Курская битва, которую мы начали
Шрифт:
Учитывая изложенное, советское Верховное Главнокомандование обратило особое внимание на свои стратегические резервы, и прежде всего на их размещение и порядок применения. Основной принцип применения создаваемых стратегических резервов оставался неизменным – Ставка и Генеральный штаб не предполагали вводить резервный фронт в сражение на оборонительном этапе задуманной операции. Стратегическим резервам отводилась решающая роль при переходе в контрнаступление. В соответствии с этим личный состав соединений Степного округа предписывалось готовить главным образом к наступательному бою и операции, к прорыву оборонительной полосы противника, а также к производству мощных контратак нашими войсками, к противодействию массированным ударам танков и авиации. Такие задачи в принципе не соответствовали понятию о военном округе, именно поэтому впоследствии округ был переименован в Степной фронт.
Вместе с тем Сталин посчитал, что резервный Степной военный округ надо заранее развернуть на центральном направлении, в эшелоне действующих фронтов, с целью использования его для решения оборонительных задач, если к тому вынудит обстановка. На случай перехода противника в наступление раньше срока готовности войск 23 апреля Степному военному округу были даны указания прочно прикрыть направления: 1) Ливны, Елец, Раненбург; 2) Щигры, Касторное, Воронеж; 3) Валуйки, Алексеевка, Лиски; 4) Ровеньки, Россошь, Павловск; 5) Старобельск, Кантемировка, Богучар и район Чертково, Миллерово. Это надлежало выполнять одновременно с доукомплектованием личного состава. До 15 июня в полосе округа силами местного населения подготавливался к обороне рубеж, получивший название государственного, поскольку он создавался по прямому распоряжению Ставки. Этот рубеж проходил по левому берегу Дона через Воейково, Лебедянь, Задонск, Воронеж, Лиски, Павловск, Богучар. Степной военный округ изучал этот рубеж и готовился занять его при первой необходимости. Производилась также рекогносцировка старого оборонительного рубежа по линии Ефремов, Борки, Алексеевка, Беловодск, Каменск на Северском Донце, где ранее уже строились оборонительные сооружения.
По мнению генерала Штеменко [453] , глубокая многополосная оборона действующих фронтов, расположение
По расчетам Генерального штаба Красной Армии, контрнаступление лучше всего было начать тогда, когда германские ударные силы уже исчерпают свои наступательные возможности и полностью увязнут в обороне Центрального и Воронежского фронтов. В этот момент германское командование еще не откажется от операции, но будет вынуждено преодолевать ее кризис и вводить в сражение новые части и соединения из состава своей орловской группировки. Именно тогда орловскую группировку следовало разгромить соединенными усилиями Западного и Брянского фронтов. Соответствующая наступательная операция на данном направлении заблаговременно разрабатывалась Генеральным штабом, причем ее начало ставилось в зависимость от критического момента оборонительного сражения под Курском. Генерал Штеменко подчеркивает [454] , что данная операция, план которой получил условное наименование «Кутузов», являлась дополнительной и очень важной гарантией общего успеха советских войск.
При подготовке контрнаступления особую проблему для Ставки и Генерального штаба представлял выбор направления главного удара после того, как противник будет остановлен в оборонительных боях.
Генерал Штеменко вспоминает [455] , что первоначально многих заинтересовало предложение командования Воронежского фронта сосредоточить главные усилия южнее Курска и наступать в направлении Харьков, Днепропетровск, стремясь овладеть крупным плацдармом на правом берегу Днепра с последующим выходом на рубеж Кременчуг, Кривой Рог, Херсон, а при благоприятных условиях – на линию Черкассы, Николаев. По мнению Военного совета фронта, именно здесь контрнаступление позволяло достичь решающих для исхода войны результатов, поскольку угрожало разгромом группы армий «Юг» – наиболее сильных войск немецкого командования, лишало противника богатейшей продовольственной базы и таких важных промышленных районов, как Донбасс, Кривой Рог, Харьков и Днепропетровск. Кроме того, советские войска приближались к границам европейских союзников Германии, что ускорило бы выход последних из войны. В наступлении предполагалось задействовать Воронежский, Юго-Западный, Южный, а на заключительном этапе и Центральный фронты, усиленные за счет резервов Ставки. Однако, хотя идея разгрома южного фланга противника была заманчивой, но этот план все-таки отвергли, поскольку он не затрагивал центрального участка советско-германского фронта и не обеспечивал разгрома основной группировки противника – группы армий «Центр», которая угрожала бы флангам наступающих советских фронтов. Кроме того, предложенная операция оставляла в стороне направление на Киев, весьма важное для руководства СССР в политическом, экономическом и военном отношении.
