Куртизанка и джентльмен
Шрифт:
– Видимо, он об этом догадывается. Если дело дойдет до дуэли, я с радостью выступлю в роли твоего секунданта.
В глубине камина, похожие на падающие звезды, рассыпаясь и исчезая в золе, метались искры.
– Спасибо тебе. В любом случае с меня довольно, мне надоело, словно бездомному бродяге, тайком пробираться по окольным дорогам.
– Однако он не может не понимать, что Миракл расскажет тебе о том, что произошло на яхте.
– И это делает его вдвойне опасным. Ему позарез нужно найти то, что, по его
– Как и тебя?
– Это будет зависеть от того, как он воспринимает мои отношения с Миракл. Если бы нас с ней ничего не связывало, Хэнли постарался бы объединиться со мной против куртизанки, просто из джентльменской солидарности, хотя ненавидит меня лютой ненавистью. Он может предположить, что она мое временное увлечение, и я скорее брошу ее, чем позволю втянуть себя в скандал.
– И каково же твое настоящее отношение к Миракл? – поинтересовался Гай.
– Не твоего ума дело, черт возьми.
– Согласен. Ты выше меня по положению и при этом на пять лет старше. – Глухо топая сапогами по ковру, Гай через всю комнату направился обратно. – Мы с тобой никогда не были особенно близки, не так ли? И все же еще мальчишкой я восхищался каждым твоим жестом и стремился быть похожим на тебя.
– Боже милостивый! Ты не шутишь? – Райдер расхохотался. – Ты не можешь себе представить, как я завидовал вам с Джеком. Вы оба с самого рождения не в пример мне наслаждались полной свободой.
– Да, это так, – сказал Гай. – Но еще больше мы завидовали твоей власти.
– В чужих руках ломоть велик.
Гай пристально смотрел на огонь, словно что-то обдумывая.
– И все-таки надо спешить, – проговорил наконец он. – Я, видишь ли, беспокоюсь о Миракл. Твои сердечные дела меня не касаются, но – как ты сам только что сказал – твои намерения по отношению к ней важны для того, чтобы представить себе ситуацию с Хэнли.
Райдер подлил себе кофе, на сей раз без бренди.
– Ты тоже его не любишь?
– Мы не враждовали, но он всегда напоминал мне змею. Я сказал Миракл…
– Продолжай, – сказал Райдер, с трудом сохраняя самообладание. – И что же ты сказал Миракл?
Гай упал в кресло и поднял глаза на Райдера. Он ясно сознавал, какие выводы можно будет сделать из его слов.
– Когда несколько месяцев назад Хэнли предложил ей карт-бланш, предлагая стать его содержанкой, я предостерегал ее, чтобы не связывалась с ним.
В чужих руках велик не только ломоть. Райдер подавил в себе постыдный порыв задушить своего чрезмерно красивого кузена.
– Значит, вы были близки не так давно?
– Не в том смысле, как ты думаешь. Мы друзья, только и всего.
Райдер вернул чашку на поднос, не поддавшись искушению наполнить ее напитком покрепче. Ни к чему отуплять свою усталую голову дополнительной порцией бренди.
– Быть может, мы с тобой никогда не были по-настоящему близки, – сказал он. – Но все равно ты мой кузен и лучший друг Джека. И я никогда ни на миг не усомнился в твоей честности. Ты прав, мы должны поговорить о Миракл начистоту.
Гай устремил глаза в противоположный конец комнаты. Его профиль был, черт возьми, так же по-ангельски чист, как и у Джека.
– Кое-какие обстоятельства нашей встречи я могу тебе рассказать. Что до всего остального, не знаю. Половина истории принадлежит ей. Возможно, она не захочет, чтобы о ней стало известно кому-либо еще.
– Не все так просто, – сказал Райдер. – Я тоже предпочел бы о многом умолчать, что касается ее отношений со мной. Однако на карту поставлена ее жизнь. Хэнли может в любое время донести на нее за убийство. Сейчас нам лучше преодолеть собственную неловкость и ради ее спасения сообщить друг другу все, как есть на самом деле. Ничто из сказанного, разумеется, не выйдет за пределы этой комнаты.
– Хорошо, – согласился Гай. – Что ж, пожалуй, начну. Ты, верно, знаешь, что она не леди по рождению? Что она тебе рассказывала о своем воспитании?
– Не много. Сказала, что в шестилетнем возрасте была определена ученицей на хлопкопрядильную фабрику.
Гай, подняв голову, встретился с Райдером взглядом.
– Ты когда-нибудь бывал в подобных заведениях? Здесь, в Дербишире, фабрики – гордость и отрада нашей расцветающей промышленности. Ученики как следует накормлены и одеты, по воскресеньям посещают церковь. Хотя у детей рабочий день длится чрезмерно долго. Машины не останавливаются по пустякам даже в том случае, если ребенок, заснув на рабочем месте, лишается глаза, руки или жизни.
– Мне казалось, что на многих новых фабриках служба социального попечения организована образцово, разве не так?
– Так. Но для ребенка, лишенного даже самых минимальных условий нормальной жизни, семьи и материнской любви, это тяжелое существование. Так прошли пять лет ее детства: она спала на соломе вместе с сиротами в детском работном доме, трудилась долгие часы на фабрике, а каждую свободную минуту использовала для шитья и починки одежды.
– Но она не была сиротой, – сказал Райдер. – Не была. Однако отец отдал ее в ученицы.
– Он продал ее?
– Если угодно. С тех пор она больше его не видела. Кроме посещения церкви и работы, несколько часов в неделю с детьми занимались. Подмастерьев учили грамоте, чтобы из них выросли достойные христиане и более полезные рабочие.
– А для ребенка это уже ступень вверх по сравнению с обитателями работного дома и даже с семьей крестьянина-середняка.
Огонь в камине погас, угли рассыпались в пепел. Словно запутавшись в сетях безнадежности, мужчины не обращали внимания на негромкий стук.