Кусака

МакКаммон Роберт Рик

Но он знал, что рано или поздно попадется и еще что-нибудь. Проводить экзамены среди рабочих-переселенцев было бы, честно говоря, не так уж плохо — но переезды отнимали бы уйму времени. Весь прошлый год Тома денно и нощно глодало воспоминание обо всех учениках, прошедших через его класс общественных наук — их были сотни, от рыжеволосых сынов Америки до меднокожих мексиканцев и ребят-апачей с глазами, похожими на пулевые отверстия. Сотни: обреченный на гибель товар, проходящий по бесплодным землям уже искореженными колеями. Том проверял — за одиннадцать лет, когда в каждом старшем классе училось в среднем от семидесяти до восьмидесяти ребят, только триста

шесть из них были зачислены первокурсниками в колледж штата или технический колледж. Остальные просто уехали или пустили корни в Инферно, чтобы работать на руднике, пропивать получку и растить полный дом детей, которые, вероятно, повторят судьбу родителей. Только рудника теперь не было, а тяга к наркотикам и преступлениям больших городов усилилась. Усилилась даже в Инферно. Одиннадцать лет перед Томом проходили и исчезали лица: мальчики со шрамами от ножа, татуировками и натужным смехом, девочки с испуганными глазами, с обкусанными ногтями и с животами, в которых уже росли, тайно шевелясь, младенцы.

Одиннадцать лет, и сегодня наступил последний день. После того, как старшеклассники выйдут с последнего урока, все закончится. Вот что преследовало Тома день за днем: сознание того, что вспомнить он может, наверное, человек пятнадцать ребят, избавившихся от Великой Жареной Пустоты. Так прозвали пустыню между Инферно и мексиканской границей, но Том знал, что еще это — состояние духа. Великая Жареная Пустота была способна высосать из черепа подростка мозг, заменив наркотическим дымом, могла выжечь честолюбие и иссушить надежду. Вот что буквально убивало Тома: он сражался с Великой Жареной Пустотой одиннадцать лет, но она неизменно побеждала.

Джесси продолжала массаж, но мышцы Тома были напряжены. Она знала, что проносилось у него в голове. То самое, что медленно сжигало его дух, превращая в золу.

Том неподвижно смотрел на пламенеющие на стене полосы. «Было бы у меня еще три месяца. Только три!» Он вдруг увидел потрясающую картину того дня, когда они с Джесси закончили Техасский университет и вышли в поток солнечного света, готовые потягаться со всем миром. Казалось, с тех пор прошло столетие. В последнее время Том много думал о Роберто Пересе; лицо мальчика не шло у него из головы, и он знал, почему.

— Роберто Перес, — сказал он. — Помнишь, я говорил про него?

— По-моему, да.

— Он учился у меня в выпускном классе шесть лет назад. Он жил на Окраине, и отметки у него были не очень высокими, но он задавал вопросы. Он хотел знать. Но сдерживался, чтобы не написать контрольную слишком хорошо, потому что это было бы проявлением заинтересованности. — Снова появилась горькая улыбка. — В тот день, когда Роберто закончил школу, его поджидал Мэк Кейд. Я видел, как он сел в мерседес Кейда. Они уехали. Потом брат Роберт о рассказал мне, что Кейд нашел парнишке работу в Хаустоне. Хорошие деньги, но что за работа — не вполне понятно. Однажды брат Роберто пришел ко мне и сказал, что я должен знать: Роберто прикончили в Хаустонском мотеле. Неудачная продажа кокаина. Он получил в живот заряд из обоих стволов дробовика. Но Кейда семья Пересов не винила. О нет. Роберто посылал домой уйму денег. Кейд подарил мистеру Пересу новый бьюик. Иногда после школы я проезжаю мимо дома Пересов; бьюик стоит перед домом во дворе, на бетонных блоках.

Том резко поднялся, прошел к окну и снова раздернул занавески. Он чувствовал, как набирает силу жара за стенами дома и дрожит, поднимаясь от песка и бетона, разогретый воздух.