В связи с этим, по мнению Генерального штаба, наиболее перспективным был удар на Харьков, Полтаву, Киев, который обещал большие стратегические результаты. Помимо выхода к столице Украины, при этом достигалось все, что сулило наступление в направлении Днепропетровска, расчленялся фронт противника (особенно в случае выхода советских войск к Карпатам), затруднялось взаимодействие между важнейшими группировками германских войск. Из района Киева можно было в равной степени угрожать флангам и тылу как группы армий «Юг», так и правому крылу группы армий «Центр». В случае дезорганизации противника в период оборонительного сражения советские войска имели возможность упредить его при выходе к Днепру и занятии правого берега по среднему и нижнему течению реки, приобретая выгодное положение для последующих действий. С ударом на Киев хорошо согласовывался оперативный план «Кутузов», то есть наступление силами Западного и Брянского фронтов прямо на запад с целью разгрома орловской группировки и последующего овладения Белоруссией, а затем вторжения в Восточную Пруссию и Восточную Польшу. Соответственно, данный вариант и был принят. Первая часть замысла – разгром белгородско-харьковской группировки противника – была оформлена в виде плана межфронтовой операции под условным наименованием «Полководец Румянцев».
При обсуждении методов и форм оперативного маневра при ведении контрнаступления командование Воронежского фронта предложило последовательно окружить и уничтожить крупные группировки войск противника. Первое окружение предполагалось для белгородско-харьковской группировки, другое окружение планировалось для войск, находящихся восточнее линии Полтава, Днепропетровск, река Днепр, третье – для противника в Донбассе. На 1-й этап наступления – окружение и разгром белгородско-харьковской группировки – Воронежский фронт отводил всего 15 дней, планируя выход войск на глубину в 200 км; второй этап – окружение и уничтожение немецких войск восточнее линии Полтава – Днепропетровск – был рассчитан на 30 дней и глубину в 200 – 300 км; 3-й этап по глубине и продолжительности действий войск был таким же, как и второй. Всего, таким образом, предполагалось пройти 700 км за 2,5 месяца. Однако при тщательном рассмотрении этого предложения было выявлено, что противнику отводится слишком пассивная роль – в частности, предполагалось, что на некоторых участках фронта (например, в Донбассе) он будет бездействовать, пока не окажется окруженным. Также план фронта не отражал задачи стремительного выдвижения войск к Днепру и форсирования этой преграды с ходу раньше, чем противник подготовит оборону по его правому берегу и попытается перевести боевые действия в позиционные формы. Кроме того, в замысле на проведение операций маневр войск был крайне усложнен и не позволял им стремительно двигаться вперед. Небольшое нарушение плана грозило сорвать все задуманные действия. Длительные сроки проведения операций в глубине обороны противника надолго откладывали форсирование Днепра. На взгляд работников Генерального штаба, продолжительность наступления следовало резко сократить за счет упрощения маневра и широкого применения рассекающих ударов, обеспечивающих стремительность движения армий к Днепру. При обсуждении плана в Генеральном штабе все эти расхождения с замыслами Верховного Главнокомандования были раскрыты, и обо всем доложено Сталину, который признал правильными доводы штаба. Он считал, что следует принять все меры к тому, чтобы сорвать замыслы противника и с ходу форсировать Днепр.
