Курсант. Назад в СССР 2
Шрифт:
Вернувшись на работу, я прямиком пошлёпал к "уркам" в восьмой кабинет. На стуле, закинув руки за голову, покачивался Погодин. На столе кружка дымящегося чая и пистолет. Вид Погодина важный и глубокомысленный. В думках весь. Даже Феликс Эдмундович с портрета, что висит на стене среди топографических карт и копий ориентировок, одобрительно смотрит на своего преемника.
– Привет, Погодин, – я уселся на стул с потрёпанной сидушкой из красной ткани, что стоял напротив. – Вижу, работаешь? Не
– Здоров. Говори, что хотел, – голос неспешный, с интонацией усталости от этого бренного мира, ну вылитый матёрый опер, или даже целый начальник отделения.
– Год назад, в сентябре, убийство тёмное было, потерпевшая Соболева Вера Ивановна. Навскидку помнишь?
– Я тогда ещё не работал.
– Знаю, что штаны в пединституте протирал.
– А может, в армии служил? Откуда тебе знать?
– В какой на хрен армии, Погодин? Ты же сам мне рассказывал, что у вас военная кафедра была, и как вас на сборы гоняли, а ты, чтобы не ездить, в больницу с диареей слег. Абрикосов забродивших нажрался.
– Ой, и правда, – опер больше не раскачивался на стуле, упоминание о диарее быстро вернуло его на землю.
Как всё-таки отрезвляюще действует на людей метко брошенная ложка того, что не тонет.
– Короче, узнай-ка по убийству подробности.
– А тебе зачем?
– Знал я Веру, – пришлось соврать. – Не её лично, но ее мать. И сына, что сиротой остался.
– Так дело же в прокуратуре.
– Это я и без тебя знаю, ты материалы ОПД посмотри.
– А-а-а… Ну я не знаю, это надо к начальнику угро идти, узнавать, у кого оперативно-поисковое дело. Потом с убойниками переговорить, я же имущественник, убийства – не мой профиль.
– Не п*зди, Погодин! – я готов был придушить этого “беззубого” опера. – Ты мент или почему? Вижу, что глаза хитрые, как у Попандопуло. Что хочешь? Говори сразу.
– Ну-у, поможешь ещё пару краж раскрыть, как тогда на дежурных сутках? Я и подумаю.
– Ну точно – Попандопуло! И торгуешься так же: “Это тебе, это снова тебе, это опять тебе” … Хрен тебе, а не раскрытия! Помогать, Погодин, надо учиться бескорыстно. Чтобы быть кристально бедным.
Я демонстративно фыркнул и поморщился. Развернулся, якобы собираясь решительно уходить.
– Да погоди, Андрюха, я же пошутил! УРД у меня. Только оно секретное.
– Как – у тебя? Ты же кражами занимаешься?
– Так на меня, как на самого молодого, свесили все громкие темнухи прошлых лет. На, Федя, разбирайся.
– Тебя что, Федей зовут?
– А ты не знал?
– Да знал, конечно. Тоже шучу.
Погодин со скучным лицом пошёл открывать сейф и достал оттуда пухлую папку с потрепанными краями:
– Вот, смотри. Только никому ни слова, что я тебе показал. Это ж с грифом, – он привычно сбился на веский тон.
Я полистал папку. Ничего особенного. План мероприятий, версии. Стандартные справки о проделанной работе, сколько лиц отработали, что сделали. Подробно, вплоть до того, сколько людей дактилоскопировали. Всё в одну кучу свалили, для пухлоты отчётности, так сказать.
– Ты сам-то хоть вникал? – я с укоризной посмотрел на Погодина. – Дело уже три месяца не обновлялось. Последняя справка датирована июнем.
– А я что? Разорваться должен? У меня работы – воз и три вагона.
– Вижу, как ты работаешь. Чаи гоняешь, да на стуле качаешься.
Тут я, конечно, не в свою вотчину полез, но его не в меру досужий вид меня просто раздражал. Ведь столько можно дела сделать!
– А ты что, начальник мой? – ожидаемо взвился Федор. – И откуда ты вообще разбираешься в материалах оперативных? Ты же простой эксперт?
Я уж не стал говорить Погодину, что даже не эксперт. Как-то рассказывал ему о своей должности заведующего фотолабораторией, но он мимо ушей пропустил, так не повторять же сто раз.
– Я, Федя, в работу просто быстро вникаю, приглядываюсь, что да как. К нам в отдел много сотрудников опытных с других служб захаживает. Общаюсь с ними, а не сижу в кабинете на неустойчивом стуле…
– Ну да, не читал я дело. Все равно висяк. Сам знаешь, если по горячим или в течение недели убийство не раскрыли, то шансов дальше – мизер остается.
Я полистал папку чуть дальше. Никаких упоминаний о белой “Волге”, ухажёре и прочих подробностях личной жизни убитой. Наверное, когда опера опрашивали коллег Веры, Шурочка в отпуске была или на больничном.
Я уже почти расстроился, как вдруг наткнулся на любопытную бумажку. Список лиц, с кем контактировала убитая. Очень занятно. Почему-то там несколько мужчин. Напротив фамилии одного из них написано, что бывший муж. А вот это уже очень интересно…
– Ножик дай, – потребовал я у Погодина.
– Зачем? – удивился тот.
– Давай, говорю…
– Есть складной, пойдёт?
– Без разницы, – я взял складник и поддел белые нитки, которыми было сшито дело.
– Ты что делаешь? – Федя попытался выхватить папку, но я вцепился в нее, как коршун в куренка. Только с когтями можно вырвать у меня добычу.
– Не боись, Погодин. Я аккуратно листочек вытащу, перепишу, а потом принесу – и сошьём всё, как было.
– Может, не надо?
– Надо, Федя, надо…
– Так нить же оклеена, и подпись начальника! – не унимался Погодин.
– И нитку обратно приклеим, и подпись нарисуем. Всё будет. Ты будто не мент вовсе.
– Это же подделка документов!
– Подделка, Федя, это когда в корыстных целях, а это ради общего дела. Чувствуешь разницу?
– Вот зря я тебе дело дал, начальник за него с меня шкуру спустит.
– Не блажи. Эту папку несколько месяцев никто не трогал. Не потрогают еще денек. Вот и все, – я аккуратно свернул заветный листочек и сунул его в карман рубашки. – Делов-то. Всё, бывай. До завтра.