Курсант. На Берлин
Шрифт:
Рейхсминистр махнул рукой, намекая, что садовнику пора покинуть его кабинет. Естественно, снова не через парадный выход.
Как только Стефан, кланаясь и без перерыва желая приятного дня, исчез за гобеленом, Йозеф подошел к своему креслу и плюхнулся в него, задумчиво уставившись в одну точку.
— Какое любопытное совпадение… — Протянул он, беседуя вслух с самим собой. — Русская актриса в Финляндии, русский перебежчик в Финляндии, Мюллер в Финляндии… Неплохо. Очень неплохо…
Глава одиннадцатая
Я, вновь
— Свобода действий? — Эско Риекки громко хмыкнул. Не знаю, что уж его так развеселило в моих словах. Я, например, был максимально серьезен в этот момент. — Алексей, ты хочешь свободы действий? Мне не послышалось?
Начальник сыскной полиции, с которым мы находились в гостиничном номере, встал с дивана и подошел к креслу. В кресле, само собой, сидел я. Нас в гостиной было двое. Почти тесная дружеская компания. Ну если не считать, конечно, еще парочки сыскарей за дверью и одного слухача за картиной.
Риекки упёрся руками о подлокотники, наклонился вперед, то есть прямо ко мне, а затем повернул голову в сторону, приблизив ухо. Мясистое, похожее на пельмень. Из-за лысой башки полковника сходство с пельменем было просто фантастическим.
— Повтори-ка. Возможно, я плохо расслышал, Алексей. Ты хочешь свободы действий. Ты. Сбежавший из Советского союза недочекист, так и не сделавший карьеру разведчика. Человек, который уже предал одних хозяев, а значит, вполне способный предать других. Ну-ка повтори, Алексей. Мне показалось, ты заявил, что тебе нужна свобода действий?
Интонация у Эско в этот момент была исключительно мерзкая. Вернее, он-то хотел придать своим словам саркастически-иронического окраса. Но… Скажем прямо, не его это конек. Не его.
— Вам не показалось, господин полковник. И прекратите кривляться. Не надо строить из себя — меня. Это моя роль, изображать чудака и клоуна. А вам она совсем не идет. — Ответил я Риекки в достаточно резкой форме.
Прямо выбесил он меня, честное слово. Ты погляди, расслабился в конец. Решил, будто может со мной вести себя подобным образом. Как говорит Подкидыш, в тех институтах, где вы учились, мы преподавали. Ставить на место сильно много о себе возомнивших — умеем.
А еще, не люблю, когда нарушают личные границы, да еще столь хамским способом. Думал, только чекисты страдают подобной хренью. Те вечно любят чем-нибудь в рожу ткнуть. Правда, как-то чаще делают это кулаками. Уши мне в лицо еще никто не совал.
Это чертово ухо маячило прямо перед носом, ужасно раздражая. Оно было настолько близко, что мои глаза против воли собрались в кучу к переносице.
Я без какого-либо почтения, достаточно грубо оттолкнул Эско, который, наклонившись, замер рядом со мной, изображая то ли глухого, то ли тупого, то ли просто издеваясь. Полковника из-за моего движения качнуло в сторону. Но он не упал, удержался на ногах. Хотя, лицо у Риекки вытянулось. Видимо, не ожидал от меня такой прыти.
Да потому что не надо устраивать вот это меряние пиписьками. Моя-то один чёрт побольше будет. Ну… В переносном смысле.
Желание избавиться от слишком
А! Ну и доктор. Конечно. Доктор с его утренними посещениями и уколами. Тот вообще каждый день настолько искренне удивлялся, когда заходил в номер, что я в ответ не знал, как реагировать.
— Алексей! Прекрасно выглядите! Удивлён. Удивлён…– Повторял врач одну и ту же фразу.
Будто на самом деле, прибалтийский эскулап рассчитывал на что-то другое. Я даже начал сомневаться, антибиотики ли он мне колет. Может, травит, сволочь, на самом деле.
В общем, обложили со всех сторон. Только что в туалет не провожали. И то, не факт. Может, я просто еще не нашел, каким образом они подглядывают и там. Финские изврашенцы.
Люди Риекки не то, чтоб не скрывались. Ни фига подобного. Они вообще не оставляли меня в покое ни на минуту, буквально выпячивая свое присутствие. Даже ночью я слышал, как по коридору вышагивает очередной «охранник». Под окнами, кстати, тоже. Видимо, Риекки прикинул одно к другому и догадался, каким образом я в первую ночь оказался в номере, минуя холл и центральный вход.
Конечно, всему этому придавался вид заботы о моем здоровье. Мол, имеется строгий приказ господина оберштурмбаннфюрера, который велел беречь драгоценное тело своего спасителя до полного выздоровления.
Однако я прекрасно понимал, на самом деле Риекки просто перестраховывается. Он боится оставлять меня одного, потому что не знает, чего ждать. Вот и держит поблизости сразу несколько человек. И еще в его глазах я видел надежду. Огромную. На то, что скоро проблемный русский уедет из Финляндии и он этого русского больше никогда не увидит.
В принципе, черт бы с ними, с его сыскарями, но в некоторых моментах их присутствие доставляло массу неудобств. Даже откровенно мешало.
Например, люди Риекки едва ли не под ручку сопровождали меня в прогулках по Хельсинки. Вернее, сопровождали нас. Я выходил из гостиницы только с Ольгой.
Ольга…Это единственный момент, который действительно радовал. Пошел процесс сближения. Мы каждый день отправлялись в парк, который находился напротив гостиницы, и проводили там по два-три часа. Просто прохаживались по аллеям, сидели на скамейках. Выглядел наш променад, конечно… Смех один.
Впереди, не торопясь, двигались я и Чехова, на расстоянии нескольких метров от нас топали сыскари. Обычно в количестве двух штук.
Ольгу это ужасно веселило.
— Знаешь, Алексей, мне кажется, будто господа полицейские выполняют роль дуэний. Следят за твоей честью. Опасаются, как бы я не оставила на твоей репутации несколько пятен. — Смеялась Чехова каждый раз, когда мы, дойдя до конца аллеи, разворачивались в обратную сторону и нос к носу сталкивались с парочкой хмурых мужчин, не успевших вовремя оказаться за нашими спинами.