В связи с этим для подготовки планов операций Ставка потребовала от командования фронтов доложить их соображения по ведению оборонительных действий и контрнаступления. Когда 25 апреля 1943 года Ставка рассмотрела соображения, представленные Воронежским фронтом, то признала их правильными только на первом этапе действий – в период обороны; план фронта в части организации наступления в Ставке 25 апреля рассматривать не стали, указав его пересмотреть; кроме этого, с 28 апреля для усиления фронта в его состав передавалась 1-я танковая армия; срок готовности фронта к обороне был назначен на 10 мая, а к наступлению – не позже 1 июня. Также на заседании обсуждалась подготовительная работа, которая была проведена на Центральном фронте. Маршал Жуков, находившийся там в качестве представителя Ставки, доносил Верховному Главнокомандующему, что оборона 13-й и 70-й армий организована правильно и глубоко эшелонирована, тогда как оборона 48-й армии отличается очень слабой артиллерией и недостаточной плотностью. Жуков рекомендовал усилить 48-ю армию за счет резерва Ставки двумя стрелковыми дивизиями, тремя танковыми полками, двумя истребительно-противотанковыми артиллерийскими полками, двумя минометными или артиллерийскими полками. Тогда командующий армией генерал Прокофий Романенко сможет организовать прочную оборону и при необходимости сильной группировкой перейти в наступление. Все такие запросы Ставка тщательно рассматривала и, не в пример прошлому, имела возможность удовлетворять их почти полностью.
Вместе с тем Б. Лиддел-Гарт отмечает [456] , что когда в конце мая 1943 года глава английской военной миссии генерал Гиффард ле К. Мартель (Gifard Le Quesne Martel) побывал в советском Генеральном штабе, у него сложилось впечатление, что военно-политическое руководство СССР склоняется к решению взять инициативу на себя и первыми начать летнее наступление. Тогда Мартель якобы заявил, что этого делать не следует, поскольку, по его мнению, успешные действия английских войск под Эль-Аламейном в Северной Африке объясняются тем, что англичане выжидательной тактикой вынудили немцев ослабить свои танковые группировки в попытке преодолеть хорошо укрепленную оборону, а затем в ходе контрударов нанесли им поражение.
Хотя аналогичное мнение преобладало и в среде высшего советского военного руководства, но немцы по-прежнему не начинали наступления, что очень тревожило советское командование.
В докладе командующего войсками Воронежского фронта от 21 июня, сделанного Сталину в дополнение и частичное изменение доклада от 21 апреля, генерал Николай Ватутин вновь обосновывал соображения по поводу наступательной операции [457] . Он отмечал, что, по данным разведки, противник подготавливает оборону и группирует войска в оборонительном порядке, поскольку выжидает и боится советского наступления (эта информация находит подтверждения с немецкой стороны [458] : Фридрих Фангор указывает, что в апреле немецкая разведка сообщила о двух новых районах крупного сосредоточения советских войск – восточнее Курского выступа и вблизи Старобельска, что вызвало предположение о возможности наступления противника с целью широкого охвата Харькова и Белгорода; Эрхард Раус сообщает, что штаб оперативной группы «Кемпф» в апреле сформировал из частей подчиненных ему танковых дивизий танковую боевую группу, направленную в район севернее Харькова для отражения возможного удара противника, а в июне подготовил план отражения русского наступления с курского и корочанского направлений).
По воспоминаниям Василевского [459] , из ежедневных переговоров с Верховным Главнокомандующим он видел, что тот обеспокоен. При этом особую нетерпеливость начал проявлять командующий Воронежским фронтом генерал Ватутин, который неоднократно ставил перед руководством Генерального штаба вопрос о необходимости первыми начать наступление, чтобы не упустить летнее время. Затем Сталин сообщил Василевскому, что Ватутин позвонил ему лично и настаивал, чтобы не позднее первых чисел июля самим начать наступление; далее Сталин сказал, что считает это предложение заслуживающим самого серьезного внимания; что он приказал Ватутину подготовить и доложить свои соображения по Воронежскому фронту в Ставку. Василевскому Сталин дал указание помочь Ватутину и вызвать к себе командующего Юго-Западным фронтом генерала Малиновского, чтобы тот в свою очередь разработал и представил в Ставку аналогичные предложения по наступлению в Донбассе [460] . В отношении Центрального фронта Сталин собирался говорить по этому вопросу с Жуковым. Однако, по утверждению Василевского, он и Жуков были твердо убеждены, что первым в течение ближайшей недели удар нанесет противник, так что пока Юго-Западный фронт подготовил предложения, действительно поступили новые разведывательные данные о дате начала германского наступления в первых числах июля.
Теперь, по прошествии времени, можно констатировать, что при выявившемся к середине 1943 года значительном преимуществе советской стороны в силах и средствах любое из указанных принципиальных решений с равной вероятностью могло привести советскую армию к успеху – вопрос заключался исключительно в его цене, или оптимальности наступательного и оборонительного способа действий в сложившейся ситуации.