— На последнем уроке у меня будет класс,

в котором есть двое ребят, напоминающих мне Переса. На контрольной оба ни разу не получали больше тройки с минусом, но я же вижу их лица. Они слушают; что-то откладывается. Но оба делают ровно столько, сколько надо, чтобы не вылететь из школы. Ты, вероятно, знаешь их: это Локетт и Хурадо. — Он взглянул на жену.

Джесси, уже слышавшая от Тома эти фамилии, кивнула.

— Ни тот, ни другой не стали держать экзамены в колледж, — продолжил Том. — Когда я предложил им это, Хурадо расхохотался мне в лицо, а Локетт посмотрел на меня так, словно я вывалился из собачьей задницы. Но, видишь ли, завтра они учатся последний день. Кейд будет их ждать. Я знаю.

— Ты сделал, что мог, — сказала Джесси. — Теперь это их дело.

— Правильно. — Он постоял в обрамлении малинового света, словно на фоне домны. — Этот город, — тихо проговорил он. — Этот проклятый, Богом забытый город. Здесь ничто не может расти. Господь свидетель, я начинаю верить, что здесь от ветеринара больше толку, чем от учителя.

Джесси попыталась улыбнуться, но не слишком успешно.

— Ты занимайся своими скотами, а я займусь своими.

— Угу. — Изобразив бледную улыбку, Том вернулся к кровати, обхватил затылок Джесси ладонью, так, что пальцы утонули в темно-каштановых коротко подстриженных волосах, и поцеловал жену в лоб. — Я люблю тебя, док. — Он прижался к ней щекой. — Спасибо, что выслушала.

— Это я тебя люблю, — ответила она и обняла его. Так они сидели, пока Джесси через минуту не сказала: — Глазунья?

— Ага! — Он выпрямился. Лицо было уже не таким напряженным, но глаза еще оставались тревожными, и Джесси знала, что, каким бы хорошим учителем Том ни был, о себе он думал как о неудачнике. — Думаю, она уже и изжарилась, и остыла. Пошли, примемся за нее!

Джесси выбралась из кровати и пошла за мужем через короткий коридор на кухню. Там под потолком тоже крутился вентилятор, а шторы на окнах, выходивших на запад, Том задернул. Свет в той стороне еще отливал лиловым, но небо над Качалкой становилось все голубее. Том уже давно наполнил четыре тарелки беконом, яичницей (сегодня болтуньей, а не глазуньей) и тостами. Тарелки ждали на маленьком круглом столике в углу.

— Пошли, засони! — крикнул Том в сторону детской, и Рэй откликнулся лишенным энтузиазма хрюканьем.

Джесси подошла к холодильнику и буквально бухнула молоко в свой могучий кофе, а Том тем временем включил радио, чтобы поймать Форт Стоктон, передающий в половине седьмого новости. В кухню вприпрыжку вбежала Стиви.

— Мама, сегодня лошадкин день! — сказала она. — Мы поедем к Душистому Горошку!

— Конечно, поедем. — Джесси изумляло, как можно с утра быть такой энергичной, даже если тебе всего шесть. Она налила Стиви стакан апельсинового сока, а девчушка, одетая в ночную рубашку с надписью «Техасский университет», взобралась на стул. Она уселась на самый краешек, болтая ногами и жуя тост. — Как спалось?

— Хорошо. Можно мне сегодня покататься на Душистом Горошке?

— Может быть. Посмотрим, что скажет мистер Лукас. — Джесси уже запланировала съездить к Лукасам, которые жили шестью милями западнее Инферно, и устроить тщательный осмотр их золотистому паломино по имени Душистый Горошек. Душистый Горошек был деликатным животным, Тайлер Лукас и его жена Бесси вырастили его из жеребенка, и Джесси знала, как Стиви ждет поездки.

— Ешь завтрак, ковбойша, — сказал Том. — Чтобы усидеть на диком коне, надо быть сильной.