Кутузов

Однажды после выступления на научной конференции автора этой книги спросили: какую книгу о Кутузове вы считаете лучшей? На первый взгляд простейший для исследователя, десятилетиями занимавшегося темой Наполеоновских войн, вопрос в то время вызвал замешательство. Ни одно возникшее в памяти жизнеописание великого полководца не вызывало чувства удовлетворения. Ответ был найден лишь после некоторого размышления: самая лучшая и полная книга о Кутузове, принимая во внимание «изощренный ум» полководца, который в один голос признавали за ним «недруги и други», могла выйти только из-под его пера.

Генерал-фельдмаршал светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов-Смоленский скончался «в сияньи славы, блеске почестей», но ему в отличие от его далеко не беспристрастных оппонентов не было отпущено время на создание мемуаров. Поэтому каждый, кто интересуется биографией Кутузова, должен постоянно помнить о том, что у него нет под рукой самого главного источника для создания «сбалансированного» научного знания о тех далеких событиях — рассказа о них самого М. И. Кутузова с учетом мнений его оппонентов. К их числу следует причислить и императора Наполеона, который в течение нескольких лет в ссылке на острове Святой Елены диктовал приближенным свои мемуары. По выражению его падчерицы королевы Гортензии Богарне, император «с изощренным кокетством хорошего драматурга» «аранжировал свою жизнь, свою защиту и свою славу». Мы можем констатировать историографический факт: соратники Наполеона, которых он призывал поведать миру о подвигах, стояли горой за своего императора, создав внушительную апологию, в то время как ближайшие соратники М. И. Кутузова работали против его славы. Заметим, что речь здесь идет даже не о правдивости «самовидцев», а об их умении «аранжировать» события. По воспоминаниям современника, «природа и навык одарили его (Кутузова. — Л. И.) прекрасным языком, который восходил до высокого красноречия. В нем были счастливые обороты в мыслях и словах, и притом он умел сохранять всегда чудную прелесть лаконизма и игривость от шуточного до величественного. Можно сказать, что Кутузов не говорил, но играл языком: это был другой Моцарт или Россини, обвораживающий слух своим смычком». Если бы Михаил Илларионович прожил пятью годами дольше, то не приходится сомневаться в том, чей рассказ о военных событиях той эпохи получил бы в глазах потомков статус источника номер один.

Участник Отечественной войны 1812 года, впоследствии известный военный писатель-публицист И. П. Липранди, смущавший своими критическими замечаниями знаменитых историков Д. П. Бутурлина, А. И. Михайловского-Данилевского, М. И. Богдановича, в середине XIX столетия получил исключительную возможность ознакомиться с семейной перепиской Михаила Илларионовича. Это произвело на весьма недоверчивого к «патриотическим легендам» и «вымышленным сказаниям» И. П. Липранди такое разительное впечатление, что он направил внуку полководца Ф. К. Опочинину письмо: «Приношу душевную благодарность за доставление мне случая узнать князя так, как некоторые из приближенных к нему знали его; сознаюсь, что относительно душевных качеств его, далеко не разделял из сознания, а принадлежал к большинству — совершенно различного мнения. <…> Из возвращаемых же писем он весь нараспашку, в самых интимных сношениях, и я такого мнения, что собранные все эти письма в хронологическом порядке пролили бы большой свет на лучшую эпопею нашей отечественной истории». Это письмо было опубликовано вместе с архивом князя М. И. Голенищева-Кутузова-Смоленского (1745–1813) в нескольких журналах «Русская старина». К сожалению, в историографии эти письма использовались в кратких отрывках; причем историков интересовало то, что относилось к военным событиям, а не к личности самого фельдмаршала. В том, что касается личности, в последнее время появилось много нелицеприятных отзывов, которые, к сожалению, основаны на домыслах при полном игнорировании источников. Для их авторов Кутузов существует вне времени, в котором он жил, вне сложных взаимоотношений с людьми. Что может быть справедливее слов П. А. Вяземского, предостерегавшего от опрометчивых выговоров прошлому: «Вообще наши убеждения, критики, порицания, наши мнения, понятия, взгляды лишены способности отрекаться, хотя условно, от настоящего дня, от мимотекущего часа. Мы не умеем переноситься в другое, несколько отдаленное время; мы не умеем мысленно переселяться в другую среду и в другие отжившие лица. Мы не к ним возвращаемся, как бы следовало, когда судили их. Мы насильственно притягиваем их к себе к своему письменному столу, и тут делаем над ними расправу».