Вместе с тем, во-первых , еще в своем послании 11 марта 1943 года Уинстон Черчилль сообщил Иосифу Сталину предварительный план США и Великобритании по ведению военных действий против Германии и ее союзников, в соответствии с которым в апреле – мае предполагалось очистить от противника Северную Африку (операция «Вулкан»); в июне, на месяц ранее намеченного срока, провести высадку союзных войск на острове Сицилия (операция «Эскимос»), а затем действовать в Средиземноморье в зависимости от складывающейся обстановки; к августу подготовить десантную операцию для наступления в Европе [461] . В мае – июне часть этого плана была уже реализована, показав его достоверность, вследствие чего определилось направление главной десантной операции союзников в Европе летом 1943 года – Италия, поэтому советское руководство получило возможность координировать свои замыслы с предстоящими операциями англо-американских войск. Соответственно, для русских более выгодным было нанести свой удар в июле – августе, когда часть германских сил оказалась бы связана обороной Средиземноморья и побережья Италии.
Во-вторых , как следует из доклада Ватутина, во второй половине июня войска еще не закончили материально-техническую подготовку к началу активных боевых действий, поэтому предпочтительнее было временно перейти к обороне и выждать немецкое наступление, о сроках которого были получены довольно точные разведывательные данные.
В-третьих , весенне-летняя кампания 1942 года привела к поражению русских на южном фланге Восточного фронта. В ходе осенне-зимней кампании 1942 – 1943 гг. наступательные операции советских войск сопровождались крупными успехами при действиях против союзников Германии – румынских, венгерских и итальянских оперативных объединений групп армий «А» и «Б». Однако операции против собственно германских войск под Ленинградом, на западном направлении в ходе операции «Марс», в полосе Воронежского и Юго-Западного (см. выше), а также Центрального и Брянского фронтов сопровождались крупными потерями, не сопоставимыми с достигнутым результатом [462] . Окруженные немецкие группировки или частично прорывались из блокады (2-я полевая армия [463] ), или упорно и долго сопротивлялись превосходящим советским силам (6-я полевая армия). Маршал Василевский указывает [464] , что в начале февраля 1943 года советское командование было осведомлено о прибытии крупных резервов противника в район Харькова, однако не могло ускорить наступление на Харьковском направлении, поскольку затянулось завершение Воронежско-Касторненской операции против 2-й немецкой армии: в частности, 2 февраля Воронежский фронт начал Харьковскую операцию, одновременно продолжая бои против частей 2-й армии, прорывающихся через Обоянь на Сумы (хотя Василевский объясняет задержку неимоверно тяжелыми зимними условиями, а не сопротивлением немцев, но маршал Иван Баграмян заметил по поводу аналогичных утверждений германской стороны, что «… фашисты наловчились объяснять свои провалы погодой и суровым климатом» [465] ). Маршал Жуков констатирует [466] , что после ликвидации сталинградской группировки Сталин некоторое время предпочитал избегать проведения операций на окружение крупных сил противника, считая главной задачей скорее очистить от немцев территорию, а окружать их уже тогда, когда они станут послабее. По-видимому, в 1943 году Ставка и Генеральный штаб Красной Армии были еще не совсем уверены в качественном уровне своих вооруженных сил и предпочитали действовать осторожнее. Вероятно, осторожностью и неуверенностью также объясняется и то, что советское командование не воспользовалось альтернативной возможностью, которую предоставляло русским сосредоточение большей части подвижных немецких резервов в районе Курского выступа – использовать часть собственных резервных войск для организации наступления на удаленных от Курска участках советско-германского фронта. Напротив, было окончательно решено создать подавляющее преимущество в силах и средствах под Курском, чтобы гарантированно разгромить здесь ударные бронетанковые силы противника в оборонительно-наступательном сражении, нанести поражение всему южному флангу войск Германии и ее союзников, а уже затем перейти в общее широкомасштабное наступление [467] .
