Курский излом

Замулин Валерий Николаевич

Взвод лейтенанта Лисицина, подорвав танки противника, стойко оборонял занимаемую им позицию, отбил неоднократные [344] атаки немцев и отошел только после получения приказа об отходе, К 12 танкам, подорванным собаками, взвод лейтенанта Лисицына уничтожил три танка противника огнем ПТР, также личным оружием — 150 солдат и офицеров противника. После 11.7.43 г. рота собак–истребителей танков выполняла задачу подвижного противотанкового резерва командующего 6-й гв. А»{282}.

Об успехах четвероногих помощников в борьбе с германским бронированным «зверинцем» в этот день было доложено начальником штаба фронта генерал–лейтенантом С. П. Ивановым в Генеральный штаб оперативной сводкой № 00371 к 22.00. Летом 1943 г. в штате еще нескольких армий, участвовавших в боевых действиях на Огненной дуге, числились собаки–истребители. Так, 27-я А имела 160 голов, а 5-я гв. А — 81{283}. Однако пока обнаружены документы, подтверждающие

непосредственное участие в боях «четвероногих бойцов» лишь в полосе 67-й гв. сд.

Немцы также использовали этих животных в ходе проведения операции «Цитадель». Так, на фронте 1-й ТА для уничтожения наших противотанковых мин ПОМЗ-2 натяжного действия противник направлял на заминированные участки собак со специально закрепленными на них и опущенными к земле вилками. Двигаясь вперед, четвероногие саперы цепляли шнуры мин, натягивали их, и мины взрывались.

Высокую эффективность, особенно в первые дни немецкого наступления в полосе 67-й гв. сд, как и в 52-й гв. сд, показали бутылочные минно–огнефугасы (МОФ) и огненные валы. В отличие от минных полей МОФ уничтожали противника не только осколками и взрывной волной, но и сильным пламенем. Они представляли собой ящики, заполненные бутылками с зажигательной смесью. В центр МОФ под деревянной крышкой устанавливалась противопехотная мина. Ящик зарывался в землю не полностью и маскировался дерном. Незначительный нажим на крышку вызывал взрыв не только мины, но и всей смеси. Образующийся столб огня и осколков в сочетании с ударной волной уничтожал в радиусе 40 метров всю живую силу и технику.

Во второй половине дня 5 июля юго–западнее Черкасского группа танков полка мд «Великая Германия» попала на поле МОФ. Согласно отчету штаба инженерных войск Воронежского фронта, в считаные секунды пламя охватило 15 боевых машин и несколько десятков автоматчиков. В результате атака была сорвана. Причем это было эффективное средство не [345] только против бронетехники, но его использование имело сильное психологическое воздействие прежде всего на мотопехоту врага. Вот впечатления тех, кто на себе испытал действие МОФ. Из показаний военнопленного ефрейтора 11-й роты 676-го пехотного полка 332-й пд Рудольфа Амсберга:

«Саперы, участвовавшие в наступлении, понесли тяжелые потери от взрывающихся бутылок, установленных в земле «в пивных ящиках». Поле обычно маскируется и не поддается при хорошей маскировке разминированию. Очаг пламени достигает 30–40 метров высоты и обрушивается на голову. На солдат эти мины производят удручающее впечатление и вызывают моральную подавленность»{284}.

После 16.00 танковая группа 3-й тд вышла из оперативного окружения и совместно с частями мд «Великая Германия» начала расширять прорыв на правом фланге 67-й гв. сд. Сводная танковая группа дивизии: «пантеры» с 1-м батальоном танкового полка полковника фон Штрахвица при поддержке четырех батальонов гренадеров — начала атаку в направлении северозападных окраин Черкасского. Одновременно части левого крыла 3-й тд попытались выдавить 210-й гв. сп с восточных окраин Коровина, после чего нанести удар в направлении с. Красный Починок. Опасаясь мин, командиры подразделений обеих групп наступали на узком участке несколькими эшелонами, ведя интенсивный огонь по засеченным противотанковым батареям. 1-я и 2-я роты полковника М. К. Акопова продолжали вести бой на окраинах Черкасского.

«16.00. 40 танков с тремя батальонами пехоты противника возобновили наступление на Черкасское из Коровина, — отмечается в журнале боевых действий 67-й гв. сд. — Наступление противника было поддержано сильным артогнем и бомбардировкой с воздуха.

Под сильным воздействием противника был потеснен резерв командира дивизии.

Несмотря на большие потери, противник продолжал вести наступление и подтягивал свежие силы. Перед боевыми порядками 196-го гв. и 199-го гв. сп было сосредоточено до 150 танков и до двух полков пехоты»{285}.