Факты из жизни Кутузова приноравливаются к современным понятиям, а не к малознакомым нормам и правилам теперь уже такого далекого XVIII столетия В большинстве биографий полководца главное внимание уделяется событиям Наполеоновских войн в Европе. Но ведь это всего лишь последние десять лет жизни Михаила Илларионовича из шестидесяти семи. Один из современных исследователей справедливо заметил, что при создании научного труда о прошлом важно учитывать отношение автора к дворянскому сословию, речевую культуру писавшего и уровень его общей культуры. От себя заметим, что все перечисленное чрезвычайно важно при составлении жизнеописания М. И. Кутузова, сформировавшегося в царствование Елизаветы и Екатерины II, унаследовав черты сословия, к которому он принадлежал. Нельзя забывать, что речь идет об особой «субкультуре», понять которую современному человеку, далеко отстоящему от той эпохи, сложно. Современник рассуждал по поводу жизнеописания нашего героя: «Все то, что относится к великим людям, по большей части тогда только возбуждает общее любопытство, когда они уже делаются великими: вот отчего многие подробности о прежней их жизни почти вовсе пропадают». В наши дни из биографии Кутузова действительно многое «пропало», но много появилось такого, что не подтверждается источниками. Так, один автор полагает, что из масонской солидарности Кутузов сдал Москву Наполеону и дал ему возможность избежать пленения. Автор даже не посчитал нужным комментировать сведения про «масонский след»: для Кутузова это увлечение юности, модное в тех кругах, к которым он принадлежал, закончилось с запрещением масонской деятельности в России Екатериной II, чье слово значило для него больше, чем все премудрости «братьев-каменщиков». В противном случае он бы посоветовал Наполеону ни в коем случае не вступать в Москву и конечно же не оставил бы его без армии, что предрешило гибель Наполеоновской империи. Даже из беглого прочтения документов становится заметным одно из главных качеств М. И. Кутузова — человеколюбие, которое, как явствует из его официальной и частной переписки, он считал обязательной нормой поведения. Забота о слабых, больных и раненых прослеживается по документам и проходит рефреном через всю его жизнь, и надо же такому случиться, что именно этого полководца в погоне за сенсацией на рубеже XX–XXI веков историки обвинили в преступном равнодушии к воинам, раненным в Бородинском сражении! Однако строгий историк с секуляризованным сознанием современного человека не принимает во внимание, что Кутузов был очень богобоязненным человеком. Конечно, в его жизни случалось многое: он недолюбливал соперников по службе (впрочем, как и все его соратники), увлекался прекрасным полом (опять же, как почти все его соратники), был хитер, скрытен и даже двуличен, имел карточные долги, но к вопросам жизни и смерти, как любой верующий человек, он относился очень серьезно. Суда Божьего он боялся более, чем суда потомства, поэтому аналогии с сюжетами из Второй мировой войны в его случае не историчны.

Нас особенно волновали личность Кутузова, его взгляды на военное искусство, стратегию и тактику, сформировавшиеся задолго до революции во Франции, которые полководец корректировал, изменял, приводил в соответствие с обстоятельствами места и времени. Он одним из первых заметил, что все существовавшие в Европе системы ведения войн были рассчитаны главным образом на европейский театр военных действий. Вопрос о роли сражения в общем «концепте» войны всегда решался им в соответствии с политическими целями, которые преследовались в ходе военных действий. Стратегическое наступление Наполеона, активный поиск сражения как кратчайшего пути к миру оправдывали себя в определенных условиях: в Европе он достигал быстрого результата на ограниченных территориях, загнав неприятеля либо к реке, либо к горному перевалу, либо к границе соседнего государства. В России, где, по словам К. Клаузевица, «можно было играть с противником в прятки», эта система не «сработала». Факторы территории и климата занимали в стратегии Кутузова ведущее место. Парадоксально, но армия Наполеона была уничтожена Светлейшим (так, с большой буквы, будем писать его титул) по тем же правилам, которые он использовал в войне против турок на дунайском театре военных действий, погубив армию великого визиря под Слободзеей, — «кто не спрятался до зимы — тот и пропал».

Как справедливо заметили современные издатели военно-теоретического наследия М. И. Кутузова: «Великие испытания требуют великих исполнителей. Чтобы победить Наполеона, мало было мужества, храбрости, опыта, таланта, терпения и удачи. Нужно было превзойти его в человеческом измерении. И Кутузов справился с этой задачей, оставаясь самим собою: и без Наполеона он был великим человеком». Автора представленной книги также больше всего интересовало «человеческое измерение» героя.

