешь. В восьмом кабинете они заседают. Уже с шести утра как.
— Понял, схожу поговорю, — я встал и пошел к выходу.
— Андрей, — остановил меня Паутов, положив руку на плечо. — Ты точно ничего не скрываешь?
— Аристарх Бенедиктович, если бы я их убил, вы бы меня давно раскусили. Так?
Паутов отвернулся, пряча смущение. Ему стало вдруг неудобно за высказанное подозрение:
— Иди, Андрей, и следи за тем, что говорить будешь. Лишнего не сболтни.
И посмотрел на меня так, будто меня нужно было спасать.
— Мне нечего скрывать, Аристарх Бенедиктович.
— Даже если так. Вернее, я знаю, что это так. Но… Сам понимаешь. Слова по-разному повернуть можно.
— Понимаю.
Я постучался в дверь восьмого кабинета. Непривычно так делать. Всегда “открывал его с ноги”.
— Войдите! — раздался сильный, но немного сиплый голос.
Я потянул ручку и вошел. Вместо облезлого стола Погодина в кабинете красовался широкий, совсем новенький стол с полировкой под красное дерево. За ним восседал мужчина в синей прокурорской форме с золотистыми петлицами. На каждой по три “майорских” звезды в ряд. Старший советник юстиции, по-нашему полковник. Мужик для такой должности и звания казался слишком молодым. Лет тридцать пять, не больше. Взгляд тяжелый, лицо проницательное и немного отталкивающее. Неприятный тип. Высоко на лбу намечаются залысины. “Полковник” пытается их скрыть, прилизывая на бок вьющиеся пепельного цвета волосы.
За вторым столом (где раньше сидел напарник Феди, который еще так и не вышел с больничного) расположилась дама лет тридцати утонченной наружности. Этакая обнищавшая княгиня. Обнищавшая, потому что одета довольно лаконично. Мышиного цвета юбка и белая блузка под горлышко, с длинным рукавом. Каштановые волосы заплетены в барашек на затылке. Бледное лицо почти без единой морщинки можно назвать красивым, если не брать в расчет такой же, как у прокурорского, тяжелый и проницательный взгляд. Блин… Такое ощущение, что в гестапо попал.