Для этого были приняты меры по совершенствованию материально-технического оснащения, организации и боевой подготовки войск Красной Армии. В течение 1942 года предприятия военной промышленности СССР, эвакуированные в восточные районы страны, постепенно освоили выпуск военной продукции в полном объеме, соответствующем их производственным мощностям, а также наладилась система взаимных поставок сырья и комплектующих. Рост выпуска вооружений позволил значительно повысить численность личного состава и огневую мощь стрелковых соединений. Так, ко времени окончания Сталинградской битвы численность штатной стрелковой дивизии возросла с 10,8 до 12,8 тыс. военнослужащих, количество пистолетов-пулеметов, ручных и станковых пулеметов в дивизии увеличилось на 662 единицы; минометов – на 92 единицы; полевых орудий – на 8, а противотанковых орудий – на 12 стволов, так что вес артиллерийско-минометного залпа дивизии стал больше почти в два раза [468] . Только количество автомобилей в соединениях уменьшилось на 24%, но лишь из-за того, что советское командование решило повысить эффективность использования автотранспорта путем создания отдельных автотранспортных частей фронтового и армейского подчинения.
В дальнейшем, к лету 1943 года, количество пистолетов-пулеметов в стрелковых войсках действующей армии увеличилось по сравнению с окончанием 1942 года в три раза (в войска поступил новый пистолет-пулемет системы Судаева образца 1943 года), ручных пулеметов – более чем в два раза, станковых пулеметов – почти в два раза (в войска поступил новый станковый пулемет системы Горюнова), противотанковых ружей – более чем в полтора раза [469] . В мае 1943 года в каждой стрелковой роте появился взвод автоматчиков, причем пистолеты-пулеметы также стали поступать в танковые и механизированные войска [470] . В итоге общее число пистолетов-пулеметов в стрелковых дивизиях действующей армии к лету 1943 года достигало в среднем 1,5 – 2 тыс. единиц и более, хотя, по мнению А. Исаева [471] , насыщение Красной Армии оружием этого типа было вынужденной мерой, призванной компенсировать недостаток более дорогих и сложных в производстве, но оптимальных на поле боя самозарядных винтовок.
Наряду с количественным ростом производства вооружений, улучшалось и качество оружия. Среди поступавшей на фронт военной техники доля новых образцов в 1943 году составила в стрелковом вооружении 42,3%, артиллерийском – 83%, бронетанковом – более 80%, авиационном – 67% [472] . При этом происходила унификация образцов боевой техники. Например, общее количество образцов артиллерийских систем сократилось с 21 до 8, так что военной промышленности стало легче выполнять фронтовые заказы, используя стандартизацию заготовок.
В соответствии с повышением вооруженности войск продолжала совершенствоваться и организационная структура Красной Армии, которая с конца 1942 года стала приспосабливаться к целям повышения эффективности ведения наступательных операций, централизации управления и более массированного применения авиационных, артиллерийских, танковых и механизированных частей и соединений [473] .
Особенно важным изменением, оказавшим глубокое влияние на характер действий войск, явилось создание качественно новых объединений – танковых армий новой организации [474] . Вместо смешанных оперативных объединений, включавших как стрелковые, так и подвижные соединения, в 1943 году было сформировано 6 танковых армий новой организации, которые состояли исключительно из танковых и механизированных корпусов (как правило, два танковых и один механизированный корпус) и представляли основу подвижных ударных групп фронтов (в частности, участвовавшие в Курской битве 1-я и 2-я, 3-я и 5-я гвардейские танковые армии). В составе каждой танковой армией организационно закреплялись 6 армейских артиллерийских и минометных полков. Кроме этого, быстрыми темпами продолжалось формирование отдельных танковых и механизированных корпусов, усиленных артиллерийскими, самоходно-артиллерийскими, минометными полками и дивизионами реактивной артиллерии: в течение 1943 года было создано девять танковых и механизированных корпусов [475] .Наступательные задачи Красной Армии требовали массирования артиллерийского и минометного огня, поэтому для увеличения ударной силы и лучшего управления в бою была изменена организационная структура артиллерийских частей – артиллерийские и минометные полки сводились в артиллерийские соединения: бригады, дивизии, корпуса. Уже осенью 1942 года было сформировано 26 артиллерийских дивизий четырехбригадного состава с количеством орудий 168, но вскоре 16 из них были преобразованы в шестибригадные артиллерийские дивизии прорыва, количество орудий в которых увеличилось до 356 стволов.