Многие ли из нас знают историю своих предков и до какого колена могут ее проследить, обратившись из сегодняшнего дня в глубь веков? Дай бог, если удастся довести свою родословную до прадедов, ответив на простейшие вопросы: как их звали, откуда были родом, на ком женились и чем занимались по жизни? «Это было характерно для всей исторической науки недавнего прошлого: не заострять внимания на том, какого ты роду и племени» 1. Особенность среднестатистического россиянина наших дней — отсутствие интереса к этим, как кажется, малозначительным подробностям. Для среднестатистического дворянина рубежа XVIII–XIX веков сведения о родственниках — основа бытия. Чем древнее родословное древо, чем крепче его ветви, тем увереннее и прочнее он вступал в жизнь, встречая радости и преодолевая невзгоды, потому что ощущал себя очередным звеном в длинной цепи, именуемой родом. Предками гордились или стыдились их старались им подражать или избежать их ошибок. Главное же заключалось в том, что о них помнили. Вероятно, поэтому отпрыски дворянских фамилий так смело вступали во взрослую жизнь: они очень рано самоидентифицировались. Взглянуть на свое родословное древо — все равно что в наши дни для многих прочитать гороскоп.

Когда к Кутузову обратились за материалами для биографии, то он ответил на этот запрос в традициях аристократического воспитания. «Что же касается биографий, то должен Вам сказать, милостивый государь, — писал М. И. Кутузов Августу Коцебу, — что моя скромность постоянно препятствовала мне подумать о своей, поскольку я никогда не ожидал какой-либо степени известности. Тем не менее, чтобы удовлетворить Вашу настойчивость, я попытаюсь собрать воедино кое-какие материалы, ускользнувшие из моей памяти, и не премину переслать их Вам, уверенный, что русский Плутарх, желая обессмертить деяния моих соотечественников, обессмертит и себя в этом новом роде своей деятельности» 2. Причем в сознании Кутузова его биография начиналась, естественно, с предков, с сообщения о том «какого он роду-племени». В сознании религиозного человека предки не были каким-то безликим и отвлеченным понятием: он неизбежно должен был предстать перед ними в мире ином, а они как бы наблюдали за его земным поприщем.

В городе Вильне в те дни, когда победоносная кампания 1812 года пришла к блистательному для нашего героя завершению, светлейший князь «Михайло Ларивонович» Голенищев-Кутузов-Смоленский «однажды воскликнул у себя за обедом, когда произнесли тост победителю: „Ах, не все сделано! Если бы не адмирал (П. В. Чичагов. — Л. И.), то простой псковский дворянин сказал бы: Европа, дыши свободно!“». Что олицетворял в понятиях Кутузова образ «простого псковского дворянина»? Что означал этот, по нашим понятиям, местный патриотизм? Почему для полководца в те славные мгновения так важна была связь с губернией, куда он если и наведывался в зрелом возрасте, то довольно редко? Вероятно, он ощущал связь со своими многочисленными предками, издавна поселившимися в Псковской губернии, один из которых носил прозвище «Схватившийся за рукоять меча». Как тут не вспомнить эпизод фильма «Формула любви», действие которого происходит в XVIII веке: юный герой-дворянин задает вопрос своей тетке: «В чем смысл жизни?» — и тут же получает ответ: «А это зависит от того, в какой губернии человек живет. В Курской губернии смысл жизни один, а в Смоленской — другой…»