Обращаю особое внимание читателя на приведенную выше цитату, так как хочу проиллюстрировать одну специфическую особенность, с которой встречается каждый исследователь при изучении боев. В документах дивизий А. И. Баксова и П. И. Сивакова абсолютно по–разному описывается не очень значительный боевой эпизод. Офицеры их штабов в донесениях [346] и оперсводках подчеркивают, что причина прорыва противника — именно в неустойчивости соседей, а не их частей. 67-я гв. сд докладывала, как приведено выше, что танки прорвались через позиции 210-го гв. сп 71-й гв. сд и атаковали Черкасское из района Коровина. Таким образом, если бы не сосед, ее войска ни в коем случае не допустили бы вклинения немцев. В свою очередь 71-я гв. сд причиной прорыва вражеских танков к Коровину считала неустойчивость правофлангового полка 67-й гв. сд. В действительности же на села наступали две разные танковые группы двух разных дивизий 48-го

тк. Возможно, читатель подобную чехарду отнесет на счет напряжения боя или посчитает за обычную ошибку или опечатку и будет не прав. В Красной Армии была целая система, в которой «тактический ход» командиров всех уровней под названием «свалить вину на соседа» был одним из распространенных объяснений разного рода происшествий или даже катастроф в ходе боевых действий. И с молчаливого согласия вышестоящего командования часто использовался в звене полк — дивизия — корпус. Есть немало случаев, когда не гнушались им и на уровне фронтов. Этот метод был хорош своей универсальностью. Им можно было оправдывать как собственные ошибки, так и просчеты того же вышестоящего руководства. Ибо командиры корпусов, дивизий или армий в большинстве случаев прекрасно владели ситуацией и знали истинные причины происшествий и без этих докладов, а если не знали, то недолго. Скрыть что–либо в той системе было практически невозможно. Особые и политотделы рано или поздно обязательно доносили. Однако таков был порядок: необходимо доложить, объяснить, вот и писали разного рода выдумки, да в таком количестве, что почти всю документацию «наверх» сами же эти офицеры и генералы называли между собой не иначе как «брехней». На более высоком уровне подобные вещи делались в том числе и с расчетом «на историю» для тех, кто ее будет писать. Поэтому сегодня, по истечении более чем полувека после тех событий, чтобы разобраться в ходе боя, не говоря о причинах просчетов или побед, необходимо перелопатить горы этой «клюквы», сравнить и проанализировать сотни документов. Работа не на один год. Материалы же комиссий по расследованию крупных поражений или высоких потерь по сей день находятся на секретном хранении. Они не были идеальны, но врать было опасно, хотя случалось. Лишь работая с подлинными боевыми документами и разбираясь в сути происходившего в те страшные годы для нашей страны, можно по достоинству оценить в том числе и «дальновидность» людей той эпохи.

В течение 5 июля на всем участке обороны 6-й гв. А немцы [347] имели абсолютное численное превосходство в танках. Всего в двух танковых корпусах 4 ТА на обояньском направлении немцы сосредоточили 1266 танков и штурмовых орудий (с учетом 911-го батальона штурмовых орудий). Из этого числа три дивизии 48-го тк на 4 июля располагали 527 танками всех марок и 147 штурмовыми орудиями. В то же время 6-я гв. А располагала лишь двумя танковыми полками, одним сап и одной бригадой НПП. Поэтому соотношение сил в этом ударном роде войск было в пользу врага.

Однако это не помогло с ходу прорвать оборону гвардейской армии генерала И. М. Чистякова. Даже после переброски танков наступление «Великой Германии» продолжало развиваться очень медленно. Дивизия неоднократно доносила в штаб корпуса, что ее части находятся под сильным огнем тяжелой русской артиллерии. Гаубичные расчеты 138-го гв. ап 67-й гв. сд и 33-й отпабр вели непрерывный и, как отмечали немцы, очень точный заградительный огонь. Поэтому пехота гренадерского полка, двигавшаяся за танковой группой, несколько раз отсекалась огнем нашей артиллерии и прижималась к земле, а без поддержки пехоты экипажи танков действовали неуверенно. Кроме того, над районом западнее, южнее и юго–восточнее села стояла пелена из поднятой в воздух пыли и дыма от горящей техники и разрывов реактивных снарядов «катюш». Это заметно снижало видимость и мешало наблюдению за полем боя. Вместе с тем противнику постоянно приходилось отражать фланговые контратаки из Черкасского нашей пехоты при поддержке отдельных танков.

Основная тяжесть борьбы с немецкой бронетехникой легла на артиллерийские расчеты, инженерные подразделения и, конечно же, в первую очередь на личный состав стрелковых полков.

И. М. Чистяков вспоминал:

«Со мной на передовом наблюдательном пункте был заместитель командующего фронтом генерал армии И. Р. Апанасенко. Посмотрел он на небо, на землю и спросил:

— Иван Михайлович, ты, как командующий, разберешься в этой мгле?

Действительно, когда смотришь на весь этот ад — кругом вспышки, взрывы, вся земля поднялась в воздух, — невольно думаешь: а найдется ли сила, чтобы остановить, сломать эту лавину надвигающейся брони? Как же тут выстоять человеку?

Я ответил Апанасенко:

— Сейчас трудно разобраться, но я знаю, что у нас все хорошо подготовлено для отражения этого удара.

Посмотрел он на меня, вздохнул:

— Эх, Иван Михайлович, то ли дело было воевать в Гражданскую [348] войну. Одними только шашками страху нагоняли! Выдержит ли сейчас твоя гвардия? — Спросил и сам ответил: — Выдержит, выдержит, армия у тебя хорошая.

Я тоже стоял и все думал: если и были утром на этом месте птицы, их и то наверняка всех уничтожили. Живого места, казалось, нет на земле. Но я знал, что войска хорошо закопаны, должны, должны выдержать этот первый и самый страшный напор! «{286}