У потомственных псковских дворян действительно на протяжении долгих веков был свой особый смысл жизни. После объединения восточных славян в единое государство, Киевскую Русь, Псков стал одной из главных крепостей на западном рубеже страны. И хотя при начале феодальной раздробленности Псков входил в состав Новгородской вечевой республики, которая посылала в Псков своих бояр на должность посадников, в городе было и собственное вече. Новгород позволял псковичам самостоятельно решать вопросы обороны, расширять собственную крепость, иметь собственные пригороды. Нашествие немецких крестоносцев в XIII веке было тяжелым испытанием для всей Руси. К тому времени рыцари-тевтоны завоевали Прибалтику и готовились к захвату русских земель. Время для этого было подходящим: на востоке полчища татар разрушали города, превращая в прах целые княжества. Лишь небольшая часть русской земли вокруг Новгорода, Пскова, Полоцка и Смоленска оставалась свободной. Объявив крестовый поход на Русь, рыцари в 1240 году в очередной раз подступили к Пскову. Целую неделю они штурмовали город, выжгли окрестности, но псковичи отбили все приступы, и только предательство одного из бояр позволило крестоносцам ворваться в крепость. Однако многие псковичи бежали в войско Александра Невского. Князь Александр Ярославич неожиданно появился со своими отрядами под Псковом, освободив город «изгоном». Псковские отряды участвовали и в знаменитом Ледовом побоище, где немецкие рыцари были наголову разгромлены, однако и на этом противостояние не закончилось Согласно сведениям «Общего гербовника», именно в это время появился на Руси предок Кутузова. Этот род принадлежит к одному из древнейших дворянских родов России. Он происходил от «мужа честна Гавриила», выехавшего к князю Александру Невскому «из Прус». Один из первых биографов М. И. Кутузова Ф. Синельников в 1814 году сообщал: «Гавриил помещен был в число воевод и бояр <…> и участвовал с ним (с Александром Невским) в знаменитой победе, которая <…> одержана была им над шведами неподалеку от речки Ижоры». На основании этого факта возникло предание, будто великий русский полководец имел общего предка с великим русским поэтом А. С. Пушкиным. В этой версии слились в одно лицо вышеупомянутый «честный муж Гавриил», прародитель М. И. Кутузова, и герой Невской битвы Гаврила Олексич, также входивший в число соратников Александра Невского. Вычертив и сопоставив схемы первых семи колен основоположников родов Голенищевых-Кутузовых и Пушкиных, исследователь Ю. Н. Гуляев доказал, что в лице двух Гавриилов мы имеем совершенно разных людей, не состоявших друг с другом в родстве. Он же обнаружил в архивных документах подробности о том, что первоначально «честного мужа» звали «именем Гатуша», а имя Гавриил он получил «во святом крещении» 3. Из Пруссии же он въехал в 1263 году, избегая раздоров и несогласий, рождавшихся в то время от крестоносцев, возвращавшихся из Иерусалима. Как бы то ни было, Гавриил прибыл в русские земли не один. Согласно разысканиям историков, в том году «убит в Литве Миндовг, великий князь Литовский, по сказанию Длугоша племянником своим Тройнатом, а по Воскресенской летописи — Герденом, а по Псковской — Домантом (Довмонтом). От сего произошли междуусобия в Литве. Миндовгов сын Войшелк мстил за смерть отца побиением весьма многих, и литовцы разбегались из отечества в разные стороны». Причем именно в том году Святослав Ярославич, княживший в Пскове, принял в подданство 300 литовских семей и крестил их. Не среди них ли был предок Михаила Илларионовича? Впрочем, Ф. Синельников уточнял, что «род Кутузовых происходил от славяноруссов, обитавших по ту сторону реки Висла, где сейчас Пруссия». В 1266 году Довмонт был «принят князем во Пскове»; при нем была основана первая во Пскове каменная крепость ниже собора, «названная Довмонтовой стеной». Чего только не случилось за годы его правления! В тот же самый год Довмонт «ходил со псковичами на Литву». В 1268 году князь создал церковь Святого Мученика Тимофея Газского, имя которого он получил в крещении. В знаменитом походе 1268 года псковский отряд в составе большого войска выступил к городу Раковору. Командовал объединенными русскими силами сын Александра Невского — Дмитрий (вероятно, и здесь не обошлось без предков М. И. Кутузова). Под Раковором рыцари потерпели поражение, и только темнота ночи спасла их войско от полного уничтожения. В 1269 году опять «напали нечаянно лифляндские рыцари на Псковскую область, выжгли сперва Изборск, а потом и около Пскова посад, стояли 10 дней и потом перемирие заключили», и князь Довмонт «создал церковь во имя Великомученика Георгия». В 1272 году, однако, «напали рыцари, в числе 18000, пришедшие сухим путем и водою, под предводительством орденмейстера Оттона фон Роденштейна открытою войною на Псковские области, но прогнаны. Они возвратились ко Пскову с большею силою и вторично разбиты и преследованы Довмонтом в их владения. <..> Князь Довмонт построил церковь Святого Феодора Стратилата». Довмонт княжил в Пскове до конца XIII века, при нем Псков стал независимым от Новгорода, а вместо деревянных стен были возведены каменные. Псковские каменщики всегда славились на Руси особо. В городе среди других ремесленников они занимали особое место: их по праву называли «мужами», как и воинов, потому что от них в неменьшей степени зависела безопасность западных рубежей. Чем труднее становилось положение Псковской земли, тем больше надежд возлагали псковичи на Москву. Они откликнулись на зов князя Дмитрия Ивановича (Донского), собиравшего войско против татар, и направили свои отряды в Коломну. «Ходили псковичи с князем своим Андреем Олгердовичем в помощь великому князю Дмитрию Ивановичу на татар к Дону». В Куликовской битве они дрались на правом фланге и стойко выдержали натиск татарской конницы. Выбирая между Новгородом и Москвой, Псков стал на сторону последней, тем более что с новгородцами возникало немало недоразумений. Так, в 1392 году «новгородцы и псковичи порознь заключили мир с лифляндцами, а между собою были в ссоре». В том же году «по явлению иконы Успения Богородицы в погосте Михайлове Холмского уезда во имя ее основана церковь на самом месте ее явления».